История сексуальности-III - Забота о себе
Шрифт:
____________
1 Synesios. De insomnis, 15--16.
2 Артемидор. Сонник, III, заключение; см. также I, 12.
3 Там же, IV, вступление.
4 Там же, I, вступление.
14
дуют в определенном порядке, так и во сне можно уловить определенную последовательность1.
Этот характер "руководства к повседневной жизни" особенно заметен, если сравнить трактат Артемидора с Речами Элия Аристида*-- болезненного, исполненного тревоги человека, из года в год внимавшего сновидениям с рецептами всевозможных способов лечения, которые бог посылал ему на протяжении его необычной болезни. Нетрудно заметить, что Артемидора не занимают чудеса, и в отличие от большинства текстов данного нас жанра его книга не опирается на практику культовой терапии, хотя и содержит традиционную формулу обращения к "отеческому
"Много раз он побуждал меня к тому, ныне же ...> он воистину стоит надо мною и едва ли не прямо повелевает мне писать"2. В другом месте Артемидор сам подчеркивает отличие своего трактата от книг таких толкователей, как Гемин Тирс-кий, Деметрий Фалерский или Артемон Милетский, которые "перечисляли ...> множество снов, в особенности предписания и исцеления, полученные от Сараписа"3**. Сновидец, к которому обращается Артемидор, это не встревоженный праведник, ожидающий указаний свыше, но "каждый" человек, чаще всего мужчина (сны женщин рассматриваются в особой главе как возможные варианты тех случаев, когда в зависимости от пола субъекта изменяется смысл сновидения), у которого есть семья, имущество, зачастую свое дело (он ведет торговлю, держит лавку), нередко слуги и рабы (хотя учтены и случаи, когда у него нет ничего). Его волнует прежде всего здоровье,-- но также и жизнь и смерть близких, успех в делах, обогащение и разорение, браки детей, общественные обязанности, которые время от времени ему приходится исполнять. Одним
__________
1 Там же, III, заключение.
* Имеются в виду Священные речи. Элия Аристида (XXIII--XXVIII), в которых он описывает историю своего многолетнего недуга (по всей видимости, подагры), а также чудесного исцеления, дарованного ему Асклепием; отличались чрезвычайно экзальтированным стилем; см. в русском переводе Ю. Шульца Вторую священную речь//Ораторы Греции.-- М., 1985.-- Прим. ред.
2 Там. же, II, заключение.
3 Там же, II, 44.
** Об оракуле канопского Сараписа см. Страбон, География, XVII, 1.17.-Прим. ред.
15
словом, речь идет о клиенте среднего достатка и социального положения. Текст Артемидора раскрывает нам образ жизни и заботы обычных людей.
Однако автор преследует и теоретическую цель, о которой упоминает в посвящении Кассию. Он намерен опровергнуть противников ониромантики и убедить скептиков, не верящих в те способы гадания, с помощью которых толкуют знамения. Поэтому голому изложению выводов Артемидор предпочитает хорошо продуманное исследование и дискуссию о методе. Он не самонадеян и не пренебрегает трудами предшественников:
он их все перечитал, но не затем, чтобы "перепевать", подобно многим другим. В "сказанном" предшественниками для него не так важна ссылка на признанные авторитеты, сколько их опыт во всей полноте и многообразии. И за этим опытом он обращается не к немногим авторитетам, но к самому источнику. Артемидор гордится (он пишет об этом в посвящении Кассию Максиму и повторяет в дальнейшем) широтой своего исследования. Во-первых, он "почитал делом чести добыть любую книгу о снотолкованиях", а во-вторых, тщательно обследовал все книжные лавки, которые держали на перекрестках средиземноморского мира толкователи снов и предсказатели будущего: "Я много лет, пренебрегая клеветой, водился с теми оболганными рыночными гадателями, которых люди важные и надменные* обзывают нищими, обманщиками и шутами; и в эллинских городах и на праздничных сборищах, и в Азии, и в Италии, и на самых больших и людных островах я терпеливо выслушивал рассказы о древних вещих снах и их исполнении, ведь в таких исследованиях нельзя было и действовать иначе"1. Тем не менее, сообщения Артемидора -- не просто изложение всего слышанного им, но попытка передать "опыт" (peira), в котором он видит "свидетеля и направителя" своего рассказа2. Это следует понимать в том смысле, что автор, владеющий всей наличной информацией, сопоставляет ее с данными, полученными из других источников, проверяет собственной практи
_______________
* Буквально "люди с серьезными лицами и насупленными бровями" (ср. перевод Т. Миллер и М. Гаспарова: Памятники поздней античной научно-художественной литературы. II--IV века.-- М., 1964.-- С. 211--220.-- Прим. ред.
