История всемирной литературы Т.1
Шрифт:
Мы не знаем, отражает ли в какой-то мере ситуация, описанная во вступительной части «Поучения», историческую действительность или мы имеем дело с искусным литературным приемом, с помощью которого автор образует подобие рамки, объединяющей несколько сюжетов. Так или иначе, Птаххотеп, называющий себя везиром фараона Исеси (V династия), постарев, просит царя назначить ему преемником сына, тоже Птаххотепа. Он обещает наставить его на путь истины и научить верно служить царю, «чтобы все худое было отвращено от народа». «Принимая отставку» старого вельможи, фараон соглашается с тем, что молодой сановник нуждается в наставлении как
Из текста вступления следует, что фараону Исеси служили два везира, носивших одно и то же имя — Птаххотеп. Так ли это было в действительности? Нам известно несколько гробниц вельмож эпохи Древнего царства по имени Птаххотеп, но ни один из них везиром не был. Этот факт, однако, не может поставить под сомнение достоверность слов автора «Поучения»: его гробница могла не сохраниться или она еще не найдена [3].
Собственно «Поучение Птаххотепа» состоит из 45 или 46 более или менее развернутых, иногда сходных по содержанию наставлений. Они очень конкретны, большая их часть вводится условным «Если ты...». Первые несколько слов почти всех нравоучений написаны красными чернилами (вот какая давняя история у нашей красной строки!), а текст одного из списков маркирован красными же точками. Смысловая законченность наставлений, а также графическое оформление частей текста красными строками и точками привели многих египтологов к мысли о поэтической форме «Поучения». Возможно, они и правы, однако следует подчеркнуть, что красные точки — единственный знак препинания, которым начиная с эпохи Нового царства пользовались египтяне, характерен не только для стихов — сплошь и рядом они встречаются в безусловно прозаических текстах.
Назидательная часть «Поучения» кажется современному читателю весьма бессистемной. Винить ли в том переписчиков, исказивших авторский замысел, или автор руководствовался понятными ему и современникам, но ускользающими от нас критериями, или, наконец, он и не намеревался придерживаться какой-либо схемы, — обо всем этом нам остается только гадать. Мы можем лишь констатировать, что рекомендации высокого нравственного характера чередуются в «Поучении» с наставлениями житейского толка и с советами, продиктованными подчас неприкрыто утилитарными соображениями.
Уже в те удаленные от нас времена Птаххотеп считал необходимым для преуспевания в бюрократической среде рекомендовать:
«Гни спину перед начальниками [своими]... и будет процветать дом твой. [...] Когда не сгибается рука для приветствия, плохо это для противопоставляющего себя [таким образом] начальнику».
Безусловно, в большой мере отражают порядки своего времени и такие советы:
«Если ты находишься в передней [приемной залы царя], всегда веди себя соответственно твоему рангу, в который ты был возведен в первый день. ...Лишь царь выдвигает вперед, но не возвысят [досл.: назначат] тех, которым [другая] рука помогает».
«Если ты значительный человек, заседающий в совете господина своего, будь в высшей степени осторожным [досл.: держи настороже разум твой, как только возможно]. Молчи, полезнее это, чем тефтеф [4]. Говори, когда ты осознал, что понимаешь [суть дела]. Говорящий в совете — это умелец. Труднее [умная] речь работы всякой».
«Скрывай свои мысли; будь сдержан в речах своих [досл.: контролируй рот твой]. [...] Да скажешь ты нечто значительное, пусть скажут знатные, которые услышат [тебя]: „Сколь прекрасно вышедшее из уст его!“»
Однако однозначная оценка этих наставлений едва ли возможна. Первое из приведенных нравоучений, пожалуй, идеализирует бюрократическую действительность своего времени: то немногое, что мы знаем о фараонах V династии, позволяет нам утверждать, что их власть постепенно ослабевала, и назначение сановников порой было лишь номинальной прерогативой царя. Неоспоримо рациональное начало двух последующих советов: «Говори, когда ты осознал, что понимаешь [суть дела]», и «Да скажешь ты нечто значительное».
Мысль Птаххотепа, однако, часто возвышается над обычным житейским практицизмом египтян, и он обращается к сыну со следующими, удивительными в устах сановника, возглавлявшего могущественную и богатую бюрократию, словами:
«Не будь высокомерен из-за знания своего и не [слишком] полагайся на себя из-за того, что ты знающий. Советуйся с незнающим, как и со знающим, — [ведь] нет предела умению и нет умельца, [вполне] овладевшего искусством своим. Сокрыто речение прекрасное более, чем зеленый драгоценный камень, но находят его у рабынь при жерновах» [5].
Из «Поучения Птаххотепа» со всей очевидностью следует, что писец для него — идеал чиновника его времени. Однако удел писца не в том чтобы занять определенное положение в государственной бюрократической системе; он человек «знающий», «умелец», «говорящий в совете», и в поисках «речения прекрасного», т. е. мудрого и справедливого, не должен гнушаться общением с самыми бесправными и угнетенными — с «рабыней при жерновах». Таким и хочет видеть своего сына старый везир. Вот почему он советует:
«Если ты начальник, будь спокоен, когда слушаешь ты слова просителя; не отталкивай его прежде, чем он облегчит душу [досл.: себя] от того, что он думал сказать тебе».
Продолжение этого наставления изумляет тонким знанием человеческой души, человеческой психологии:
«Человек, пораженный несчастьем, хочет излить свою душу [даже] больше, чем [добиться] благоприятного решения своего вопроса [досл.: чем выполнения того, из-за чего он пришел]».
Идеал чиновника предполагает для Птаххотепа наличие у него и такого качества, которое мы бы назвали порядочностью:
«Не клевещи ни на кого, ни на большого, ни на малого; мерзость для КА это».
«Не пересказывай [досл.: рассказывай] клевету — да не услышишь ты ее [даже]. ...Рассказывай виденное, не слышанное».
Наконец, следует вспомнить еще один знаменательный совет Птаххотепа:
«Если ты начальник, отдающий распоряжения многим людям, стремись ко всякому добру, чтобы в распоряжениях твоих не было зла. Велика справедливость и устойчиво [все] отличное. Неизменна она [справедливость] со времен [бога] Осириса, и карают нарушающего законы». Этот совет мог дать только умудренный богатым опытом сановник, осознавший моральную и социальную силу справедливости, считавший, что власть должна покоиться не только и не столько на насилии, сколько на традиционном законе и на человеколюбивом отношении к труженикам.