История сношений человека с дьяволом

Орлов Михаил Александрович

— Если ты хочешь, чтобы мы тебе поверили, — сказал он привидению, — то прочти вслух псалом: «Помилуй мя, Боже, по великой милости Твоей»… Но привидение оказалось не в силах сделать это, и тогда все присутствующие увидели, что это был не покойник, а просто дьявол, задумавший сыграть штуку. Лафатер рассказывает, например, что супруга итератора Генриха II, Кунигунда, была заподозрена в измене; распустили слух о том, что она вошла в преступную связь с одним из придворных. Слухи эти основывались на том, что много раз видали, как этот «самый придворный выходил по ночам из покоев императрицы. А между тем, это был вовсе не подозреваемый придворный, а дьявол, который принимал его вид, чтобы погубить императрицу. Впоследствии она это блистательно доказала посредством ордалии, т. е. Суда Божьего, который так широко практиковался в Средние век». Она прошла босиком по раскаленной железной решетке, не причинив себе никакого вреда. На острове Сардинии в городе Кальяри (повествует Деланкр. Автор книги «Картина непостоянства злобных ангелов») жила одна девица, происходившая из очень богатого и почтенного семейства. Она страстно влюбилась в одного из своих сограждан, очень красивого молодого дворянина, но скрыла от него свою страсть. Дьявол-искуситель, измерив глубину ее увлечения, мигом сообразил, что он может им очень успешно воспользоваться, чтобы погубить девицу. Он принял вид предмета ее страсти и стал за нею ухаживать. Влюбленная девушка не могла не впасть в обман, потому что ловкий дьявол так подделал свое обличие, что не было никакой возможности отличить подделку от подлинника. Дело быстро подвинулось вперед, и враг рода человеческого не удовольствовался одним тем, что сбил девицу с пути истинного, но учинил еще другое злодейство — подделал таинство брака. Обманутая девушка отдалась в его власть в полной уверенности, что она хотя и тайно от родителей, но все же обвенчана со своим возлюбленным; она впадала в свой грех, не отдавая себе отчета в его настоявших размерах. Между тем случилось, что мать этой особы надела на нее какую-то ладанку с мощами. Ясное дело, что когда она с этою ладанкою явилась на свидание к своему таинственному супругу, он сейчас же ее покинул. Переждав некоторое время, не видя своего мужа и не получая от него никаких вестей, она отправила к нему письмо. И вот тут-то обнаружилась проделка дьявола. Красавец-дворянин, получив ее письмо, был удивлен до ошеломления. Ему не трудно было доказать, что он никак и не мог обвенчаться с нею в то время, о котором говорила попавшаяся впросак девица, потому что не жил тогда в Кальяри. Злополучная барышня поняла, что она сделалась жертвой дьявольского наваждения, и ушла в монастырь замаливать свой невольный грех. Такого же рода историю, т. е. на почве любовного увлечения, рассказывает Иоганн Вир. Героиней этой истории была служанка какой-то богатой монахини. Эту девушку обещал за себя взять замуж крестьянский парень. Но ветреный жених влюбился в другую. Первая невеста была так этим огорчена и раздражена, что, не помня себя, бросилась бежать куда глаза глядят. И вот, когда она отошла версты на две от монастыря, навстречу ей откуда ни возьмись дьявол, принявший вид молодого парня, только другого, не жениха. Он заговорил с ней и рассказал ей всю подноготную об ее женихе, как он ей изменяет, как ухаживает за другой и т. д. Лукавому хотелось довести ее этими рассказами до полного отчаяния и побудить к самоубийству. Заметив, что он почти уже достиг своей цели, дьявол начал ее уговаривать пойти с ним в одно место, которое он ей указывал. Девушка отвечала, что в том месте ничего нет, кроме топкого болота, и что идти туда ей незачем. Тогда ее спутник внезапно пропал из ее глаз, а девица от ужаса лишилась чувств и свалилась с ног. После того она долго хворала и жаловалась на то, что ее мучит нечистый дух, который все грозился похитить ее и унести через окно. В заключение вот еще одна история, рассказанная тем же автором. Жена одного купца, жившего в Витемберге, повадилась в отсутствие мужа принимать своего сердечного друга. И вот однажды случилось, что муж куда-то отлучился, а к супруге по обыкновению заявился гость. Они покушали и выпили, и вообще хорошо провели время; когда же наступил момент прощания, возлюбленный купчихи мгновенно превратился в сороку и, взлетев на шкаф, проговорил оттуда человечьим голосом:

— Вот он каков, твой возлюбленный-то, полюбуйся! И с этими словами злой дух исчез и больше уже не возвращался.

V. Признаки одержимости дьяволом

Следует строго различать одержимых дьяволом от предавшихся ему. Первые — ни в чем неповинные жертвы дьявола, которым он овладевает помимо их воли; вторые добровольно входят с ним в союз, сами призывают его, заключают с ним свободный договор. Первые всегда пользовались защитой и содействием духовенства, и из них изгоняли бесов с помощью особых обрядов и молитвенных заклинаний (экзорцизмов). Вторые, напротив, бежали и всеми мерами укрывались от пытливого ока духовных стражей, а когда попадались, то были рассматриваемы и судимы, как враги веры, еретики и богоотступники, и подвергались весьма жестокой расправе. Однако, к той или другой группе принадлежал вошедший в сношение с нечистой силой, был ли он доброволец или жертва. Во всяком случае дьявол