1 Там же, I, вступление.
2 Там же, II, заключение.
16
кой, анализирует и подкрепляет доказательствами: таким образом, все обосновано, а не взято "наудачу, что кому придет в голову". Несомненно, подобные приемы исследования, контроля и "верификации", а также многие понятия (например, historia, peira), характерные для эпохи, в той или в иной степени испытавшей прямое либо опосредованное влияние скептической мысли, предполагают способ познания, опирающийся на те же основания, что и естественная история и медицина'. Весьма ценен текст Артемидора еще и в том смысле, что он представляет собой результат глубокого осмысления массы традиционных источников.
В такого рода документе бесполезно искать формулы строгой морали или новые правила сексуальных отношений,-- напротив, он, скорее, выявляет типы бытующих оценок и общепринятых норм поведения. Текст этот не чужд философской рефлексии, мы находим в нем достаточно точные упоминания о современных автору проблемах и прямые отсылки к актуальным тогда дискуссиям, но лишь касательно процедур расшифровки и методики анализа, а не суждений о ценности и содержании морали. Материал, на котором базируются интерпретации,-- онейрические сцены, рассматриваемые в качестве предзнаменований, ситуации и события, о которых они сообщают,-- принадлежит к общему ландшафту обыденного традиционного мира. Следовательно, от текста Артемидора можно ждать свидетельств весьма распространенной и давно укоренившейся моральной традиции. Хотя это сочинение изобилует деталями и, повествуя о сновидениях, разворачивает широкую и гораздо более систематическую, нежели любой иной памятник эпохи, панораму самых разнообразных форм половых актов и всевозможных сексуальных отношений, перед нами отнюдь не этический трактат, призванный, прежде всего, высказать суждение по поводу этих актов и отношений. Такие суждения встречаются здесь лишь опосредованные толкованиями снов или оценками поступков и сцен, в этих снах пред
_____________
1 Р. Дж. Уайт (Wliite) в предисловии к английскому изданию Артемидора выделяет многочисленные следы влияния эмпириков и скептиков. Однако А. Кессельз (А. Н. М. Kessels. Ancient Systems of Dream Classification//Mnemosune.-- 1969.-- P. 391) утверждает, что Артемидор был просто практикующим толкователем снов, с которыми он сталкивался в повседневной жизни.
17
ставленных. Принципы морали как таковые не даны, их можно распознать только в ходе анализа, интерпретируя интерпретации. Поэтому стоит остановиться на применяемой Артемидором процедуре расшифровки, для того, чтобы выявить мораль, скрытую за анализом сексуальных снов.
1. Артемидор различает две формы ночных видений. "Простые" ("незначащие") сновидения-enupnia отражают действительные аффекты сновидца ("указывают на настоящее"): "Некоторые переживания имеют свойство возвращаться, вновь возникать в душе и вызывать сонные видения: так, естественно, что влюбленный видит себя во сне с предметом своей любви, испуганный видит то, чего он боится, голодающему снится, будто он ест, жаждущему -- будто он пьет, а объевшемуся -- что его рвет или что его душат из-за возникшей преграды трудно-перевариваемой пищи..."1 Такие сновидения диагностировать легко: они суть "воспоминания о настоящем" и, демонстрируя сновидцу состояние ("переживания") его тела и души, указывают в первом случае на недостаток или избыток чего-либо, а во втором -- на его страхи или желания ("надежды").
Не таковы вещие сны oneiroi. Их природу и фунщии Артемидор легко выводит из следующей троякой "этимологии": во-первых, oneiros -- это "то, что говорит бытие" (to on eirei), a говорит оно о том, что уже существует в последовательности времен и проявится как событие в более или менее скором будущем*; во-вторых, oneiros воздействует на душу, "возбуждая и расшевеливая" (oreinei) ее, иначе говоря, вещий сон, который "действует тем, что ведет нас к осуществлению предсказания" и после пробуждения "становится толчком к делу", преображает душу, формирует ее и лепит; кроме того, в слове oneiros можно усмотреть еще и связь с именем нищего Ира, которого "жители Итаки называли так, "потому что у всех он там был