Истребитель магов
Шрифт:
Тут было людно. Средней руки заведение привлекало всех, кто не хотел пить и есть в грязи, но не мог позволить себе делать это в роскоши. Подгулявшие мастеровые, городские стражники, отдыхающие после трудов праведных, торговцы средней руки – все имелись среди здешней публики.
Харальд занял столик у стены, заказал ужин и приготовился смотреть и слушать. Из рассказов Кьетиля он понял, что пробраться в замок предполагаемой жертвы будет непросто, почти невозможно – слишком высоки стены и многочисленна стража. Оставалось выслеживать родовитого Иоасафа за пределами
На просьбу принести молока, а не пива слуга отреагировал изумленным взглядом, но заказ исполнил.
На небольшом помосте у погашенного по майскому времени очага объявились музыканты, и веселье усилилось. Визгливо загудели дудки, глухо зарокотал барабан, крепкие сапоги ударили в пол – те из гостей, что помоложе, пустились в пляс.
Среди тех, кто не танцевал, Харальд выделил одного. Могучего сложения дед, кряжистый, точно древний дуб, нависал над столом, пьяно мотая седой головой. На лице, кожу на котором выдубили годы, выделялся шрам, идущий от носа к уху. Когда-то старик чудом не потерял глаз. Внушали уважение его кулаки – каждый размером с пивную кружку. Расплатившись за еду и договорившись о комнате, Харальд подошел к деду, спросил:
– Можно?
Старик поднял мутные голубые глаза. Язык его заплетался.
– Че-го? На танец хочешь меня пригласить?
– Нет, выпить. – И Харальд закатал рукав, демонстрируя цеховую татуировку. – Я угощаю!
– А, вот как. – Свой рукав дед попросту разорвал. На мощном предплечье синел знак Черной дружины – оскалившийся в улыбке череп. – Садись, меня зовут Тьодольв.
Вскоре Харальд уже знал, что новому знакомому под шестьдесят, что он два десятилетия служил капитаном у родовитого Иоасафа («Да пожрут его крысы!» – восклицал Тьодольв при каждом упоминании имени бывшего хозяина), но после штурма этого городишки («Да потонет он в дерьме!») капитан показался стар, за что и был переведен в начальники городской стражи.
– Вот этими руками! – вопил Тьодольв, демонстрируя мозолистые ладони. – Я сражался в десятках схваток, а теперь должен ловить воров на рынке!
Поначалу Харальд при каждом выкрике собеседника оглядывался, ожидая, что на старика обратят внимание, но все, похоже, привыкли к его манерам, и никто не оборачивался.
Большого труда стоило направить болтовню Тьодольва в нужное русло. Старый наемник все норовил поведать о выигранных сражениях, в которых он руководил войсками, а об Иоасафе говорить отказывался наотрез.
– Да сожрут его крысы! – бормотал он и переходил на другое, а Харальд боялся переспрашивать, опасаясь вызвать подозрение.
Наконец после очередной кружки старик сам свернул куда надо.
– Да, Иоасаф, – проговорил он, наваливаясь на стол так, что доски трещали под его немалым еесом. – Он был всегда щедр, да сожрут его крысы… Только вот бабник. Ни одной не пропустит… Пяти дней без новой прожить не может…
– И где же он их берет?
– А тут, в городе, одно заведение есть… «Пчелки» называется, – мрачно пробормотал Тьодольв, пытаясь сфокусировать взгляд на
Больше дед не выдержал. Голова его упала и с грохотом соприкоснулась со столешницей.
Харальд встал и, оглянувшись, двинулся к лестнице на второй этаж, к комнатам для гостей. Ступеньки немилосердно скрипели под сапогами, а за спиной визгливо и нестройно переговаривались дудки и мерно бухал барабан.
К ночи похолодало. Небо очистилось от туч и разлеглось над городом, точно громадный ковер черного бархата, вышитый разноцветным бисером. Драгоценными камнями переливались самые крупные звезды, по серебряной дорожке плыл остророгий молодой месяц.
Харальд ждал. Затаился в подворотне, словно грабитель. Точно напротив входа в заведение, носящее легкомысленное название «Пчелки». С хозяйкой заведения, пахнущей дорогими благовониями дородной женщиной, он потолковал три дня назад. Золото сделало свое дело, язычок её развязался. Она сказала, когда почтенный Иоасаф фон Монтри в последний раз посещал её девушек, когда он должен прибыть вновь.
Он приехал сегодня, и Харальд видел его приезд, находясь среди зевак на площади. Багроволицый толстяк прибыл в сопровождении многочисленной свиты и снял лучшие комнаты на постоялом дворе с зеленым забором.
Удостоверившись в этом, Харальд расплатился за комнату и уехал из города в южном направлении. Но добрался он только до ближайшей деревушки, где оставил коня. Крестьянин, который согласился за ним присмотреть, не остался внакладе.
Сам Харальд вернулся в город в сумерках. Вошел пешком, без меча, с котомкой за плечами, завернувшись в плащ из недорогой материи. Странствующий подмастерье – с такого даже пошлины не возьмешь. Кто обратит на него внимание?
Но котомка была наполовину пустой, а у пояса мнимого подмастерья ждали своего часа ножи – из лучшей стали, которая куется на востоке, в отрогах Рудного кряжа. Заточенные так, что впору бриться.
Ждали ножи, и он ждал. Момента, когда родовитому Иоасафу наскучит пьянствовать в окружении ближней дружины и он возжелает ласк женщины.
Время шло. В подворотне ужасно воняло мочой.
Загавкала где-то за домами собака, и почти сразу же от площади донеслось нестройное пение. Певцы приближались, и вскоре стало возможным разобрать слова. Пели несколько человек, точнее хрипло орали, стараясь не отставать друг от друга.
А вот у нас собака – страшный зверь!
Коль не веришь нам на слово – приходи проверь!
Вот откусит тебе ногу – будешь знать!
Что веселые солдаты не умеют врать!
Харальд поморщился, сдерживая желание зажать уши.
На стены домов упали оранжевые отблески факелов. В перерывах между куплетами слышались шаги и позвякивание оружия.
А ещё живет на свете – страшный кот!
Лучше всякого пропойцы пиво пьет!
На этом пение прекратилось, кто-то хрипло закашлялся. Певшие показались в поле зрения Харальда, и он замер, прижавшись к стене.
Пятеро мужчин, среди них толстый и низкорослый Иоасаф.