накладывал на него свою печать, отмечал свою добычу. И по сему было существенно важно знать, по каким признакам надлежит отличать одержимого. Искусство этого распознавания чрезвычайно старательно разрабатывалось в течение Средних веков. Обратимся вновь к нашим авторам-демонологам и посмотрим, что они говорят по этому предмету. Гулар приводит мнение Меланхтона, который говорит, что сколько» бы ни существовало естественных причин бешенства и сумасшествия, во всяком случае надо признать, что в некоторых людей дьявол, действительно вселяется и причиняет им страшные мучения, и приводит их в ярость, причем естественные причины этих явлений могут быть налицо, но могут и отсутствовать. Отсюда-большая сбивчивость в объяснении и истолковании всех этих бурных явлений одержимости: бешенства, корчей, судорог, нелепых движений, богохульных криков и т. д. Но затем и дан человеку разум, чтобы все понять, объяснить, разобрать и определить, и привести в стройную систему и порядок. И средневековые богословы, ученые, врачи, философы не жалели трудов на эту богоугодную задачу. К чему они пришли, об этом можно судить по сочинениям вроде тех, какое было написано ученым доктором медицины, голландцем Эсе, под заглавием: «Рассуждение о знаках одержимости» (издано в 1644 г.). Автор прямо перечисляет по пунктам все существенные приметы одержимости. Вот они. Человек может быть признан одержимым: Когда утверждает сам, что он одержим дьяволом. Когда он ведет дурную жизнь. Когда он чуждается людей и проводит жизнь в строгом одиночестве. 4) Когда он страдает продолжительной болезнью с необычайными признаками и припадками вроде непробудного сна, извержения со рвотою разных предметов, не входящих в состав пищи, и т. д. Когда он изрыгает хулу на Бога и часто поминает дьявола. Когда он заключил договор с дьяволом. Когда его мучают злые духи. Когда у него на лице появляется особое ужасное выражение, приводящее людей в трепет. 9) Когда он жалуется на скуку и пустоту жизни, когда им овладевает отчаянье. Когда он впадает в бешенство, буянит и дерется. Когда он издает крики, свист и рычание подобно дикому зверю, птице или гаду. В 30-х годах XVII столетия разразилось одно из знаменитейших дел, возникших на почве одержимости дьяволом. Монахини Урсулинского монастыря в Лудене (департамент Виенны во Франции) оказались все с явными признаками одержимости. Это дело было впоследствии описано в очень многих богословских и других ученых сочинениях. Полагая, что нам еще придется говорить об этом деле, мы теперь не будем входить во все его подробности, а упомянем только об одной из них, которая нам как раз теперь нужна. Дело в том, что когда духовное начальство взялось за разбор этого дела, перед ним встал чрезвычайно затруднительный и щекотливый вопрос: как смотреть на все те неистовства и штуки, которые выкидывали злополучные монашки? Не приемля на себя решения этого ответственного вопроса, духовенство обратилось в университет в Монпелье, прося ученый синклит этого учреждения взять на себя решение тех вопросов. Ответы университетских профессоров в высшей степени характеристичны. Всего любопытнее в них тот дух сомнения, критики и даже насмешки, с которым тогдашние ученые относились к ходячим воззрениям на одержимость. С этой стороны ответы университета на заданные ему вопросы заслуживают того, чтобы их привести подробно. На первый вопрос о том, могут ли служить признаком одержимости сильные сгибания и движения тела, например, пригибание головы к пяткам, судороги и необычайные позы, факультет дал такой ответе «Акробаты, гимнасты и прочие фокусники могут выделывать самые необычайные движения, изгибают и перекручивают тело на разные манеры, и можно утверждать, что не существует такого телодвижения или такой позы, которые бы мужчина или женщина ни выучились делать при надлежащем упражнении, ибо жилы, мускулы и нервы человеческого тела при долгом упражнении могут быть как угодно растянуты. И, однако же, все такие действия производятся при помощи самых натуральных средств». На вопрос: можно ли считать признаком одержимости быстрое качание головою взад и вперед, причем голова то опускается на грудь, то закидывается на спину, университет отвечает: «Эго движение столь же просто и естественно, как и те, о которых шла речь в ответе на первый вопросе». Третий вопрос: считать ли одержимыми тех, у кого вздувается язык и горло, вспухает лицо, которые внезапно краснеют и бледнеют? Ответ: «Расширение и трепетание груди зависит от вдыханий и выдыханий, а эти движения вполне естественные, и тут не может быть никакой речи об одержимости. Вздутие горла можно произвести остановкою дыхания, что опять-таки будет вполне естественно». Следующий вопрос: считать ли признаком одержимости тупость и даже полное отсутствие внешних чувств и полную нечувствительность к боли? На это университет отвечает: «Пример молодого спартанца, несшего украденную им лисицу, которая прогрызла ему бок и загрызла его на смерть, причем он, однако же, перенес все причиненные ему страдания не моргнув глазом, показывает, что усилием воли человек может заставить себя переносить, не выказывая ни малейших признаков боли, даже самые страшные истязания, а не только ничтожные уколы булавками или небольшие ожоги. При том же известно, что у некоторых людей бывают некоторые участки на теле, совершенно нечувствительные к боли, тогда как кругом лежат другие части, на которых боль нормально ощущается. Таким образом и этот признак не может указывать на одержимость». На следующий вопрос: считать ли признаком одержимости, когда человек, перед тем корчившийся в страшных судорогах, вдруг останавливается и остается спокойным по приказанию лица, производящего экзорцизм, — университет отвечает: «Так как движения нашего тела вполне произвольны, то каждый может по своему желанию двигаться или не двигаться. Поэтому остановка движения, если только она не соединена с полною бесчувственностью человека, не должна считаться признаком одержимости». Далее следовал вопрос: считать ли одержимыми тех, кто издает лай и другие звуки, свойственные животным, в особенности, когда видно, что эти звуки исходят не из горла, а из глубины груди? Университет отвечает: «Человеческое горло так искусно устроено, что приспособляется к произведению каких угодно звуков, и потому человек может подделывать с большим искусством крик какого угодно животного. Вдобавок, находятся искусники, которые ухитряются производить звуки так, так будто бы они исходят из чрева или слышатся сверху, снизу, как бы из-под земли и т. д. Этих искусников называют энгастримимами или энганстрилоками (чревовещателями). Но все эти фокусы производятся совершенно естественным образом». Затем идет вопрос: считать ли признаком одержимости совершенно неподвижный взгляд? На это университет отвечает, что глаз человека подобно другим частям его тела, двигается вполне по воле человека, и что всякий волен двигать глазами ила остановить их и смотреть неподвижно. Далее спрашивают: «Если человеку, незнающему латинского языка, задать вопрос по-латыни, а оп дает совершенно толковый ответ по-французски, то следует ли это считать признаком одержимости?». Этот коварный вопрос несколько поколебал скептическую самоуверенность университетских ученых. Они дают уклончивый ответ. Начинают она с того, что, конечно-де, ежели человек, не изучавший чужого языка, вдруг начнет на нем говорить, то позволительно из этого заключить, что таким внезапным талантом человек обязан участию нечистой силы. Но если человек отвечает лишь на несколько вопросов, то это может зависеть и от естественных причин. Люди могли случайно узнать несколько латинских слов, вдобавок, эти слова могли и походить на французские. Приписывать же непременно дьяволу, поселившемуся в человеке, французские ответы на латинские вопросы не представляется в подобных случаях никаких оснований. Следующий вопрос: считать ли одержимыми тех, кто извергает рвотою разные вещества в том же виде, в каком они были проглочены? На этот вопрос университет, ссылаясь на Бодена, Дельрио и других авторитетов по части демонологии, дает ответ, что иногда колдуны при посредстве чародейства извергают рвотою разные предметы, как, например, гвозди, булавки и т. д., и что такое явление можно, конечно, приписать дьяволу, так как колдуны, без сомнения, пользуются в своих делах его содействием. Отсюда можно заключить, что то же самое может происходить и с одержимыми. Но что касается до извержения рвотою предметов в том виде, в каком их проглотили, то в этом нет еще ничего сверхъестественного, ибо существует немало людей со слабым желудком, у которых проглоченное может очень долгое время оставаться в желудке непереваренным и, следовательно, может быть извергнуто из него в таком непереваренном виде. Наконец, на последний вопрос: считать ли признаком одержимости, если уколы и порезы ланцетом на разных частях тела не причиняют кровотечения — университетские ученые отвечали, что такое отсутствие кровоизлияния надо отнести к особенным свойствам людей, обладающих «меланхолическим» темпераментом. У людей с таким темпераментом кровь обычно бывает очень густая и грубая, которая не может вытекать через малые надрезы. Бывают случаи, когда у таких людей кровь не вытекает и из надрезанных жилы что засвидетельствовано прямыми опытами и наблюдениями хирургов. А посему это обстоятельство не может считаться сверхъестественным и чудесным. Мы с намерением привели здесь эти вопросы и ответы. Они служат яркой характеристикой воззрений того времени, и богословских, и медицинских; заодно в них выступает и картина тогдашних суеверий, относящихся до чертовщины. В 1566 году наделало шуму дело некой Николь, о которой нам уже случилось упомянуть. Автор подробного и ученого описания этого дела, Булез, интересно