История русской торговли и промышленности
Шрифт:
Результатом всего этого был и ряд постановлений, ограничивавших иностранцев в угоду русским купцам, но постановлений, которые далеко не полностью осуществлялись. Иностранцы нередко «учинялись сильны» и решительно отказывались выполнять неудобные им указы, правительство же смотрело на это сквозь пальцы или же делало исключения из только что изданных им же распоряжений, нарушало свои же предписания. Все это дает любопытную картину, характеризующую условия торговли того времени и дополняющую приведенную выше характеристику русского купечества иностранцами.
Прежде всего, русские купцы настаивали на недозволении иностранцам торговать в розницу, требуя осуществления этого основного принципа гостиного права. Это запрещение мы находили уже в Полоцке в 1406 и 1498 гг. {348} ; по-видимому, оно существовало в известной форме и в Новгороде {349} . Как мы указывали выше, запрещение розничной торговли в Полоцке и Риге распространялось
Такой же порядок, согласно обычаю, сохраняется и в Московском государстве, хотя общего закона относительно запрещения розничной торговли иностранцам, предшествующего Новоторговому уставу 1667 г., не было или по крайней мере не сохранилось. Даже англичане, пользовавшиеся особенно большими привилегиями, эти льготы получили только в грамоте 1567 г., тогда как грамота 1584 г. (а быть может, и грамота 1572 г., известная нам лишь в кратком изложении) им уже не дает такого права. В привилегии 1584 г. говорится, что они «нарозно своих товаров и врозвес и варшин на своем дворе не продают, ни меняют, а продают и меняют свои товары местным делом (т.е. оптом) сукна кипами и поставы, а камки и бархаты поставцы а не варшин, а всякой весчей товар врозвес, взолотники не продают, а продают местным делом, а вино фряское продают куфами, а в ведра и встопы и в чарки врознь не продают». То же повторяется почти дословно в английских привилегиях как 1586-го, так и 1614 и 1628 гг. И тут читаем об обязанности продавать и менять сукна кипами и поставами, камки (шелковые ткани) и бархаты косяками и поставцами, но не аршинами, весчий товар берковцами, вина иностранные бочками большими беременными и полубеременными и куфами, но не ведрами и не стопами {350} .
На самом деле англичане, по-видимому, нарушали это запрещение, ибо уже в 1586 г. английской королеве Елизавете в письме к царю Федору приходилось оправдывать своих подданных от обвинений в розничной торговле: они, напротив, по ее словам, запрещали продажу товаров в розницу через своих агентов, и Роберт Пикок был специально командирован в Россию, чтобы прекратить это злоупотребление {351} . Из последнего видно, что такие злоупотребления имели место и жалобы русских купцов, недовольных тем, что иностранцы торгуют в розницу, имели основания. В указе 1627 г. читаем, что «били челом московские и казанские и ярославские и нижегородцы и косторомичи и вологжане и всяких городов гости и торговые люди на галанцев (голландцев) и на амбурцов (гамбургцев) и на барабанцов (брабантцев) и на иных торговых немец». Жалобы, следовательно, идут со всех концов земли русской на всевозможных иностранцев, ибо эти «торговые немцы», под собирательным названием которых разумелись купцы всевозможных национальностей, продают товары не оптом — не «местным делом», а портищами, аршинами, полупудами и гривенками {352} . Жаловались и на «английских немцев»: один из них, Давид Рутц, самовольно, без разрешения продает на своем московском дворе всякие товары в розницу {353} .
Но иностранцы не унимаются. В 1652 г. новгородский гость Василий Стоянов и «все новгородцы торговые люди» просят, чтобы государь их пожаловал — «велел им дать свою государеву грамоту, чтоб неметцким свейским (шведским) и любским (любекским) и иных земель иноземцом торговым людем в великом Новегороде и в пригородех и в уездех по селам и по погостам и по деревням и по всяким уездным ярманкам врознь товаров своих русским людям продавати и у русских людей товаров всяких врознь покупать не велеть, а велеть бы им всякие товары продавать и покупать в Великом Новгороде у посадских торговых людей свалом, а не врознь» {354} . Здесь преступление шведских и любекских и иных «немецких» городов «торговых немцев» усугублялось тем, что, продавая и покупая не свалом, а порознь аршинами и фунтами мягкую рухлядь (меха), и сало, и кожи, они это делали к тому же не в самом Великом Новгороде, а в селах, и погостах, и на ярмарках, т.е. нарушали еще и другое запрещение — торговли вне городов непосредственно с крестьянским населением.
Одновременно челобитня была подана и вологодскими купцами. Они били челом царю на голландцев, которые не столько продают, сколько покупают товары мелкими статьями, притом не у местных посадских людей, а на площади у приезжих крестьян с возов — скупают и мягкую рухлядь, и мясо говяжье и свиное, и окорока, и языки, и сало, и пеньку, и рогожи, и кули, и многое другое. Но, чувствуя как будто, что одного этого факта еще недостаточно для борьбы с иностранцами, челобитчики подкрепляют свое прошение ссылкой на то, что они сами отбывают службы и подати, которые от такой конкуренции иноземцев могут пострадать, тогда как «иноземцы градских государевых никаких податей не платят и тяглых служеб не служат». Мало того — и тут они особенно играют на всегда чувствительной фискальной струнке, — «твоя государева вещая (весчая) перекупная пошлина от той их розничной покупки тебе государю не збираетца». В заключение они, ссылаясь на грамоту 1584 г., выданную «аглинским иноземцом» «блаженные памяти великим государем», просят допускать закупку товаров иностранцами лишь «болшими статьями», сало топленое, окорока копченые и пряжу пеньковую — вьюхами, чтобы казне «порухи не было», а «нам бы сиротам твои промыслишков своих не отстать и твоих бы государевых служеб и податей впредь не отбыть и в конец не погибнуть» {355} .
