Истребитель. Ас из будущего
Шрифт:
Однако «мессеры», оторвавшись от «яков», полезли вверх, под брюхо к «бомберам».
Тихон с Федором с пикирования открыли огонь.
«Худые» отвернули, не стали под пушечный огонь подставляться и ушли в сторону, за облако. Только, как чуял своим нутром Тихон, ненадолго. Он понимал, что «мессеры» попытаются зайти со стороны солнца – это был излюбленный прием немцев.
А в эфире в это время звучала многоголосица:
– Андрей, прикрой, атакую!
– Витя, стреляй, уйдет же гад!
Иной раз в пылу боя пилоты не позывными пользовались, обращаясь
Тихон видел, как из кутерьмы боя вывалился горящий самолет и пошел вниз. Затем задымил и пошел на снижение на запад другой, явно немец. Поврежденные самолеты старались тянуть к своим – либо до аэродрома добраться, либо парашютироваться, но над своей территорией.
«Пешки» отработали по цели, выстроились пеленгом и понеслись на восток.
– Маленькие, «пешки» отработали, уходят, – доложил Тихон.
Для истребителей это сигнал – выходить из боя и сопровождать бомбардировщики. Только легко сказать – выходить. Немцы вцепились мертвой хваткой, у них превосходство в машинах, и они просто навязывают бой. У наших топлива осталось – только до аэродрома добраться, у немцев же база значительно ближе. И на скорости оторваться не получается, «Фридрих» быстроходнее.
Уже над передовой они сбили наш «як». Летчик выбросился с парашютом, и ветер понес купол в нашу сторону.
Однако «мессеры» решили расстрелять летчика в воздухе. Первая атака им не удалась, человеческая фигура намного меньше самолета, да еще и в движении. А затем наши «яки» на защиту кинулись. Три истребителя стали в круг вокруг спускающегося на парашюте товарища, прикрывая его от «худых», и, сопровождая его, снижались по спирали.
На земле наши пехотинцы, головы подняв, летчику кричали, хоть он и не слышал – высоко было пока.
– Давай, друг! Держись!
«Яки» сопровождали пилота до критической высоты в сотню метров и потом направились к себе. Немцы же не рискнули так низко спускаться и убрались раньше.
Пилот приземлился на «нейтралку». С немецкой стороны по белому пятну купола открыли огонь из минометов, и хорошо, что недалеко была воронка от крупнокалиберного снаряда – пилот спрятался туда.
Наши открыли ответный огонь из пушек и минометов, немцы ответили.
Перестрелка шла больше часа. Только немцы били по «нейтралке», а наши – по немецким позициям.
Как только стемнело, за нашим летчиком поползла группа пехотинцев, они и вытащили парня. Ему повезло – ни одной царапины. А будь ветер слабее или выпрыгни он из самолета парой секунд раньше – попал бы к немцам, приземлился бы на их траншеи. Переменчиво фронтовое счастье…
На следующем вылете у Тихона в самом начале воздушного боя пулей «худого» перебило маслопровод, и масло из-под капота брызнуло на лобовое стекло. Он кинул взгляд на приборы – давление масла катастрофически упало. Тихон уже знал: мотору осталось жить три, от силы – четыре минуты, потом заклинит. Сообщив по рации:
– Федор, с мотором что-то, давления масла нет, прикрой! – он крутым разворотом курс девяносто ушел на восток. Дал полный газ: чего мотор жалеть, он уже не жилец, так
Мотор дал «клина» за несколько километров до передовой. Резкий удар – и винт остановился, сразу стал слышен шум набегавшего воздуха. Истребитель быстро терял высоту. Немецких истребителей поблизости не было, но Тихон решил тянуть до последнего. Вот уже и линия фронта позади, но высота катастрофически падает. Жалко машину, заменить бы мотор – еще полетала бы… И подходящей площадки не видно, везде рытвины, воронки, полузасыпанные траншеи.
Вдруг рядом с рекой он увидел полоску луга. И в этот миг по рации раздался крик Федора:
– Тихон, бросай машину, а то парашют не успеет раскрыться!
Тихон выпустил шасси.
– Попробую сесть, сообщи нашим!
Оба колеса вышли и встали на замки. Теперь бы не скапотировать. Земля все ближе, все ближе… А высота минимальная, уже ничего не изменить.
Чтобы погасить скорость, Тихон плавно потянул ручку на себя. На ровной полосе аэродрома да на тормозах минимум 560 метров надо. А как тормозить на лугу, на неподготовленной площадке? Переборщишь с тормозами, а под колесо кочка попадет – и скапотируешь, на нос встанешь или перевернешься. Были такие случаи.
Чтобы выбраться побыстрее, Тихон сдвинул фонарь.
Вот шасси коснулось земли… Толчок, еще один – сильнее, часто затрясло, однако истребитель начал терять скорость. Тихон до последнего удерживал самолет на основных стойках, и только когда скорость упала, опустил хвост. Дутик на хвосте маленький, и стоит ему зацепиться за что-нибудь – оторвется. Но главное – машина цела, а двигатель механики быстро поменяют.
Истребитель остановился. Тихон отстегнул привязные ремни, и тут же по рации зазвучал голос Федора:
– Жив, все в порядке?
– Живой! Высылай механиков и грузовик.
В случае таких вынужденных посадок, когда самолет можно было восстановить, его буксировали грузовиком на аэродром. Снимали крылья, укладывали в кузов. Хвостовую часть самолета тоже грузили в кузов и так ехали. Тем более что до аэродрома двадцать километров оставалось, по авиационным меркам – тьфу! Теперь оставалось только ждать.
Надо было бы истребитель замаскировать, а нечем. Деревья далеко, с километр, много веток не наломаешь. Да и набросай он на самолет веток, это не поможет: то, что они кучей находятся посередине луга, все равно внимание привлекать будет.
На такой случай неплохо было бы иметь дымовую шашку. Случись вражеский истребитель или штурмовик – расстреляют неподвижный самолет на открытом месте.
Но обошлось. Неподалеку от самолета Тихон нашел глубокую промоину – укрыться, если бомбить или обстреливать будут. До передовой не так далеко, и если у немцев где-нибудь на высотке корректировщик находится, запросто накроют артиллерийским огнем.
Пока грузовик с механиками и техником пробирался по разбитым фронтовым дорогам, а то и вовсе без них, ждать пришлось долго. Но прошло время, Тихон заметил натужно ревущий ЗИС-5, вскочил и сорвал с головы шлем, пытаясь привлечь к себе внимание.