История русской торговли и промышленности
Шрифт:
Однородное предложение находим в латинской грамоте 1268 г. Укравший что-либо у немца в пути судится тиуном Ижорской области или Новгорода, в зависимости от того, где кража совершена; если же последний в течение двух дней не явится, то немецкие купцы имеют право прибегнуть к самопомощи, сами судить виновного, и это не должно быть им поставлено в вину, т.е. не должно последовать никаких репрессалий за самоуправство. Ганза, следовательно, добивается здесь тех же прав, которые ей были предоставлены в других местах, желает избежать волокиты в рассмотрении жалоб немецких купцов. Однако, как указывает И. Е. Андреевский, новгородцы не могли предоставить немецким гостям право судить преступника из русских, если не являлся тиун [7] . Поэтому в договоре 1269 г. просто говорится, что вора следует везти в Альдаген (Ладогу) или Новгород, смотря по тому, в какой части пути будет учинена кража, но о суде купцов ничего не упоминается. Нет в договоре и тех наказаний, которые налагаются в латинской грамоте за воровство. В последней установлено за маловажное воровство две гривны кун, за большее — наказание розгами и клеймение на щеке или 10 гривен серебра, за очень крупное — смертная
7
Андреевский.О договоре Новгорода с немецкими городами и Готландом, заключенном в 1270 г. С. 13. К этому он прибавляет: если бы тиун не явился, то можно было прибегнуть к другому средству, которое и найдено в договоре, везти такого преступника в суд, законами новгородскими устроенный, либо в Ладогу, либо в Новгород. Но, по-видимому, именно об этом и говорится в грамоте, когда речь идет о тиуне, и только предусматривается случай отсутствия его в течение двух дней.
Другую группу постановлений составляют те статьи договора 1269 г., которые касаются немецких подворьев в Новгороде. Впрочем, таких статей весьма немного, гораздо больше их содержит латинская грамота 1268 г. Для своего гостиного двора немцы устанавливали особые правила, именуемые «скра», которыми определялся порядок разбирательства споров между немцами, наказания их за преступления, как и условия пользования двором и ведения торговых операций [8] . О немецких подворьях упоминается уже в договоре 1259 г. (ст. 5) — «а которых треие дворць впросили ваша братья поели, а тех ся несмы отстоупили по своиеи воли». Новгородский князь (Александр Невский) заявляет, что он великодушно отдал немцам просимые дворы, но надо думать, что они пользовались этими дворами уже раньше и это было лишь подтверждением прежнего обычая. С этими дворами, как всегда с подворьями иноземных купцов (фондако на Востоке), были соединены церкви, в данном случае католические, в которых, как наиболее безопасных местах, хранились нередко товары. Между тем новгородская летопись сообщает, что уже в 1152 г. сгорела «варяжская церковь», а в 1217 г. по той же летописи, при новом пожаре ее, сгорело большое количество товаров. Так что, по-видимому, подворье существовало уже в половине XII ст. В грамоте 1268 г. (ст. 9) немцы требуют признания за ними со стороны Новгорода права самоуправления — немецкий и готский дворы должны быть свободны и новгородцы не могут вмешиваться в постановления, касающиеся людей или товаров, вопросов купли-продажи. Дворы должны пользоваться свободой и в том смысле, что скрывшегося во дворе преступника никто не обязан выдавать. Эти положения, по-видимому, не были полностью признаны Новгородом — он всегда требовал выдачи бежавших туда преступников, как и вмешивался в различные дела подворьев. Что же касается разбора тяжб и иных столкновений между немцами, то смоленские договоры 1229 и 1250 гг. предоставляют им в этом отношении полную свободу; возможно, что и Новгород стоял на этой точке зрения.
8
См. ниже, гл. V.
Далее, между дворами немецкими на улице не должна быть терпима «неистовая забава, в коей люди бьются трекольем, дабы русские и гости не имели повода к ссорам». Речь идет, по-видимому, о старинных обычаях, сохранившихся на Руси еще с языческих времен и выражавшихся в разного рода игрищах, соединенных с драками, которые нередко кончались убийствами. И это постановление в договор не вошло. Но характерно, во всяком случае, что немцы требуют такого запрещения, чтобы избежать всяких возможных столкновений с новгородцами. Незначительное недоразумение могло ведь явиться исходной точкой для насилий, убийства и ограбления купцов и разрыва между Новгородом и Ганзой.
В связи с этим находится и другое требование немцев — не застраивать свободного пространства между немецкими дворами и двором Ярослава, как установлено, говорится в грамоте, князем Константином Всеволодовичем (в 1205-1207 гг.), а равно не занимать этих мест складами дров. Причина заключается отчасти в опасности пожаров при скученности построек или от загоревшихся дров, отчасти же вообще в желании отделить поселения немцев от новгородских жилищ и построек, создать своего рода свободную нейтральную черту между ними и устранить непосредственное соприкосновение. Как мы видим, не только немцы настаивали на этом, но еще раньше новгородским князем было издано такое распоряжение, на которое немцы ссылаются.
С этой точки зрения весьма существенной являлась ограда гостиного двора, которая отделяла поселение немцев от прочего Новгорода и устанавливала черту, где начиналась их фактория, куда доступ новгородцам был запрещен. Поэтому-то они придают большое значение устройству и сохранению ограды и праву ее чинить и обновлять в случае необходимости (в латинской грамоте 1268 г. ст. 13, 15). В ст. 13 договора 1269 г. установлена наказуемость на те случаи, когда кто-либо сломает ворота или ограду немецких дворов. В немецком проекте сломавший ворота или забор двора или пустивший в него стрелу или камень должен заплатить 10 гривен серебра — наказание высокое, такое же, какое полагается за убийство купца. Всякая порча ограды или ворот или бросанье стрелы или камня, будучи само по себе, быть может, преступлением небольшим, приобретает крупное значение, ибо является нарушением мира и неприкосновенности фактории. Новгородцы, однако, тут же (ст. 13 договора) прибавляют, что там, где выломана старая ограда, должна быть поставлена новая, но она не должна быть передвинута дальше, чтобы не было захвачено новое пространство. Новгородцы заботятся о том, чтобы немцы не расширяли своей территории.