описывает, как из тела этой одержимой изгоняли 26 бесов, которые устроили в ней свою квартиру. «В два часа пополудни, — повествует Булез, — вышеозначенная Николь, одержимая нечистою силою, была принесена в названную церковь, где вышеуказанным Моттою были произнесены над нею заклинания. Не взирая на эти заклинания, Вельзевул громким голосом отвечал, что он не выйдет из нее. После обеда Мотта вновь принялся за заклинание и спросил у него, сколько их вышло. Он отвечал: «Двадцать шесть». — «Теперь надо, — сказал Мотта, — чтобы и ты сам, и все, кто остались с тобой, тоже вышли, как и прежние». Он отвечал: «Нет, я здесь не выйду, а если ты хочешь, чтобы я вышел, то отведи вас в другую церковь (и он указал эту церковь), там мы выйдем. Будет с тебя и того, что 26 уже вышли». Тогда Мотта спросил. По какой примете можно судить о том, что те 26 дьяволов уже вышли. Он (т. е. Вельзевул) отвечал, что пусть взглянут в маленький садик, который находился близ той церкви; дьяволы, выходя из тела одержимой, обломили три ветви с молодой сосны и вынули три камня из фундамента церкви. И это оказалось на самом деле так, в чем удостоверились самолично такие-то (далее идет перечисление свидетелей)». Тот же автор описывает корчи одержимой. Когда епископ подносил к ней гостию (святые Дары) и при этом возглашал: «Изыди, враг Божий!», она тотчас же бросалась на землю и корчилась в ту и другую сторону. И голова ее пригибалась к ногам, и при этом она во весь голос выла. Ноги у нее сводило судорогой, так что пальцы прижимались к пяткам. В то время как ее удерживали восемь сильных людей, ее подбрасывало вверх на высоту человеческого роста; мгновениями она приподнимала за собою на воздух всех, кто ее держал, причем со всех этих людей ручьями струился нот. Она же, несмотря на все эти ужасные корчи и движения, оставалась холодною, ее тело нисколько не разогревалось. Народ, присутствовавший при этом зрелище, плакал и восклицал: «Смилуйся, Боже!». Иные закрывали глаза, не будучи в состоянии смотреть на это зрелище. Спустя некоторое время одержимая утихла и застыла в какой-то совершенно неестественной позе. Ее положили, и епископ разрешил всем подходить к ней и осматривать ее. И тогда все убедились воочию, что она находится в полном оцепенении. Люди пытались приподнять у ней веки, разогнуть сведенные судорогою пальцы, руки, ноги, но при этом убеждались, что гораздо легче сломать у ней руку или ногу, нежели разогнуть. Жан Лебретон пишет о монахинях монастыря в Лувье, которые подверглись огульной одержимости, следующие вещи. Несколько раз в день ими овладевали припадки страшной ярости и бешенства. Они называли себя дьяволами, но, однако же, никому не наносили никакого вреда. Когда духовные отцы хлопотали над ними и в самые ярые моменты бешенства запускали им пальцы в рот (совершенно не постигаем, зачем это делалось), то они не кусали этих пальцев. Во время припадков они делали самые неимоверные движения; так, например, сгибались таким образом, что все тело их образовывало дугу, причем опирались на пятки и на лоб. В этом положении многие из них оставались подолгу. Однако же, по прекращении припадков они вовсе не казались ни измученными, ни утомленными; у них был ровный, здоровый пульс, хороший цвет лица, словом, они выглядели так, как будто с ними ничего не случилось. Иных брала судорога, начинавшаяся прежде всего в пальцах ног, переходившая на стопу, с нее на голень, затем на бедро, на живот, на грудь и на горло. И опять-таки этот припадок проходил сам собою, без всякого врачебного вмешательства, и они приходили в свое нормальное здоровое состояние. Это быстрое возвращение к норме, в настоящее время не удивляющее никакого врача. Привыкшего к уходу за нервнобольными и особенно истеричными, в то время чрезвычайно поражало всех и служило признаком несомненной одержимости. Другой историк, описывавший то же событие в Лувье, приводит такого рода факт. Посреди часовни монастыря стояла большая мраморная чаша, фута два в поперечнике и около фута глубиной, имевшая стенки толщиною не менее как в три пальца. Ваза эта была столь грузна, что трое сильных людей с большим трудом могли лишь приподнять ее. Одна из одержимых монахинь, женщина небольшого роста, сухощавая и на вид очень слабенькая, подойдя к этой вазе, схватила ее за грани рукою, сдвинула с места и опрокинула верхом вниз с такой легкостью, как будто бы это была чашка, которую перевертывают вверх донышком на блюдечке. Затем одержимая начала бегать по часовне во все стороны с такою яростной силой, что не было возможности ее удержать. Одному священнику удалось схватить ее за руку, но она начала вертеться во все стороны, причем, казалось, как будто бы ее тело соединено с рукою веревочкою, допускавшею движения по всем направлениям. Она крутилась так долгое время, приводя всех свидетелей в изумление совершенной сверхъестественностью своих движений. Чрезвычайно любопытные и странные явления наблюдались в монастыре Огзонне. Здесь по ночам в саду, прилегавшем к монастырю, и вообще кругом его зданий воздух наполнялся каким-то неясным шумом, слышались какие-то неведомые голоса, свист, шипение, крики, словно целый сонм невидимых существ вел шумную беседу на неведомом языке. Эго был первый приступ к делу со стороны нечистой силы. Вслед за тем в окна церкви, где в то время служили мессу, полетели камни, швыряемые невидимыми руками. Эти окна находились в очень дальнем расстоянии от монастырской стены, а потому нельзя было думать, чтобы их бросал кто-нибудь, находившийся вне монастырской ограды. Замечательно еще то, что хотя окна были разбиты, но ни одного камня внутри церкви не могли отыскать. Все эти шумы, голоса и звон разбитых стекол слышали часовые городской крепости и монахини, бывшие на молитве в церкви. Им казалось, что весь их монастырь сотрясается до основания, и они усердно молились Богу. В это время в саду монастыря послышались тихие и жалобные голоса, словно кто призывал на помощь. Был второй час ночи; в саду была полная тьма, и погода стояла ненастная. Два священника спустились в сад, чтобы посмотреть, кто там плачет и зовет на помощь, и нашли гаи двух женщин, из которых одна сидела на дереве, а другая на монастырском крыльце. Обе были живы, но видимо чем-то истощены и измучены. Одна из них была бледная, с окровавленным лицом и страшно испуганная. У другой тоже была кровь на липе, хотя ни у той, ни у другой при тщательном осмотре не нашли никаких ран. Ворота монастыря были старательно заперты на ночь, и ограда его, высотою в 10–12 футов, достаточно защищала его от нападения каких-либо злодеев, а потому все эти происшествия, за неимением другой видимоё причины, разумеется, и были приписаны нечистой силе. Между тем, обе женщины, найденные в саду, были отпущены. Когда о них доложили местному епископу, он, заподозрив в них одержимых, пожелал их видеть и послал за ними; но их нигде не могли отыскать. Тогда епископ, находясь в церкви монастыря, мысленно призвал к себе одну из этих женщин, т. е., другими словами, повелел демону, присутствие которого в ней подозревал, предстать пред ним, епископом. И, удивительное дело, дьявол немедленно повиновался, ибо не более как через четверть часа раздался чрезвычайно громкий стук в церковную дверь. И когда ее отворили, одержимая демоном девица ворвалась в церковь и принялась по ней выделывать дикие и бешеные прыжки. Ее лицо было совершенно искажено и налито кровью, глаза сверкали. При всякой попытке прикоснуться к ней священными предметами; или накрыть священными одеждами она делала яростные движения; и сбрасывала с себя все прочь. Четверо здоровых и сильных священников, которые хотели было ее связать, должны были отказаться от этого, потому что не в силах были с ней справиться. Чтобы убедиться, что в этой женщине действительно сидит дьявол и что он вполне овладел ее телом, пробовали делать ему разные приказания, и он их охотно исполнял. Так, например, велели ему остановить пульс в левой руке одержимой, и он сейчас же это сделал. Приказали ему перевернуть ее с боку на бок, он перевернул. Ему приказали, чтобы он сделал девицу нечувствительною к боли; она сама тотчас протянула руку и сказала, что с нею могут делать, что хотят — жечь ее, проткнуть. И в самом деле, когда ей загнали под ноготь длинную иглу, она не выказала никакой боли, даже смеялась. Приподняли у ней кожу на руке к проткнули ее насквозь — крови не вытекло из укола ни единой капли. В старинных демонологиях, описываются одержимые, которые сами себе наносили жесточайшие истязания, например, бились изо всей силы головой об стену или о каменный пол, причем у них не обнаруживалось ни раны, ни кровотечения, ни боли. Ужасало еще в них полное отсутствие всякого физиологического возбуждения при самых неистовых движениях, т. е. ни испарины, ни одышки, ни повышенного сердцебиения. Одна одержимая, например, раз сорок подряд с чрезвычайною быстротою и изо всей силы перегибалась взад к вперед до невозможности, и, однако, эта чудовищная гимнастика совсем не поднимала у ней пульса и не согревала ее. Но самым пугающим, ужасным и в тоже время убедительным признаком одержимости считалось чтение одержимыми мыслей. Заклинатель, не говоря ни слова, не издавая звука, не делая никакого движения, которое выдавало бы его мысль, про себя, мысленно, задавал одержимому тот или иной вопрос, повелевал сделать то или иное движение. И одержимый мгновенно отвечал на вопрос или делал, что приказано. Тут уже было ясно, что в нем сидит нечистый дух, который читает за него мысли заклинателя. Как время переменчиво! Теперь в любой клинике нервнобольных истеричные проделывают еще и не такие штуки, как огзонские одержимые, а чтение мыслей сделалось невинною забавою в гостиных у людей, стоящих вне всякого подозрения по части сношений с нечистою силою.

