Истребитель. Ас из будущего
Шрифт:
Шли на малой скорости – так и видно лучше, и топливо экономится. И Рыбачий уже едва угадывался на горизонте, как вдруг носовой стрелок показал рукой вниз.
Тихон заложил плавный вираж с креном на левый борт – так хотя бы видно, что под тобой. Вроде мелькнуло что-то темное, причем длинное тело двигалось на небольшой глубине. Наши или немцы? Не приведи господь сбросить бомбы на своих! И трибунал – еще не самое страшное, потом ведь всю жизнь совесть мучить будет, что лодку и экипаж погубил.
Тихон стал описывать широкие круги. Лодка периодически была
Через несколько минут стал ясен курс лодки – к берегам Норвегии.
Подлодка подвсплыла на перископную глубину – показался бурунчик от перископа, и несколько минут командир или старпом осматривал горизонт.
Тихон тоже осмотрелся: в пределах видимости – ни одного судна.
Лодка поднялась в крейсерское положение, когда на поверхности торчала только рубка, а корпус был скрыт под водой.
Тихон в учебной эскадрилье изучал силуэты наших и вражеских кораблей и подводных лодок, но по одной рубке опознать лодку сложно.
Все должно решиться через несколько минут, поскольку лодка не всплывает, не обнаруживает себя просто так. Или должен быть сеанс радиосвязи с базой, или аккумулятор надо зарядить и отсеки провентилировать.
На верх рубки выбрались несколько человек в дождевиках – обычная роба или бушлаты быстро промокают от летящих брызг.
Самолет Тихона обнаружили сразу, по звуку двигателя, но никто не кинулся к пушке или назад, в рубочный люк. Наоборот, начали размахивать руками, приветствуя его, а один – так даже шапкой. Свои! МБР-2 не спутаешь с немецкими гидропланами, тем более что на крыльях самолета явственно просматриваются красные звезды.
В ответ Тихон покачал крыльями.
Над лодкой взвился сизый дымок – это запустили двигатели для подзарядки аккумуляторных батарей. Лодка, как и Тихон, патрулировала заданный район.
Тихон направил «амбарчик» мористее, и буквально через десяток миль передний стрелок снова подал сигнал, показав рукою вниз.
Тихон заложил вираж, но вначале не увидел ничего подозрительного. Однако стрелок настойчиво показывал рукою направление. Глазастый стрелок в экипаже – удача.
Тихон сбросил скорость до минимума, сто двадцать километров в час. Ниже нельзя, посадочная сто-сто десять. Есть! Он увидел темный корпус лодки. И курс ее сто шестьдесят, практически в направлении первой обнаруженной им лодки. Наши? Или немцы?
Когда на лодке работают дизели, гидроакустик глух, он не слышит шумов винтов других кораблей или лодок, и вся надежда – только на наблюдателей.
В сердце Тихона закралась тревога – не враг ли идет к нашей подводной лодке? Он положил самолет на курс идущей подлодки и сбросил бомбу, но не на лодку, а далеко впереди, метров за двести, – показать подводникам, что лодка их обнаружена. Если это немцы, то они уйдут на глубину, будут маневрировать.
Так и получилось.
Несколько минут Тихон кружился над морем, но ни он сам, ни его стрелок лодки больше не увидели. И он решил предупредить наших подводников. Ведь тут совсем недалеко, несколько минут полета.
Выйдя на лодку, он описал вокруг нее циркуляцию. Вот же незадача! Как предупредить экипаж о немецкой лодке поблизости? Радиостанции на самолете нет, а и была бы – не помощница. В авиации, на кораблях и на подводных лодках разные частоты. На Пе-2 рации были, они докладывали на базу – в полк или эскадрилью, те звонили в штаб ВМС, оттуда связывались по рации. Долго и неэффективно…
Но подводники явно насторожились. Что хочет от них пилот, почему вертится так настырно?
Тихон по СПУ – самолетному переговорному устройству – приказал переднему стрелку, Григорию:
– Я сейчас пойду курсом в направлении немецкой подлодки, а ты из пулемета дай очередь вперед. Только не вздумай делать это в сторону нашей лодки…
Тихон описал вираж, опустился низко, метров на пятнадцать-двадцать, и повел самолет немного левее лодки. Когда они почти поравнялись, показал рукой вперед. В это же время стрелок дал короткую очередь трассерами.
Тихон снова заложил вираж и увидел, что подводники поняли! В рубочном посту уже никого, дым от дизелей идти перестал. Несколько минут – и лодка стала погружаться.
Однако Тихон выматерился. Командир лодки догадлив оказался, молодец. Но ведь может сложиться какая-то другая ситуация, а двусторонней связи нет – в отличие от немцев. А для координации действий связь очень много значит. Корабли между собой могут переговариваться – по рации, сигнальными прожекторами, флажками. Самолеты к середине войны выпускались радированными. А вот что касалось связи между самолетом и кораблем – никак! Упущение, чреватое трагедиями.
Больше происшествий во время патрулирования не было. Когда бензиномеры стали клонить стрелки влево, к нулю, Тихон направил самолет на базу. Сейчас самый опасный участок полета, поскольку близко берега Норвегии, где расположены вражеские аэродромы.
Он снизился до полусотни метров, и казалось – вода совсем рядом. На такой высоте немецким постам наблюдения тяжело обнаружить летящий самолет, он сливается своей окраской с водой.
Они благополучно приводнились на гидродроме в бухте Грязной, а когда выбрались на берег, напряжение отпустило. Все-таки четыре часа вдали от земли, над холодной водой, без возможности связаться со своими – это тяжело морально. Тихона такие полеты утомляли, выматывали сильнее, чем когда он летал на истребителе. Воистину – все познается в сравнении. Нет на фронте легких военных специальностей, всем тяжело, все на пределе человеческих сил.
Зайдя в штаб, он написал рапорт – о своей лодке, о неопознанной, указал координаты.
– Отдыхайте.
Экипажи располагались на соседних койках. При ночных вылетах дежурному проще будить, коль возникнет такая необходимость.
Со своим экипажем Тихон сошелся сразу: у экипажа гидросамолета одна судьба на всех. И если собьют, либо всех спасут, либо все погибнут.
Два дня полетов не было, и они отоспались, отдохнули. Однако потом Тихона вызвал к себе «особист» – в каждом подразделении были представители военной контрразведки.