Наконец, та же идея выражена в
9
Так переводит слова «репа publica punietur» Андреевский (с. 28), тогда как Гётц (с. 125) понимает их в смысле смертной казни, хотя он и признает, что русскому праву было известно убийство лишь на месте преступления, но не впоследствии, почему новгородцы и не согласились на это требование немцев.
Ряд статей договора 1269 г. (и латинской грамоты 1268 г.) дает нам картину того, как совершался транспорт немецких товаров в Новгород. Прежде всего мы узнаем (ст. 4), что ладьи, куда выгружались товары из морских кораблей для перевозки их по Волхову, нуждались в особых лоцманах, которые проводили их через пороги (существующие на Волхове и в настоящее время). Это должны быть «сильные и умелые люди», «добрые люди», в противном случае, как показывал опыт, ладьи застревали и гибли на порогах. Ладьи должны были транспортироваться на порогах «безостановочно», «немедленно», так как всегда возможно было нападение на суда. Бывали случаи, когда немцы подвергались ограблению «потому, что новгородцы не желали везти товаров в Новгород немедленно», как это было в начале XIV ст.
Во время поездки нередко ссоры и драки между немецкими купцами и русскими лодочниками. Договор (ст. 8) определяет, что если стороны вслед за этим примирятся, то на этом дело кончается, в противном же случае они должны явиться к судебному разбирательству перед тысяцким и новгородцами во двор св. Иоанна, где, как мы видели, вообще разбирались споры между немцами и новгородцами.
Спорным являлся вопрос относительно тех случаев, когда ладья потерпит аварию. Взгляды немцев и новгородцев на этот счет расходились. Конечно, и новгородцы не требовали, чтобы немецкий купец покрывал стоимость судна, но только они находили, что он должен уплатить полную наемную плату за ладью, и не только в том случае, если она потерпит крушение, будучи уже нагружена товарами, но и тогда, когда это произойдет на пути к месту погрузки. Они исходят, следовательно, из того, что договор найма действует уже со времен отхода судна из Новгорода. Немцы же заявляют, что они платить не должны, если ладья потерпела крушение, еще не будучи нагружена товарами; если же она уже приняла товар, то в случае аварии уплачивается только за пройденный с грузом путь. Кроме того, они не желали платить в случае несвоевременного прибытия ладьи к месту погрузки. В договоре получила выражение точка зрения новгородцев (ст. 7): если разобьется ладья, отправившаяся за товарами или нагруженная ими, то за ладью не должно платить, а за наем ее должно заплатить. Последнее понималось в смысле обязанности уплаты полностью за весь путь, хотя бы немецкий купец вовсе не воспользовался судном, ибо оно потерпело крушение, еще только отправившись из Новгорода за грузом. Это можно усмотреть из жалоб немцев от 1335 г. по поводу того, что новгородцы требуют «уплаты полностью за наем судов, погибших по дороге» {165} .
По прибытии судов в Новгород товары необходимо было перевезти на возах или перенести в гостиные дворы немецких купцов. Перевозчики товаров в Новгороде (ст. 9) получают с каждой ладьи за доставку к немецкому двору 15 кун, к готскому — 10 кун, а при вывозе товаров из Новгорода за перевозку до берега по полмарки с ладьи. Из того, что за перевозку товаров на немецкий двор уплачивалось в полтора раза больше, чем за доставку их на готский двор, Сарториус делает вывод, что последний находился ближе от берега, чем первый, и, следовательно, по его мнению, и возник ранее, чем немецкий, ибо раньше поселившиеся, вероятно, избрали наиболее удобное место {166} .
Во всех этих статьях, касающихся транспорта товаров, как мы видим, речь идет только о немцах в Новгороде, но ни словом не упоминается о перевозке русских товаров в немецкие города, причем с одной стороны фигурируют немецкие купцы, а с другой — русские лодочники, проводники на порогах, извозчики, в других источниках и переносчики товаров. По-видимому, Новгород не предоставлял немцам права пользоваться собственными средствами транспорта и своими людьми, желая сохранить исключительно за новгородцами и эту отрасль деятельности. Что это было так, можно усмотреть из того, что немцы не только возмущаются чрезмерно высокими требованиями, предъявляемыми им со стороны извозчиков и носильщиков в Новгороде, указывая на то, что русских купцов не обирают подобным образом в ливонских городах, но прибавляют к этому, что русским купцам в этих городах дается возможность транспортировать товары самим или при помощи своей челяди. Во время переговоров между Ревелем и Новгородом, происходивших в Дерпте в 1416 г., немцы настаивают на предоставлении и им этого права в Новгороде. В 1423 г. представители Новгорода, Любека и 73 ганзейских городов в конце концов добились того, что немцам было дозволено самостоятельно транспортировать грузы небольших размеров. Кроме того, они, как видно из латинской грамоты, могли держать лошадей для перевозки товаров сушей до Новгорода [10] .
10
По прибытии в Ну (т.е. в Неву) им разрешалось рубить деревья для мачт (как и для дров) по обеим сторонам реки (ст. 2).