VI. Шабаш

Шабаш ведьм — одно из грандиознейших созданий народной творческой фантазии, увлекавшее величайших поэтов и художников. Вспомним шабаш в «Фаусте» Гете! Но мы оставим в покое великих, а обратимся к малым. Послушаем, что говорил народ в доброе старое время о шабашах. Прежде всего взглянем на процедуру подготовки к шабашу. С этою целью дамы, желавшие принять в нем участие, должны были, как известно, натираться особенною мазью. О составе и свойствах этой мази мы находим сообщения, между прочим, у много раз уже упомянутого нами Иоганна Вира. Вот что он говорит: «Они (т. е. ведьмы) кипятят младенца в медной посудине и вытопившийся жир счерпывают и хранят, тщательно спрятавши, пока в нем будет надобность. На этом жире и составляется волшебная ша-башная мазь». Но для этого к жиру надо прибавить еще много разных снадобий: водяной петрушки (цикуты), аконита, тополевого листа, сажи. «А то делают еще так, — продолжает Вир, — делают смесь из поручейника (Бшт, растение сем. зонтичных), касатика, дикого винограда, крови летучей мыши, волчьих ягод и деревянного масла. Делают и другие смеси, подобные вышеописанным». Прежде чем натереться мазью, ведьма сначала крепко растирает все тело насухо, чтобы оно разгорелось и покраснело, а потом уже наводит мазь. Делается так, «дабы привлечь в тело жар и раскрыть то, что было сжато холодом», т. е., удобопонятнее говоря, дабы раскрыть поры тела, подготовить его к лучшему всасыванию мази. «И так уверены они, что будут унесены ночью, при свете луны, по воздуху на бал, на музыку, на танцы и в объятия прекрасных молодых людей, о которых они мечтают». Как совершается путешествие на шабаш? Об этом повествует нам Дельрио, ученый и благочестивый автор книги «Контроверсы и магические изыскания>, изданной в 1611 году. Чаще всего поездка на шабаш совершается верхом на палке, которая для этого намазывается особой мазью. Это снадобье имеет тот же состав, как и описанные Виром мази. В него входит, как существенная составная часть, жир маленьких детей, которых обязательно доставляет ведьмам сам дьявол. Он, впрочем, только предоставляет им случай овладеть младенцем, а уж убивают его они сами. Итак, ведьмы садятся верхом на эту палку, натертую волшебною мазью, либо натираются ею сами и садятся на вилы, на метлу, иной раз на быка, на козла, на пса… Значит, экипаж у них бывает разнообразный. Усевшись на что бы то ни было, ведьма вылетает обязательно через печную трубу и мчится по воздуху на дьявольское собрание. По прибытии на место дорогую гостью встречает хозяин пиршества — сам дьявол в образе козлища или пса. Сатанинский бал освещается страшными огнями, испускающими густые клубы черного дыма. Слетающиеся со всех сторон ведьмы воздают поклонение дьяволу; знаками этого поклонения являются особые позиции тела; так, например, ведьмы приседают на корточки и вместо того, чтобы склонить голову пред демоном, закидывают ее назад или становятся с ним спина к спине. Вообще в изображении этой обрядности видно желание народной фантазии дать картину чего-то вывернутого наизнанку, обратного обычному представлению. Иные усердные поклонницы преподносят дьяволу черные свечки или вырезки из тела младенцев и прикладываются к нему устами, но опять-таки не к тем частям тела, куда обычно адресуются поцелуи. Всякого рода посрамления церковной обрядности и надругательства над гостией, конечно, являются жертвами, наиболее угодными дьяволу. Время препровождение на шабашах поясняется в рассказе того же автора. Прежде всего идут танцы, а потом садятся за стол, щедро уставленный всякими блюдами. Иногда чрезвычайно вкусными и лакомыми, а иногда разною гнилью и гадостью, — это уже, смотря по достоинству гостей. За столом располагаются в различном порядке. Иногда около каждой ведьмы садится ее кавалер-дьявол; так и сидят парами. Иногда же дамы садятся по одну сторону стола все в ряд, а с ними визави-кавалеры, тоже все рядом. Перед едою произносится нечто вроде благословения яства и пития, но, конечно, в богохульном смысле. И заканчивается трапеза тоже возглашениями подобного же рода. Танцуют обязательно держась спина к спине. Иногда на балу бывает музыка — скрипки и гобои, иногда все танцующие поют и пляшут под свое пение. Иной раз присутствовавшие на шабаше гости оставались с открытыми лицами, иной раз маскировались. Эта предосторожность считалась не лишней среди ведьм, потому что на шабаше могли быть самые неожиданные и неприятные встречи близких соседок или даже родственниц. Обыкновенно пиршество заканчивалось тем, что каждая ведьма отдавала хозяину пиршества, т. е. сатане, подробный отчет во всех пакостях, которые ей удалось совершить со времени последнего их собрания, причем удостаивалась либо похвалы и награды за рвение, либо нагоняя за нерадивость; нерадивых иногда тут же жестоко били. Дельрио описывает в своей книге конец бала и разъезд гостей. В эти последние минуты пиршества все ведьмы запасаются каким-то порошком, который захватывают с собою. Что это был за порошок и из чего он состоял, об этом существовало множество остроумных, но, увы, противоречивых догадок. Наибольшим весом пользовалось, однако, такое сказание о происхождении этого порошка. Хозяин бала, сатана, обычно присутствовавший на пиршестве в образе громадного черного козла, вдруг мгновенно вспыхивал адским огнем, сгорал весь без остатка и превращался в кучу золы. Вот эта самая зола и представляла собою тот таинственный порошок, который ведьмы уносили с собою на память с шабаша. Случалось также, что они захватывали с собой разные яды, которые им всегда были полезны при их злодействах. Сборище расходилось, наконец, восвояси, причем те, кто жил по близости, уходили пешком, а те, кто жил подальше, — тем же способом, каким совершили путь на шабаш. Я забыл упомянуть, — прибавляет Дельрио, — что эти дьявольские шабаши чаше всего совершаются около полуночи, ибо сатана всегда совершает все свои дела во тьме. В разных местах шабаши происходят в разные дни; в Италии они справляются в ночь с пятницы на субботу, в Лотарингии — в ночь под четверг или воскресенье, в других местах — с понедельника на вторник». Теперь перейдем к очень интересному показанию личной участницы шабаша, изобличенной ведьмы Магдалины Баван, которая была осуждена в XVI столетии и процесс которой рассказывается в благочестивой книге Борожэ, носящей заглавие «Удрученное благочестие».

