История всемирной литературы Т.4
Шрифт:
Ярко выраженный драматизм жизненного восприятия и обостренное внимание к трагическим мотивам характерны в эту эпоху и для других видов искусства, например для музыки (не случайно именно в XVII столетии возникает и получает развитие такой музыкально-драматический жанр, призванный сыграть очень важную роль в художественной культуре нового времени, как опера). Обращает на себя внимание в этой связи и усиление элементов «театральности» в живописи XVII столетия (декоративность пейзажа у французских классицистов, проникновение элементов театральной мизансцены в фигурную компазицию и т. д.).
Подъем, переживаемый на Западе в конце XVI и в XVII в. драматургией в целом и трагедией в частности (это время представляет собой после античности высшую точку в развитии трагедийного жанра в западноевропейской литературе прошлого), обусловлен несколькими причинами. Несомненно, что здесь сказался взлет народного самосознания, связанный с завершением процесса национального объединения, с окончательным торжеством
Обострение и усложнение общественной борьбы, столь характерные для XVII столетия, порождая резкие сдвиги и бурные катаклизмы, создают благодатную почву для развития драматического начала в литературе. Антагонистический, зачастую на данном историческом этапе практически неразрешимый характер социальных конфликтов способствует расцвету трагедии. Западноевропейская литература XVII в. подхватывает тенденции, отчетливо обозначившиеся у Шекспира: трагическое начало, вырываясь из рамок обособленности, все настойчивее вторгается в стихию комического, придавая нередко особый, драматический привкус смеху. Взаимопроникновение трагического и комического начал можно наблюдать и в крупнейших произведениях французской драматургии («Дон Жуан», «Мизантроп» Мольера), несмотря на то что теория классицизма категорически запрещает такое смешение и всемерно стремится ему препятствовать. Трагическое начало присутствует в эту эпоху не только в драматургии, но и в литературных жанрах, до сих пор служивших по преимуществу ареной комического («Басни» Лафонтена 70-х годов, плутовские повести Кеведо и Гевары, «Симплициссимус» Гриммельсгаузена). Одновременно пристальный интерес к драматической сущности изображаемых жизненных явлений сказывается и в возрастающей тонкости психологического мастерства, в способности воспроизводить сложную и напряженную борьбу чувств, обнажать скрытые, внутренние мотивы поступков (в этой связи следует отметить не только завоевания, осуществленные замечательными создателями классицистической трагедии, но и роль, сыгранную в развитии романа «Принцессой Клевской» Лафайет).
Обнаруживается, наконец, и тот усиливающийся интерес к объективному образному осмыслению действительности с ее внутренними закономерностями, в ее преисполненном конфликтов развитии, который, как уже отмечалось ранее, пронизывает эстетическую мысль эпохи, идя на смену столь ярко выраженному в литературе Возрождения лирическому пафосу.
Не менее примечательны и успехи, достигнутые в XVII в. романом; последний приобретает все больший удельный вес, завоевывает все большее признание, в какой-то мере отодвигая на задний план новеллу, господствующую в ренессансной литературе, и заметно оттесняя эпическую поэму. Особенно симптоматичен подъем, переживаемый тем типом романа, который можно назвать социально-бытовым (испанский плутовской роман; Сорель, Скаррон и Фюретьер во Франции; Гриммельсгаузен в Германии, отчасти Бэньян в Англии). У истоков этого подъема стоит могучая фигура Сервантеса.
В западноевропейской литературе начала XVII столетня существуют явления, принадлежащие по своей природе Позднему Возрождению (попытки Опица опереться на заветы Плеяды; «ученый гуманизм» и поэзия Арребо в Дании; нидерландская разновидность маньеризма, представленная Хофтом и Хейгенсом; маньеристические тенденции в испанской поэзии времени Гонгоры). В конце века в целом ряде литератур Запада отчетливо обозначаются приметы зарождающегося просветительского реализма («Жизнь и смерть мистера Бэдмена» Бэньяна, проблески реализма новой эпохи, XVIII в., в последней комедии Конгрива «Так поступают в свете», раннее творчество Дефо и Свифта в Англии; романы Рейтера и Вейзе в Германии; предпросветительские тенденции, присущие воззрениям «современных» во Франции, и др.), появляются предвестия стиля рококо (поэзия Шолье и Лафара во Франции, творчество Аркадии в Италии).
Диего Веласкес. Сдача Бреды
1634—1635 гг. Мадрид, Прадо
Однако художественные направления, наиболее характерные для западноевропейской литературы XVII в., — это барокко и классицизм.
Что касается реализма, то XVII век — важный и сложный этап в его развитии. Реалистические искания, обусловленные существенными сдвигами в общественной и духовной жизни Европы, вступают в этот период в новую стадию, отличную от эпохи Ренессанса. Они носят новаторский характер, содержат в себе художественные открытия, которые получают затем плодотворное развитие на протяжении XVIII и XIX вв. Заметно расширяется тематический кругозор и обогащается жанровое многообразие литературы, вовлекающей в свою орбиту все новые и новые жизненные пласты. Вместе с тем конкретное воплощение этих исканий было обусловлено острыми противоречиями, характерными для общественной и духовной жизни XVII столетия. В результате реалистические тенденции кристаллизовались в это время на Западе по преимуществу внутри литературы барокко или классицизма, развивались в первую очередь представителями их наиболее демократических по своему духу течений.
