Истребитель. Ас из будущего
Шрифт:
Прислушавшись, понял, что лопочет немка:
– Вассер…
Тихон понял, что его пленница хочет пить и просит воды. Тут он вспомнил, что была в кабине фляжка с водой. Он сам иной раз в полете пил, если приходилось долго без посадки лететь.
Сбегав к самолету, он принес фляжку с водой, открутил колпачок и поднес фляжку ко рту пленницы.
Женщина пила жадно, и, когда опорожнила фляжку наполовину, Тихон убрал ее:
– Хватит! А то снова пи-пи запросишь…
Кляп в рот немки он возвращать не стал, чужих пока не видно. Но и выбрасывать тряпку тоже
Странная штука жизнь. Он, Тихон, советский солдат, помог пленной захватчице в туалет сходить, водой ее напоил. Но она ведь немка, враг! Он за знакомыми девчонками так не ухаживал. Правда, они и связаны не были… Расскажи он все пилотам – засмеют. В принципе, простые человеческие нужды.
Он усадил немку на прежнее место.
– Дал бы что поесть, если бы у самого было… Сиди тихо, если жить хочешь, а мне делом заняться надо.
Подойдя к самолету, он снял капоты по обеим сторонам моторного отсека. А неисправность – вот она, прямо на глазах. Пуля дюритовую трубку бензопровода порвала, и мотор без горючки остановился. Можно сказать, повезло. Если бы эта пуля трассирующей была или зажигательной, сгорел бы он в воздухе вместе с немкой. Пожар в воздухе развивается стремительно, минута – и от самолета одни оплавленные обломки. А от У-2 и этого не останется, поскольку остов самолета фанерно-деревянный, обтянутый перкалем.
Тихону стало жутковато – по лезвию бритвы прошел. Знала бы немка, что ее свои едва на тот свет не отправили.
Он стал думать, что предпринять. А что без запасных частей сделаешь? Но русский человек всегда выход найдет.
В подкапотном пространстве трубок полно – и медных, и резиновых. Он нашел подходящую по диаметру резиновую, отрезал перочинным ножом кусок сантиметров пять-шесть длиной. Желательно бы больше, да нельзя, основной шланг укоротится. На дюритовую трубку обрезок насадил с трудом – как раз на место повреждения. Теперь стянуть надо на концах, иначе бензин подтекать будет, а если еще и на горячий выхлопной патрубок попадет – пожар неизбежен.
А вот проволоки он не смог найти – ни одного кусочка. Так у немки коса вроде бы на шпильках держится.
Он подошел к немке. Точно, шпильки есть. Вытащил две – ему больше не надо.
Коса, что лежала на затылке свернутым кренделем, упала вниз. Черт, симпатичная немка… Небось, если косу распустить, волосы до поясницы будут.
Пленница удивилась, залопотала что-то по-немецки, но Тихон уже повернулся к ней спиной и направился к самолету. Там стянул, скрутил шпильки на резиновых концах самодельного бандажа. Им бы продержаться всего час, за который он до аэродрома доберется. А там уже механик Иван новую трубку поставит.
Выглядела его заплата коряво, но Тихон надеялся, что свою функцию она выполнит.
Перегнувшись через борт, он открыл бензокран – бензин из места повреждения не капал. Запашок есть, видно, пары проходят, но утечки нет. Он снова перекрыл кран.
Теперь надо ждать вечера. Есть охота, да еще одна забота – запустить мотор в одиночку. Это сделать можно, но действовать надо очень быстро, тогда все получится.
Тихон
Пленница периодически меняла положение: то боком о дерево обопрется, то ноги вытянет.
Время шло, и Тихон успокоился. Самолет к вылету готов, пленная сидит спокойно, проблем не доставляет.
Как очень скоро выяснилось, благодушествовал он зря: уже после полудня послышался рев множества моторов.
Тихон приподнялся, встревожившись. На другом конце поля, по грунтовке, двигалась колонна мотопехоты. Их сопровождали бронетранспортеры с солдатами, несколько грузовиков с пушками на прицепах.
Неожиданно немка, тоже видевшая воинскую часть, вскочила. Ноги-то у нее не связаны были, только руки. Кинувшись к своим, она громко закричала.
Тихона подбросило как пружиной. В несколько шагов он настиг беглянку, сбил ее с ног и, зажав рот рукой, потащил назад в лес. Крик ее из-за рева моторов вряд ли услышат, да и расстояние велико, метров триста, а вот увидеть вполне могли.
Он навалился на пленницу всем телом, засунул ей в рот кляп и сгоряча пару раз врезал кулаком, один раз в солнечное сплетение, второй – по лицу. Еще бы веревку ему, привязать ее к дереву, да не было. С тревогой он смотрел на колонну – остановятся или нет?
Только пехотинцы не смотрели по сторонам. Кто дремал на марше, кто байки травил.
Колонна прошла, и лишь некоторое время еще слышались звуки удаляющейся техники – рев моторов и лязг гусениц.
Может, придушить ее? Стрелять – громко, где уверенность, что недалеко патруль немецкий не проезжает или деревня с полицейскими за лесом не стоит?
От удара левая скула у немки отекла. Черт с ней! Предупреждал ведь! Сама на рожон полезла!
Зол на нее Тихон был. А если бы колонна остановилась для отдыха? Против стольких пехотинцев шансов выжить – никаких! Но и он успел бы пристрелить пленницу.
Когда она через какое-то время замычала, Тихон показал ей фигу, а потом – кулак. Кончилось время, когда он относился к ней по-людски. Сидела бы смирно – не была бы бита.
Время тянулось медленно, к вечеру начали донимать комары. Тихон отмахивался веткой, с мстительным удовлетворением наблюдая, как летающие кровососы атакуют пленницу. То на лицо и шею усядутся, то на голые ноги.
Немка вертела головой, дергала ногами. А не будет он ей веткой сгонять этих тварей, не заслужила она такого отношения к себе своим поведением!
Когда начало смеркаться, Тихон поднялся – пора было пленницу грузить в самолет. Однако он сначала вывел ее на оправку, как в армии говорят. Вновь завернул юбку, стянул трусы и увидел, что ноги у немки все покусаны, в красных волдырях. Кожа у женщин тоньше, нежнее, укусы болезненнее и сильнее чешутся.
Он повел ее к самолету. На маленький биплан немка глядела с презрением, и одному Тихону грузить ее в кабину было несподручно. Были бы руки свободны у пленницы, помогла бы. Но развязывать ей руки он опасался: неизвестно, чего от нее ждать. Головой вниз ее в кабину не сбросишь, а ногами вперед – поднимать неудобно.