Магдалина Баван показывает, что она три года работала в заведении у швеи. Она и несколько других работниц этой швеи были обольщены каким-то колдуном. Всех этих своих жертв злой колдун водил на шабаши. Таи он служил мессу, причем одевал грязнейшую рубаху, которую, очевидно, нарочно держал для «той цели. Всем своим обольщенным жертвам он показывал книгу, сшитую из двух дестей бумаги и заставлял их в этой книге расписываться. Магдалина прибавляла к этому, что когда она уходила с первого шабаша домой, то обольститель заставил ее надеть на себя ту самую рубаху, в которой он был на шабаше, и все время, пока эта адова одежда была на ней, она чувствовала себя истязуемой самыми смрадными вожделениями. По совету благочестивого патера, которому она во всем покаялась, она скинула эту рубаху, и с тех пор греховные мысли оставили ее. Магдалина Баван после первого шабаша посещала эти собрания еще много раз, почти каждую неделю, увлекаемая туда своим искусителем. Во время одного из шабашей соблазнитель, отслужив свою адскую мессу, торжественно сочетал ее браком с одним из присутствовавших на шабаше демонов, которого звали Дагоном. Этот любопытный жених принял вид обольстительного молодого человека. Он надел ей на палец кольцо. Вслед за обручением новобрачные расстались, но молодой сказал своей супруге, что они скоро увидятся, и действительно, он явился к ней на другой же день к после того сожительствовал с ней несколько лет подряд: его любовный пыл доставлял злополучной супруге гораздо больше муки, нежели наслаждения. Далее та же Магдалина Баван показывала, что раза три или четыре во время шабашей она была свидетельницею разрешения ведьм от бремени. Новорожденных обычно клали на алтарь, перед которым совершалась адская месса, и все время, пока эта месса шла, маленькие оставались живы, шевелись и подавали голос, когда же месса кончалась, все присутствовавшие ведьмы, а в том числе и матери, кидались на злополучных малышей и душили их, а затем разрывали на части и разносили эти части по домам, потому что этот материал считался необходимою принадлежностью колдовства. Впрочем, от трупов брали только некоторые части, как, например, сердце, а все остальное тут же закапывалось в землю. Та же ведьма принесла повинную в том, что во время шабашей воздавала поклонение дьяволу, который являлся либо в виде козла, либо в виде чудовища-полукозла, получеловека. Эти поклонения адскому козлищу всегда имели смысл надругательства над обрядами и таинствами католической церкви. В другой раз эти поклонения состояли в разных неудобоописуемых скверностях. Скептический Лафатер, книгой которого мы уже не раз пользовались, старается придать шабашам несколько иное толкование. Ему кажется, что все, что на шабашах происходит, по показаниям самих ведьм, все это не действительность, а лишь обман чувств, нечто вроде сновидения, вызванного искусственно. Он говорит, что когда ведьмы желают вызвать к себе злых духов, то они натираются особой мазью и от этого впадают в глубокий сон, из которого их нет возможности вывести никакими средствами. В это время их можно жечь каленым железом, колоть иглами, и они не проснутся. И вот в то время, когда они покоятся в этом непробудном сне, им являются черти и устраивают балы, пиршества, танцы и вообще всякого рода развлечения. «Но, — оговаривается Лафатер, который в конце концов при всем своем скептицизме все же не может одолеть в себе духа времени, — дьяволы так могущественны, что если бы захотели, то могли бы переносить людей куда-нибудь в пустынное место, как, например, в лес, и там, посредством отвода глаз и обмана чувств, представить им какое угодно зрелище». Так, например, случилось однажды, что некто, прибегавший к этого рода средствам, в один прекрасный день внезапно был подхвачен невидимой силой, вынесен из дому и доставлен куда-то в весьма любопытное место, где всю ночь продолжались танцы и угощения. А утром это все вдруг исчезло, и он увидал себя посреди чаши каких-то колючих кустарников. Однако, Лафатер признает, кроме того, еще склонность в дьяволах учинять разные злодейства и жестокости. Он, например, верит, что дьяволы в образе кошек или собак входят в дома и там убивают маленьких детей или утаскивают их. Ученый Крепэ, автор книги «О ненависти сатаны к человеку», заносит в свою книгу рассказ про одного итальянца, жившего в XVI столетии. Этот бедняк имел супругу, очевидно, ведьму. Однажды она уговорила его намазаться какой-то мазью, которою и она сама намазалась. Вслед за этою операцией оба поднялись на воздух и помчались. Крепэ при этом оговаривается, что летели они исключительно лишь с помощью волшебных чар, которыми обладала мазь, и волшебных слов, произнесенных при этом ведьмой, а вовсе не силою дьявола. И трудно понять, почему он прибавляет это объяснение. Ему, очевидно, хочется отделить чародейство от дьявольщины. Обе эти вещи, по его воззрению, вероятно, могут быть независимы одна от другой. Итак, наши супруги из Рима, где они проживали, примчались в Беневент и здесь опустились в тени развесистого орешника, где уже собралось целое скопище колдунов и ведьм. Вся эта компания пила и ела, и вновь прибывшие супруги тоже уселись за стол. Но на столе не было соли. Муж, не привыкший кушать без соли, спросил ее для себя, не зная и даже не подозревая, что черти терпеть не могут соли. Однако, ему подали соль, и он так ей обрадовался, что невольно воскликнул: «Слава Богу, вот и соль!». И как только имя Божие было упомянуто, тотчас же все дьяволы, колдуны и ведьмы исчезли, а несчастный человек остался среди поля под деревом один и при том совершенно голый. Он в таком виде и побрел к себе в Рим, выпрашивая дорогою подаяние. Вернувшись в Рам, он, конечно, не замедлил донести на свою злодейку-жену, и ту, как водится, судили, признали ведьмою и сожгли. Тот же Крепэ рассказывает дело, рассматривавшееся в Женевском суде. Судилась какая-то женщина, которая, будучи терзаема угрызениями совести, публично покаялась в том, что она уже давно путешествует на шабаши, во время которых совершала поклонение дьяволу. Дьявол на шабашах принимал вид рыжей лисицы и звали его в этом виде Моргэ (Мо^иет). Присутствующие на шабаше должны были прикладываться устами к этой лисице, причем ощущали, что та… часть, к которой прикладывались, была холодна, как лед, и что от нее шел нестерпимый смрад. Однажды случилось, что на шабаше появилась в числе ведьм молодая девушка, прибывшая впервые. Она наотрез отказалась совершить гнусное обрядовое лобзание. Тогда дьявол покинул вид лисицы и принял вид человека. Он заставлял девушку приложиться к его ноге, которая тоже была холодна, как лед, и в то же время притронулся пальцем к ее лбу, причинив ей этим прикосновением страшную боль. Все эти подробности были сообщены упомянутой покаявшейся ведьмой. Она рассказывала еще, между прочим, что для путешествии на шабаш она пользовалась особой палкой, которая была белая, испещренная красными пятнами. Она говорила этой палке: «Палка красно-белая, неси меня туда, куда дьявол велит!». Вслед затем она садилась на эту палку и мчалась на ней в месту дьявольского сборища. В той же книге рассказывается случай, происшедший в Венеции. Какая-то молодая девушка, проснувшись среди ночи, видела, как ее мать встала с постели, сняла рубашку, натерлась какою-то мазью, потом села верхом на палку, поднялась на воздух, вылетела в окно и исчезла из глаз. Подстрекаемая любопытством, молодая девушка сделала то же самое, и ее в свою очередь подхватила какая-то неведомая сила и она помчалась вслед за своей матерью. Но когда она прилетела на шабаш и увидела чертей, ею овладел ужас. Она тотчас перекрестилась и начала читать молитву. Тогда дьявольское сборище исчезло, и девица очутилась одна и без одежды посреди чистого поля. Таких рассказов, как только что приведенный, т. е. повествований о том, как случайный свидетель видел сбор ведьмы на шабаш и сам, проделав то же, что она делала, устремлялся на бесовское сборище вслед за нею, существует множество. Этой фантастической темой, между прочим, воспользовался А.С.Пушкин в своей балладе «Гусар»:

