История
Шрифт:
Когда добыча была собрана, эллины отделили десятую часть дельфийскому богу. Из этой десятины был [сделан и] посвящен золотой треножник, который стоит в Дельфах на трехглавой медной змее непосредственно у алтаря. [1089] И олимпийскому богу они отделили десятую часть добычи, из которой [сделали и] посвятили медную статую Зевса в 10 локтей высоты, а также и истмийскому богу, [отделив десятую часть], посвятили медную статую Посейдона в 7 локтей высоты. После этого распределили [между собой] всю остальную добычу: персидских наложниц, золото, серебро, прочие ценности и вьючных животных. Каждый получил то, что ему подобало. А сколько дали сверх этого воинам, особо отличившимся при Платеях, — об этом мне никто не мог ничего сказать. Впрочем, как я думаю, им были даны [почетные дары]. Павсаний же получил всего вдесятеро больше: женщин, коней, талантов,
Знаменитый треножник стоит теперь в Константинополе на площади Мейдан. Имена городов, участвовавших в битве, еще теперь можно прочесть на нем.
Передают еще вот что: после бегства из Эллады Ксеркс оставил Мардонию свою домашнюю утварь. Когда же Павсаний увидел шатер Мардония с золотой и серебряной утварью и пестрыми коврами, он приказал хлебопекам и поварам приготовить такой же обед, как они обычно готовили Мардонию. Те принялись выполнять приказание. Зрелище пышно устланных мягкими коврами золотых и серебряных ложей, золотых и серебряных столов с роскошно приготовленным обедом и всего этого великолепия и роскоши яств привело Павсания в изумление. В шутку он приказал своим слугам приготовить так же и лаконский обед. Разница между обоими обедами оказалась большая, и Павсаний, засмеявшись, велел пригласить эллинских военачальников. Когда те собрались, Павсаний, указывая им на оба обеда, сказал: «Эллины! Я собрал вас, чтобы показать безрассудство этого предводителя мидян, который живет в такой роскоши и все-таки пришел к нам, чтобы отнять наши жалкие крохи». Это, как говорят, были слова Павсания эллинским военачальникам.
После этого платейцы находили еще много ящиков с золотом, серебром и другими драгоценностями. Впоследствии, когда платейцы собрали кости в одну кучу, на скелетах павших обнаружили вот что: нашли череп без единого шва, состоящий из одной кости; отыскали также челюсть, именно верхнюю, со сросшимися зубами: все резцы и коренные зубы состояли сплошь из одной кости. Кроме того, были найдены кости человека ростом в 50 локтей.
Тело Мардония на другой день после битвы исчезло. Кто его похитил, я точно сказать не могу. Я слышал, правда, про многих людей из разных городов, будто они предали земле прах Мардония, и знаю, что за это они получили богатые дары от сына Мардония Артонтеса. Но кто именно из них тайно похитил и похоронил тело Мардония — этого я точно узнать не мог. Ходит, впрочем, слух, что это был Дионисофан из Эфеса. Во всяком случае Мардоний был погребен тайно.
Эллины же после раздела платейской добычи приступили к погребению павших — каждый город своих. Лакедемоняне выкопали три могилы. В одной они похоронили иренов [1090] (в их числе были Посидоний, Амомфарет, а также Филокион и Калликрат); в другой — всех остальных спартанцев, а в третьей — илотов. Так погребали [своих воинов] спартанцы. Тегейцы же хоронили своих воинов отдельно, но всех в одной могиле; также и афиняне — своих воинов вместе, то же и мегарцы и флиунтцы — своих воинов, изрубленных [вражескими] всадниками. Во всех этих могилах действительно были тела павших. Что же касается могил прочих эллинов, которые еще можно видеть у Платей, то это, как я узнал, — пустые курганы (эти курганы насыпали отдельные эллинские города, стыдясь перед потомством своего неучастия в битве). Есть там и так называемая могила эгинцев, которую даже спустя десять лет после битвы насыпал по их просьбе гостеприимец эгинцев Клеад, сын Автодика из Платей.
Ирены — спартанцы в возрасте от 20 до 30 лет. Только после 30 лет спартанцы переходили в разряд «мужей» и становились полноправными гражданами.
После погребения павших при Платеях эллины решили на совете тотчас же идти на Фивы и требовать выдачи сторонников персов, и прежде всего Тимегенида и Аттагина, главарей персидской партии. В случае же отказа фиванцев было постановлено не снимать осады города, пока не возьмут его. Так они решили и на одиннадцатый день после битвы подошли к Фивам и осадили город, требуя выдачи этих людей. Фиванцы же отказались, и тогда эллины принялись опустошать их землю и штурмовать стену.