Закрепил и придал форму общего закона этому запрещению Новоторговый устав 1667 г., ст. 42 которого гласит: «На Москве и в городах всем иноземцом никаких товаров врознь не продавать; а будет учнуть врознь продавать, и те товары имать на великого государя». А ст. 82 сверх того прибавляет: «И по ярмонкам им ни в которые городы с товары своими и с деньгами не ездить и прикащиков не посылать» {356} . Последнее сделано, очевидно, для предупреждения закупки товаров в розницу, ибо, как мы видели, и она вызывала много неудовольствия [20] .
20
После этого шведы стали жаловаться на то, что в «торговле с стороны царского величества после мирного договору противно чинится», ибо им велено продавать товар оптом и «вольность вся отнята». Одна ко, ни мирный договор в Тявзине 1595 г., ни Столбовский мир 1649 г., на который они ссылаются, им такой вольности не дал, говорится лишь о «вольной и беспомешной торговле меж обоих государств», и ничего более. А к тому же с русскими в силу тех же договоров посту пали в Стокгольме не иначе: «В Стекольне (Стокгольме) повольного торгу нет, врознь ничего продавать не дают», — жаловались в свою очередь русские купцы, поселившиеся в Швеции (Тявзинский договор // Чтения Императорского Общества Истории и Древностей Российских. 1862. Т. II. Столбовский мир // Полное Собрание Законов. Т. I. № 19. См.: Курц.С. 389-391).
Характерно, однако, то, что челобитные купцов не ограничиваются борьбой с иностранцами. Архангельские посадские люди в 1670 г. приносят жалобу уже на волостных крестьян, которые, по их словам, приезжают к Архангельску и продают товары и лес порознь, а не оптом, а иные приезжают с рыбой и мясом и продают врознь, а сами ни податей городских, ни служб не несут. «Вели, государь, — заключает челобитная, — продавать им оптом нашим посадским тяглым людям, чтоб нам сиротам твоим достальным людишкам без промыслов в конец не погибнуть и врознь не разбрестись» {357} .
Таким образом, посадские люди возмущаются уже не только розничной торговлей иностранцев, но даже намерены воспретить ее своим же приезжим крестьянам, доставляющим продукты из пригородных сел.
Но крестьян, как и иногородних русских купцов, затрагивают и самые меры, принимаемые против иностранцев. В самом деле, ограничения по объекту были, как мы видели, тесно связаны с ограничениями по субъекту: не только нельзя продавать и покупать в розницу, но нельзя вообще закупать товары вне городов, в деревнях и погостах, на ярмарках, наконец, с возов у приезжающих в город крестьян. Монополия торговли предоставляется горожанам, местным торговым людям — только у них иностранцы могут закупать товары для сбыта их за границу, только им они могут продавать привезенные из других стран товары. Непосредственные сношения с кем бы то ни было, будь то потребители или производители, сношения, минующие местных посадских людей, им строго заказаны. Но по той же причине они не могут торговать между собой — торговля гостя с гостем нетерпима, как это было уже в Новгороде, Полоцке, Витебске, Риге в прежние столетия. Но нетерпима и торговля иноземцев с приезжими русскими купцами; англичане, голландцы, шведы не могут в Москве продавать своих товаров приезжающим туда новгородцам или ярославцам, в Костроме — казанцам или вологжанам, как не могут покупать привозимых последними товаров. Ибо и это противоречило бы интересам местных посадских людей, означало бы обход их, своих, в угоду чужим, гостям, приезжим. В упомянутых выше челобитных нижегородских и вологодских купцов наряду с покупкой товаров иностранцами на уездных ярмарках у приезжих крестьян фигурирует в качестве обвинительного пункта и покупка товаров у «иных городов приезжих русских торговых людей», как и продажа им товаров.
Но вследствие этого получалось ограничение не только иноземцев, но и русских людей, притом не только пригородных крестьян, но и купцов, — действовал старый принцип удельно-вечевого периода, когда каждое княжество смотрело на себя как на самостоятельное государство, а жителей другого княжества считало чужими, как бы иностранными подданными. Тогда было вполне понятно, если Полоцк не дозволял купцам, приезжавшим из других городов, торговать с приезжими москвичами, — «промежи има ходити нашему полочанину». Но с единством Московского государства, объединившего под своим скипетром многочисленные русские княжества и устранившего удельных князей, весьма плохо мирилось требование, чтобы «торговые немцы» торговали с московскими посадскими людьми, но не с новгородскими или вологодскими, как будто всякий, кто не отбывал податей и служб в Москве — в этом ведь заключалась вся суть, — являлсядля Москвы иностранцем.