.. И слышу: кумушка мояС печи тихохонько прыгнула,Слегка обшарила меня,Присела к печке, уголь вздулаИ свечку тонкую зажгла,Да в уголок пошла со свечкой;Там с полки скляночку взялаИ, сев на веник перед печкой,Разделась донага;потом Из склянки три раза хлебнула —И вдруг на венике верхомВзвилась в трубу и улизнулаЭге, смекнул в минуту я:Кума-то, видано, басурманка!Постой голубушка моя!..И с печи слез — и вижу: склянка;Понюхал: кисло! Что за дрянь!Плеснул я на пол: что за чудо?Прыгнул ухват, за ним лохань,И оба в печь Я вижу: худо!Гляжу: под лавкой дремлет кот;И на него я брызнул склянкой —Как фыркнет он! Я: брысь!..И вот И он туда же за лоханкой…

И т. д.

Приведем одну из этих историй, передаваемую уже известным нам Гуларом. Гут тоже какоё-то конюх или рабочий подсмотрел, как его хозяйка, вдова и ведьма, однажды ночью забралась в сарай, ощупью нашла вилы и вслед затем исчезла. Рабочий в свою очередь вошел в сарай, взял другие вилы, и его тотчас же куда-то понесло. Через несколько мгновений он очутился на бесовском сборище. Хозяйка, увидев его, очень встревожилась, указала на него чертям и внушила им, что он человек опасный, может донести па всех, кто явился на сборище, и погубить их. Черти накинулись на злополучного конюха, намереваясь с ним расправиться. Тот в страшном испуге начал им клясться всеми адовыми силами, что он никому ничего не скажет и что он сам готов сделаться членом почтенной компании и постоянным посетителем шабашей. После долгих пререканий и споров черти решила ему поверить и допустили его в свои бесовские игрища. (Заметим здесь мимоходом, что в книге Гу-лара, именно в этом рассказе, бесовское сборище везде называется синагогою. В этом слове, как, впрочем, в самом названии шабаш, видится желание посрамить жидовство и спутать понятие о дьявольских игрищах с жидовскими праздниками) Затем, когда шабаш стал приходить к концу, хозяйка вновь затревожилась и опять начала шушукаться с чертями о том, как быть с любопытным конюхом — придушить ли его тут же на месте или доставить живым к здоровым домой. Судили, рядили и порешили на том, что конюх дал клятву никому ни о чем не сказывать и что этой клятве можно поверить. Вдова-хозяйка взялась доставить его домой. Она посадила его себе на плечи и отправилась в путь. Но по дороге попалось болото, все заросшее камышом и тростником. Хозяйке опять пришло на мысль как бы этот конюх не выдал их всех, и она решилась бросить его в воду. Она так и сделала, рассчитывая, конечно, что конюх утонет в болоте, но, по счастью, он упал в густую заросль камыша, который не дал ему утонуть. Так он пролежал на болоте всю ночь, а утром прохожие, услышав его крики, выручили его. Дело дошло до начальства. Ведьму арестовали, и она призналась во всех своих злодействах, Даже вполне добровольно, без пытки, и, само собой разумеется, была сожжена по всем правилам искусства. Бывали также люди, из числа судей и инквизиторов, которые проникались живейшим любопытством самолично видеть бесовские игрища, происходящие на шабашах. Боден в своей «Демономании» рассказывает, что в одном из итальянских городов, где существовало инквизиционное судилище, двое инквизиторов, выслушивая показания колдунов и ведьм о том, что совершается на шабашах, ужасались этим рассказам и почти отказывались им верить. И вот, движимые благочестивым любопытством, они обратились с просьбою к одной из попавших в их руки колдуний, чтобы она сводила их на шабаш, разумеется, пообещав за это смягчение наказания. Отцы-инквизиторы очень охотно давали такие обещания, с теплою верою в то, что их можно потом не исполнять, в свое полное удовольствие, потому что обещание, данное еретику, ни в коем смысле ни к чему не обязывало. Колдунья, прельщенная этим обещанием, добросовестно исполнила просьбу. Она доставила обоих инквизиторов на «синагогу» и там поставила их в такое укромное местечко, откуда они могли все видеть, не будучи сами видимы. И отцы-инквизиторы нагляделись всласть: видели и поклонение дьяволу в обрядовом целовании, и неистовства ведьм с чертями, и танцы их спина к спине, и застольное пиршество, и поругание католической святыни. Только благочестивые отцы напрасно мечтали, что останутся на шабаше невидимыми свидетелями. Черти отлично их видели и лишь делали вид, что не видят. Когда же адский бал пришел к концу, черти кинулись на них и так капитально их изувечили, что они через две недели оба скончались. В книге Балтасара Беккера «Очарованный мир» указывается несколько иной порядок отправления шабаша. О нем можно судить по большому процессу, который происходил в 1670 году в Швеции, в области Эльфдален. Здесь тогда присудили к смерти до 70 человек мужчин, женщин и даже детей, изобличенных в колдовстве. По шведскому обычаю, колдуны е ведьмы отправлялись на шабаш не верхом на метлах и палках и не с помощью волшебных мазей, а просто выходили на один перекресток, на росстань, как выражаются в наших русских сказаниях. Около этого перекрестка находилась глубокая и мрачная пещера. Ведьмы становились перед этою пещерою и трижды восклицали: «Антессер, приди и у неси нас на Блокулу». Эта Блокула была гора, совершенно соответствующая немецкому Брокену или Лысой горе наших сказаний. Антессер же — имя демона, который заведовал шабашными игрищами. Этот демон являлся на призыв своих поклонников одетым в серый кафтан, красные штаны с бантами, синие чулки и остроконечную шляпу. У него была большая рыжая борода. Он подхватывал всех своих гостей и мгновенно переносил их по воздуху на Блокулу, в чем ему помогала толпа чертей, которая являлась вслед за ним. Все эти черти принимали вид козлов; гости и мчались на шабаш, сидя на них верхом. Многие ведьмы водили с собою на шабаш детей. Эта мелкая публика доставлялась на шабаш особым способом, а именно: козлим ведьмы втыкали копья. Ребятишки и садились верхом на эти копья. По прибытии на Блокулу дело шло обычным порядком, т. е. шабаш справлялся, как и всюду в других