Прямые аналогии с другими видами искусства в этом отношении неправомочны. Эволюция отдельных видов искусства протекает неравномерно. Реализм как цельная, самостоятельная художественная система в XVII столетии наиболее законченное выражение получает в живописи. Ведущая роль живописи — своеобразная черта художественной культуры XVII столетия. Произведения Караваджо, Веласкеса, Хальса, Рембрандта, Вермера, Луи Ленена служили для художественной литературы того времени примером органичности в сочетании глубины одухотворенного психологического анализа с точностью и достоверностью социальной характеристики персонажей, свободы в эстетической интерпретации «природы», независимости от условностей стилистических канонов барокко и классицизма.
В литературе же XVII в. как эпохи (т. е. как времени, следующего за позднеренессансным творчеством Шекспира и Сервантеса и предшествующего Просвещению) тонкость, проникновенность психологического анализа, с одной стороны, и полнокровность, достоверность в изображении быта, конкретной материальной и социальной среды, с другой — остаются большей частью оторванными друг от друга, не сочетаются в рамках разрабатываемого жанра, в творчестве одного и того же писателя. На рубеже эпохи Ренессанса и XVII в. появляются произведения, в которых писатель, обращаясь к изображению быта и материальных интересов, создает образы не только большой социально-обобщающей силы, но и значительной психологической емкости. Здесь в первую очередь необходимо назвать «Дон Кихота» Сервантеса. В XVII в. эта художественная тенденция пробивает себе путь прежде всего в жанрах «низовых» (с точки зрения иерархии ценностей, устанавливаемых эстетической теорией того времени): в романе (Гриммельсгаузен), комедии (творчество Бредеро, Мольера или Конгрива), в шедеврах басенного искусства (Лафонтен). Однако в целом для литературы XVII в. характерно иное. На одном полюсе здесь царит классицистическая или барочная трагедия, создающая одухотворенные образы, преисполненные значительного внутреннего содержания, но далекая от реальных условий существования простых людей. Другой полюс представлен авторами бытовых и плутовских романов.
Их творчество отличается стремлением изображать материальные условия жизни и прежде всего судьбы обреченных на лишения, обездоленных социальных низов. Основная тема пикарескного (плутовского) романа (жанра, который сыграл важную роль в развитии социально-бытовой прозы XVII в.) — это жизненный путь деклассированного персонажа, выбитого из привычной колеи патриархального уклада и брошенного на произвол судьбы в безбрежное житейское море. Попадая из тиши провинциального захолустья в бурный круговорот жизни больших городов, он вынужден вести отчаянную борьбу за существование в условиях, когда, наряду с сословными привилегиями, привилегиями рождения, все большее значение приобретает обладание денежным мешком. Рассказ о приключениях этого персонажа, нередко гротесково заостренный, позволяет авторам плутовских романов и повестей, обрисовав нравы различных кругов современного общества, обозначить многие из разъедающих его язв, придать своим произведениям яркое разоблачительное звучание. Авторы плутовских романов не боятся изображать неприглядные и прозаические стороны повседневной жизни, но делают это зачастую натуралистически упрощенно, не соединяя описания типических деталей с лепкой ярких образов. Иногда же их ограничивает специфически пародийный характер замысла произведений, направленных на развенчание напыщенности и надуманности «высокой» литературы. Лишь в XVIII в. литература в целом и роман в частности достигают значительных успехов в смысле преодоления указанного разрыва (одно из первых примечательных свидетельств такого рода художественных сдвигов — «Манон Леско» аббата Прево, произведение, в котором правдивое описание социальной среды, воспроизведение нравов деклассированных низов и поэтическое раскрытие мира чувств героя органически слиты).
Наивысшие достижения в направлении реалистического отображения действительности принадлежат в XVII в. тем писателям, которые оказываются способными насытить свои художественные обобщения глубоким социально-историческим смыслом. К числу таких писателей принадлежит Гриммельсгаузен, автор «Симплициуса Симплициссимуса». Художественное содержание этого произведения, сколь ярко ни были бы в нем выражены барочные тенденции, нельзя вместе с тем исчерпать понятием барокко. Как подчеркнул А. А. Морозов, «в силу заложенных в нем социальных устремлений Гриммельсгаузен подчинил риторические средства барокко новым потребностям осмысления и отражения действительности». Очевидно, что эти потребности — создание монументальной обобщающей картины эпохи, попытка воспроизвести и осмыслить ее трагические противоречия, с точки зрения угнетенных, бесправных народных масс, — заключали в себе чрезвычайно мощную реалистическую потенцию, обладавшую чертами, принципиально отличными от изобразительных особенностей стиля барокко.