История триумфов и ошибок первых лиц ФРГ
Шрифт:
Курта Георга Кизингера ценили за то, что он был очень талантливым оратором, мыслителем и эстетом — за это же его и осмеивали. Сомнения в его способностях организатора и управленца были не вполне обоснованны. «Обычное представление о политике не слишком очаровательно. Требуется работать на износ и добиться того, чтобы чувствовался запах страха перед властью. Легкая риторика и элегантное поведение часто вызывает подозрение, что что-то идет не так», — говорилось в речи на смерть Кизингера. На самом деле он был райской птицей на боннском паркете. Интриги и склоки политических будней были ему не только ненавистны, он действительно был выше их. Британскому журналисту Нилу Эйчерсону Кизингер напомнил детскую историю про быка Фердинанда, который больше любит нюхать цветы, чем бороться со своими соперниками. Кизингер хоть
Но все же дух времени способствует тому, что образ Кизингера кажется более блеклым, чем он был на самом деле. «Правление соперников» не было «канцлерской демократией» в аденауэровском стиле. Большая коалиция стала исключением из правил, и Кизингер с честью пытался представить это исключение в качестве первого лица государства. Парадоксальным образом Большая коалиция вошла в историю как самое успешное правительство ФРГ. За время существования этого правительства были приняты 436 законов, решены многие проблемы, связанные с необоснованным увольнением рабочих и сохранением заработной платы на время болезни, была стабилизирована экономика, отменены Чрезвычайные законы, снято табу на «восточную политику», нормализованы отношения с Францией и США. Рискованные решения и гениальные озарения не были «коньком» Кизингера, тем более что интересы обеих партий были слишком различны и слишком сильным было сопротивление в его собственной партии. Правительство Большой коалиции сдвинуло с места многие проблемы и добилось обновления политики. В эпоху Кизингера новое сражалось со старым, он был в одно и то же время представителем старшего поколения и канцлером периода перемен. Плоды будут пожинать его последователи.
После своей отставки с поста канцлера Кизингер не остался в Бонне, хотя до 1980 года был депутатом. Еще несколько лет он был председателем ХДС, потом почетным председателем партии. Кизингер хотел снова быть канцлером, он очень долго жалел, что во второй период правления не смог совершить ничего великого. Наконец он смирился с тем, что его время прошло. Многие неохотно вспоминали время его правления. С болью Кизингер узнал о неблагодарности ХДС, но «для ХДС он персонифицировал падение с высоты двух десятилетий единоличного царствования в глубокий обморок, в котором находится каждая оппозиция», — пишет историк Арнульф Баринг. Бывший канцлер вернулся на родину, в Швабию. «Того, у кого есть хладнокровное отношение к власти и к собственным возможностям, смирение и юмор, настоящая любовь к ближнему, воля и сила к бескорыстной службе, мы можем считать призванным», — писал однажды Кизингер в своей книге «Идеи обо всем». У него было призвание канцлера. Только вот политика больше не была ему нужна, как и он ей. Кизингер умер в 1988 году в возрасте 83 лет.
Пророк
Вилли Брандт
«В наше время реалистом можно быть, лишь веря в чудеса».
«Мы хотим отважиться на большую демократию».
«История не должна стать хомутом, который не отпускает от нас наше прошлое».
«Четкое историческое самосознание не терпит невыполнимых претензий».
«Считать канцлера человеком, на которого можно оказывать давление — чистый гротеск. Я не такой человек».
«Я совершил свои ошибки. Я не всегда обращал внимание на то, на что следовало. Мне жаль. И это правда».
«Мир — это не все, но без мира все становится ничем».
«Он отпускал повод, а указания давал только тогда, когда это было неизбежно».
«Я всегда видел его очень закрытым, недоступным человеком. В общении со мной он старался изо всех сил, но быть близким кому-то ему по-настоящему тяжело».
«Он был не тот человек, который утром еще до завтрака разрубал два-три “гордиевых узла”. Если это было возможно, он с удовольствием аккуратно их развязывал».
«Это тот, кто дает волю собственной меланхолии… и когда вы ходы заколочены, отступает вперед».
«Он не говорил красивых слов, которые обычно говорят правители, и не играл в героя, берущего все решения на себя».
«Он мог обнять всех вокруг, но с отдельными людьми у него возникали трудности».
«То, что Брандт любил жизнь и мог оказывать на женщин превосходное впечатление, то, что он не гнушался мелкой любовной интрижкой, способствовало его популярности. Это отражение комплексов, во-первых, обывателей, а, во-вторых, «серых мышек», которые до сих пор заполняют скамьи в правительстве и господствуют в бундестаге. Бонн — это санаторий для душевных импотентов».
«Тот, кто смотрел в глаза Брежневу, за спиной чувствовал кулак Кизингсра, помнил про Барцеля и не попал в яму, которую выкопал ему Штраус, велик как государственный деятель и настоящий победитель».
«Мы помнили, что сказал Кеннеди: если я хочу изменить статус-кво, я должен признать его. Мы хотели повернуться лицом к Востоку, открыться ему и таким образом открыть его. Это означало долгий путь к немецкому единству, после того как короткий путь был для нас закрыт».
«Устная речь Вилли Брандта заставляла предположить, что возникновение мыслей происходит одновременно с их выражением».
«Даже для самых близких сотрудников он, несмотря на конфиденциальное обращение на “ты”, никогда не был приятелем. У Брандта был “неавторитарный” авторитет».
«Бундесканцлером стал не агрессивный католик из Мюнхена, а незаконнорожденный Герберт Фрам из Любека, который лишь подчеркнул позор бюргерского общества, этот первородный грех идиотизма, когда стал социалистом и эмигрантом».
«Он был всегда за хорошее вино и хорошую еду, и всегда был открыт жизни».
«То, что этот человек не чуждался развлечений, мы знали. Это было его дело. Но он не должен был позволить этому повлиять на работу».
Как предписывает в таких случаях протокол, к мемориалу торжественно был возложен венок. Также в полном соответствии с протоколом высокие гости вышли вперед. «Где же он?» — «Он что, упал?» Фотографы из задних рядов помогали себе локтями, чтобы пробраться вперед. Вилли Брандт внезапно и так неожиданно упал на колени, что можно было подумать, что канцлеру стало плохо. Щелканье фотоаппаратов превратилось почти в шум. Брандт стоял коленопреклоненный на мокром асфальте: десять секунд, двадцать секунд, бесконечную половину минуты. Его голова была опушена, взгляд застыл на сложенных руках. Потом он поднялся одним энергичным движением, не обращая внимания на протянутые ему руки сопровождающих лиц. Медленно он пошел назад к своим спутникам.