местах. В шведском шабаше отмечено, впрочем, несколько особенностей, которые, однако же, иногда, хотя изредка, упоминаются в сказаниях и у других народов. Шведские ведьмы во время шабаша делали себе уколы на пальцах и вытекшей кровью подписывали договор с дьяволом, который вслед за тем совершал над ними крещение, разумеется, уже во имя свое, причем давал им медные стружки, Которые получаются при обтачивании колоколов. Ведьмы бросали эти стружки в воду, произнося при этом такого рода заклинания на собственную душу: «Как эти опилки никогда не вернутся к колоколу, с которого они содраны, так пусть и душа моя никогда не увидит Царствия Небесного». Замечательно еще, что по шведскому народному верованию главною приманкой на шабашах является еда. Можно было бы подумать, что шведы великие чревоугодники, по, кажется, этого за ними не было замечено, и лишь по части выпивки они, Сколько нам известно, тонко понимают дело. На шведских шабашах застольное пиршество — главный номер в программе увеселений. Народные сказания приводят даже полное меню шабашного стола: щи с салом, овсяная каша, коровье масло, молоко и сыр. Меню в своем роде характеристическое. Верно, не очень-то сытно жилось народу, коли он мечтал о таких пирах, как о чем-то достижимом лишь при посредстве продажи души дьяволу! После застольного пира ведьмы принимались для развлечения драться между собою. Хозяин бала, дьявол Антессер, ежели бывал в добром расположении духа, принимал участие в этих невинных забавах и собственноручно хлестал ведьм прутьями и при этом во все горло хохотал. Иногда, будучи в особо благодушном настроении, он услаждал своих гостей игрою на арфе. От брака демонов с ведьмами, по шведскому поверью, нарождались на свет жабы и змеи. Отмечена еще одна любопытнейшая подробность шведских сказаний. Иногда дьявол, присутствовавший на шабашах, оказывался больным. Чем именно и в чем выражалась болезнь, об этом история умалчивает; но зато объясняется, что гости шабаша усердно ухаживали за больным хозяином и лечили его — ставили ему банки. Своим верным приверженцам шведский черт давал верных рабов, в виде разных животных — кому ворона, а кому кота. Этих зверей можно было посылать куда угодно и с каким угодно поручением, и они все аккуратно исполняли. Дьявол учил также ведьм волшебному доению чужих коров. Для этого надо было загнать в стену нож и привязать к нему веревочку, а затем мысленно себе представить какую-нибудь соседскую корову. И сейчас же молоко из вымени этой коровы волшебным способом лилось по веревочке в подставленную посудину, а злополучная хозяйка коровы после того уже не получала от нее ни капли молока. Эта же веревочка, привязанная к ножу, загнанному в стену, оказывала еще другую добрую услугу. Стоило, держа ее в руке, думать о своем враге, чтобы этот враг в то самое время почувствовал жесточайшие мучения, боли и корчи. Шведские колдуны и ведьмы могли даже наповал убивать своих недругов, взмахнув по воздуху деревянным ножом. Заведя речь о шабашных игрищах, нельзя мимоходом не упомянуть о суккубах и ин-кубах, вера в которых распространена у всех индоевропейских народов.

Такими названиями обозначают демонов, принимающих вид либо мужчин (инкубы), либо женщин (суккубы), и в таком виде вступающих в плотскую связь с людьми. Блаженный Августин в своем «Граде Божьем» признает плотские союзы человека с, демонами. Он говорит, что есть особые демоны, которых франки его времени называли сСи-біі и которые главным образом специализировались на таком способе соблазна слабых смертных. Изобличенные и преданные суду ведьмы давали бесчисленные показания о своих плотских неистовствах с демонами. Из этих показаний видно, что лукавый проявляет в своей нежности известную разборчивость; он различает красивых женщин от безобразных. В трактатах «Бе Бетіпа сІіаЬоІогит», каких немало было издано учеными демонологами, настойчиво указывается (и опять-таки по показаниям ведьм) на то, что ласки демонов не только не доставляют никакого упоения, но, наоборот, порождают страх и ужас. По нашему народному, очень поэтическому сказанию огненный змей, посещающий женщин, изводит и сушит их. Но связь с дьяволом не всегда остается бесплодной. Вспомним Роберта Дьявола, Мерлина; они оба были порождения женщины и черта. Многие благочестивые современники Вольтера, как известно, были пресерьезно убеждены в том, что он порождение дьявола, отнюдь не в переносном, а прямом смысле. В старое время народ охотно приписывал такое происхождение всяким уродам. Дельрио (см. выше) описывает некоторых из этих чудищ — порождений от женщины и нечистого духа. Так, он приводит в пример какого-то великана, которого будто бы видели в Бразилии. Он был ростом в 17 локтей (что-то вроде трех сажен), кожа на нем была, как на ящерице, руки, как львиные лапы, глаза, метавшие огнь и пламя, и «язык таковой же» (не понимаем, что это значит). В 1240 году в Саксонии, в лесу, изловили тоже каких-то чудищ «с получеловечьим обличьем». В 1278 году какая-то женщина в Швейцарии родила ни более, ни менее, как льва; другая, в 1271 г., в Павии, — кота; третья, в Брессе, — собаку; четвертая разродилась тройнею: сначала родила человечью голову, потом змею с двумя ногами и, наконец, поросенка, цельного и надлежаще сформированного. «Сомнения нет, — заключает Дельрио, — что все это породил с теми женщинами сам демон, принимавший вид всех этих зверей и чудовищ». Случалось, что женщины, зачавшие от дьявола, разрешались дымом и бурными ветрами, которые внезапно вырывались у них из тела. Знаменитый Пико де Мирандола утверждает, что знал человека, который сорок лет сожительствовал с суккубом. Он звал его Армелиной и видел его в форме красивой женщины. Но видел ее он один. Идя с нею по улице, среди народа, он с нею разговаривал, а люди на него глазели и дивились, с кем это он говорит, потому что никого не видели подле него, и считали его помешанным (в чем, без сомнения, ни на волос и не ошибались).