Так как опустошения продолжались, то на двадцатый день Тимегенид сказал фиванцам так:
«Фиванцы! Поскольку эллины приняли решение не снимать осады, пока не возьмут Фивы или пока вы не выдадите нас, то пусть Беотийская земля из-за нас больше не страдает. Если их требование — только предлог, чтобы вымогать деньги, то давайте дадим деньги из государственной казны (ведь мы держали сторону персов вместе с общиной, а вовсе не одни). Если же эллины ведут осаду города, действительно желая захватить нас, то мы сами сумеем оправдаться перед ними».
Фиванцы нашли эти слова совершенно правильными и полезными и тотчас же через глашатая сообщили Павсанию, что желают выдать этих людей.
Когда на таких условиях был заключен договор, то Аттагин бежал из города. Детей его привели к Павсанию, но тот объявил их невиновными, указав на то, что дети не причастны к дружбе отца с персами. Другие же [сторонники персов], выданные фиванцами, рассчитывали оправдаться и были уверены, что сумеют спастись от беды, [откупившись] деньгами. А Павсаний, когда они попали в его руки, подозревая такие замыслы, распустил союзное войско, а их велел отвести в Коринф и там казнить. Вот что произошло при Платеях и Фивах. [1091]
Фивы были еще более ожесточенным врагом Афин, чем Коринф. Олигархическая партия в Фивах была на стороне персов. Геродот клевещет на фиванцев, будто они перешли во время боя при Фермопилах к персам, но все-таки предателей царь Ксеркс велел за это якобы заклеймить как рабов. Эта клевета справедливо возмущала еще Плутарха. Геродот желает обелить детей Аттагина, с которыми он был, вероятно, знаком во время пребывания в Фивах, и поэтому Павсаний произносит знаменитую формулу: «Сын за отца не отвечает».
Между тем Артабаз, сын Фарнака, продолжал свое бегство из-под Платей и был уже далеко. Когда он пришел в Фессалию, то фессалийцы пригласили его в гости и спросили об остальном войске, так как они еще ничего не знали о Платейской битве. Артабаз же понял, что подвергается опасности погибнуть вместе с войском, если расскажет чистую правду о битве. Он полагал, что любой теперь может на него напасть, узнай только, что там случилось. Рассуждая таким образом, он совершенно умолчал потом об этом фокийцам, а фессалийцам сказал вот что: «Я, фессалийцы, как видите, тороплюсь как можно скорее прибыть во Фракию, а спешу я потому, что послан с этим отрядом туда из нашего стана с поручением. Мардоний с войском идет за мной по пятам и скоро прибудет к вам. Примите его как гостя благосклонно и окажите внимание. Поступив так, вы со временем не раскаетесь». После этого он быстро повел войско через Фессалию и Македонию непосредственно во Фракию, прямым путем через внутреннюю часть страны, как человек, действительно спешащий. Затем он прибыл в Византий с большими потерями в людях, умерщвленных в пути фракийцами или павших от голода и изнеможения. Из Византия же Артабаз переправился [через пролив] на кораблях. Так он возвратился в Азию.
В день поражения персов при Платеях произошла как раз и битва при Микале в Ионии. В то время как эллинский флот под начальством лакедемонянина Левтихида стоял у Делоса, прибыли послы с Самоса: Лампон, сын Фрасикла, Афинагор, сын Архестратида, и Гегесистрат, сын Аристагора, отправленные втайне от персов и тирана Феоместора, сына Андродаманта, которого персы поставили тираном Самоса. Когда послы явились к военачальникам, то взял слово Гегесистрат. Он выступил с длинной речью и на разные лады объяснял, что лишь только ионяне увидят эллинский флот, то сразу же поднимут восстание против персов. К тому же варварский флот вовсе не ожидает появления врага. Если же эллины не решатся [напасть на варваров], то второго такого удачного случая они уже не встретят. Заклиная эллинов общими богами, Гегесистрат побуждал их спасти ионян от рабства и помочь им защититься от варваров. Эллинам, по его словам, это легко сделать, так как корабли у варваров плохие и не подстать эллинским. Если же эллины опасаются хитрости или измены, то они готовы плыть заложниками вместе с ними на кораблях.
Так как самосский гость так настойчиво излагал свою просьбу, то Левтихид задал ему вопрос — хотел ли спартанец [этим вопросом] получить [счастливое] предзнаменование или же бог случайно его надоумил: «Как твое имя, гость из Самоса?». А тот отвечал: «Гегесистрат». Тогда Левтихид прервал его, не дав окончить речь, и сказал: «Я принимаю это [имя Гегесистрата] как счастливое предзнаменование. А ты теперь поклянись вместе со своими спутниками, что самосцы действительно будут нам верными союзниками, и возвращайся домой». [1092]
Спартанцы и здесь стояли во главе Эллинского союза. Спартанский царь своей властью принимает самосцев в Эллинский союз.