Но Мирандола, очевидно, верит, что этот злополучный маньяк на самом деле сожительствовал с чертовкой, да и кто в его время (XV стол.) усомнился бы в этом! Связавшиеся с демоном, все равно с инкубом или суккубом, кончали обыкновенно весьма печально. Так, Гион в своей книге «Разные поучения» рассказывает, что одна греховодница, соблудившая с дьяволом, вдруг вся страшно вспухла. Она полагала, что эта полнота не что иное, как беременность, во вместо того у ней проявилась какая-то мучительная болезнь, в которой ни один врач ничего не мог понять. В 1580 году какой-то молодой дворянин Лимузинской области во время охоты в лесу встретил злого духа, принявшего вид обольстительной красавицы. Он не устоял против соблазна, но после этого грехопадения у него во всем теле начался адский жар, который через три дня свел его в могилу. Гулар тоже занес в свою любопытную книгу немало историй с суккубами и инкубами. Вот одна из них. В 1602 году некий французский дворянин ехал себе путем-дорогою, и вдруг навстречу ему из леса выбежала прелестная молодая девушка с воплем о помощи. На нее напали разбойники, убили ее спутников, сама она едва-едва спаслась. Наш рыцарь посадил ее к себе на коня, привез в ближайшее местечко. Остановился с нею в гостинице, предложил ей подкрепиться пищей. Но девица, все еще насмерть испуганная, не хотела ни есть, ни пить и, вдобавок, не соглашалась ни на шаг отстать от своего спасителя. Так что ему и на ночь пришлось расположиться с ней в одной комнате. Он приказал приготовить две кровати и сам улегся на одну из них. Но ему что-то не спалось, да «вдобавок, он имел неосторожность засмотреться на свою спутницу в то время, когда она раздевалась. Утром, когда он проснулся, его спутницы уже не было: она исчезла. Он прождал ее до полудня, потом уехал. Но едва он выехал за город, как на него с явным вызовом в бой кинулся какой-то вооруженный всадник, неведомо» откуда взявшийся. Когда они съехались, приготовившийся к битве дворянин вдруг с ужасом узнал в своем противнике ту самую девицу, пред чарами которой он так постыдно не устоял. И он увидал, что это был дьявол. Полумертвый от страха, дворянин начал громко творить молитву. Дьявол, конечно, исчез, но бедному грешнику пришлось худо. Он поспешил вернуться домой, смиренно исповедался в своем грехе; но им уже овладела какая-то изнурительная немочь, от которой он очень скоро скончался.

VII. Продажа души дьяволу и договор с ним

Всем и каждому известно что враг рода человеческого никогда никому никаких услуг не оказывает даром, вознаграждение же за свои услуги он взимает всегда одно и то же — душу. Кто при жизни желает пользоваться силой дьявола, тот обычно уступает ему свою душу. В таком смысле и заключается между ними договор, а чтобы он был крепче, то его пишут, и человек подписывает его своею кровью. Бесчисленные процессы колдунов и ведьм в Средние века и ближайшие к ним столетия оставили нам любопытнейшие образцы этих договоров дьявола с человеком на запродажу души. Сообщаем здесь в подробном переводе один из таких договоров, напечатанный в книге «De la vocation des magicians et magiciennes» (о призвании колдунов и колдуний), изданной в Париже, в 1623 году. Этот договор был заключен патером Лоисом (т. е. Людовиком) Гофриди. Вот его текст слово в слово: «Я, патер Лоис, отрекаюсь от всех и каждого духовных и телесных благ, какие мне могли бы быть даны и ниспосланы от Бога, от Девы и от всех святых, а в особенности от моего покровителя Иоанна Крестителя, и от святых апостолов Петра и Павла, и от святого Франциска. Тебе же, Люцифер, коего я вижу и лицезрею перед собою, я отдаю себя со всеми добрыми делами, которые я буду творить, за исключением благодати Святых Тайн, из сострадания к тем, кому я буду оные преподавать, и сего ради я все сие подписываю и свидетельствую» .

Дьявол же со своей стороны подписал по отношению к Лоису Гофриди следующее обязательство: «Я, Люцифер, обещаю под моей подписью тебе, г-ну патеру Лоису Гофриди, дать силу и могущество околдовывать дуновением уст всех жен и девиц, каких ты пожелаешь, в чем и подписываюсь, Люцифер» . Замечательно, что в Средние века и последующие столётия в Западной Европе и особенно в католических странах очень часто вступали в договор и союз с дьяволом лица духовного звания обоего пола.

Так, Боден сообщает о некой Магдалине Делакруа, настоятельнице одного женского монастыря в Испании. С этой особою начали на глазах у всех монахинь, ей подчиненных, твориться самые изумительные вещи — вещи такого рода, что монахини о них умолчать не могли, а как только они о них заговорили бы, то почтенной игуменье, пожалуй, угрожал бы костер. В чаянии отклонить от себя эту плачевную участь мать Магдалина поспешила принести повинную самому папе. Она исповедала ему, что еще с двенадцатилетнего возраста вступила в связь с дьяволом и связь эта продолжается уже более тридцати лет. Дьявол, по ее словам, посещал ее ежедневно (или, точнее сказать, еженощно), располагаясь у нее на правах полного хозяина. Нет ничего удивительного поэтому, что с ней и начали твориться разные чудеса. Так, например, во время церковной службы она внезапно приподнималась на воздух. Во время причащения монахинь гостия сама собою из рук патера переносилась по воздуху ей в уста. Все, эти необычайные вещи возбуждали неописуемое изумление в монахинях и монастырском патере. Все они считали свою настоятельницу за святую. Но ее, очевидно, терзало сомнение, что дьяволу может придти фантазия выкинуть с нею какую-нибудь штуку, которая уже не будет походить на святость, и тогда ей придется плохо. Это и побудило ее принести исхаянную перед папой. Какой успех имела эта покаянная, мы не знаем. В книге; аббата Кальмэ («Трактат о явлении духов, приведений» и т. д.) Рассказывается история одного злополучного молодого дворянина Михеля Людвига Бубенхорена, о которой запись сохранялась в одной из церквей, принадлежавших иезуитам в Германии. Родители этого юноши были богатые люди и, желая дать сыну хорошее образование, послали его в Лотарингию, чтобы он там изучил французский язык и науки. Но молодой человек увлекся картежной игрой и продулся в пух и прах. Доведенный этим до отчаяния, он порешил продать свою душу дьяволу, если тот согласится доставить ему денег для игры, но денег настоящих, а не фальшивых. В те времена существовала уверенность, что при подобных случаях дьявол охотно дает деньги но не настоящие, а старается как-нибудь надуть и вместо денег всучить черепки, камни или какую-нибудь скверность.