Шрифт:
Издательство Иностранка®
Глава первая
Одним из главных аттракционов Парадиз-Сити был аквариум. Встреча ей была назначена в половине пятого у дельфинария, и она еще подумала, что это на редкость неудачное место для рандеву. Она терпеть не могла толкаться среди туристов, из-за которых жизнь в Парадиз-Сити в это время года становилась совершенно невыносимой.
В третью неделю февраля, когда уже очень тепло, но еще не жарко, наступало излюбленное время техасцев, ньюйоркцев, а заодно и латиноамериканцев, и они затапливали город нескончаемым потоком богатства и вульгарности. Между четырьмя и пятью часами, после сиесты, когда до открытия казино делать было особенно нечего, толпы туристов забредали в прохладные, неярко освещенные
Она двигалась через толпу, и в ее зеленых глазах отражались тревога и смятение, а хрупкое тело чуть съеживалось под простым хлопковым платьем каждый раз, когда ее задевали жирные и старые, дряблые и морщинистые люди: они визгливо выкрикивали что-то, толкались и напирали, чтобы подобраться ближе и изумленно разинуть рот на тропических рыбок, которые с тем же изумлением разевали рты в ответ.
Вот интересно, его вообще удастся здесь найти? – подумала она и внезапно разозлилась: зачем он предложил такое место для встречи? Она почувствовала, как чьи-то горячие пальцы подхватили ее под ягодицу и ущипнули. Она рванулась вперед, даже не оглянувшись. К подобному обхождению она привыкла. Старые и чересчур богатые имели привычку щипать за зад. Она давно уже перестала обращать на это внимание. Такова расплата за изящную, точеную фигурку и миловидное личико… нельзя же получить все сразу, часто повторяла она себе. Ты либо серая мышка, лишенная привлекательности, либо ходишь с синяками. Она предпочитала синяки.
Прокладывая себе дорогу к дельфинарию, она чувствовала, как колотится сердце и даже мутит от страха. Пока она шла, ее глаза с тревогой пробегали по каждому лицу, возникавшему в тусклом свете, и она молила бога, чтобы не встретить никого из знакомых или коллег. Но, сливаясь с толпой вокруг, пихающейся, хохочущей и гомонящей, она начала понимать, что он выбрал верное место для встречи. Никому из ее друзей, ни одному работнику казино и в голову не придет заглянуть сюда, чтобы толкаться вместе с потной, вульгарной оравой туристов, озабоченной лишь тем, как убить час времени.
Она в итоге добралась до большого грота, где обитали дельфины. Здесь толпа была особенно плотной. Она слышала, как плещутся в воде крупные животные, ныряя за брошенной им рыбой. В дельфиньем гроте ощущался запах влаги, смешанный с ароматами дорогих духов и запахом пота, гомон веселящейся толпы бил по барабанным перепонкам, заставляя ее морщиться.
А потом она увидела его.
Он вышел из толпы, мягко улыбаясь, держа в руке белую панаму, его кремовый летний костюм был безупречно опрятен, в петлице – кроваво-красная гвоздика. Сам он был маленьким и хрупким, лет шестидесяти с небольшим, с худым коричневым лицом, серыми глазами и тонким ртом, постоянно растянутым в улыбке. Его редеющие светлые волосы поседели на висках, нос походил на орлиный клюв. Этому человеку она теперь не доверяла, научилась бояться его, но он притягивал ее, как электромагнит притягивает сталь.
– Итак, моя радость… – произнес он, останавливаясь перед ней. – Вот мы и встретились снова.
Он говорил негромко, но отчетливо. Расслышать его никогда не составляло труда, где бы они ни встречались, даже в самых шумных местах. И начинал он с неизменного приветствия: «Итак, моя радость…» Она знала, что оно неискреннее, как обещание алкоголика завязать, но это ее уже не волновало, как не волновали щипки за зад.
Когда они встретились впервые, он сказал, что его зовут Франклин Людовик. Он родился в Праге и работает внештатным журналистом. В Парадиз-Сити он приехал, чтобы написать большую статью о казино. В этом не было ничего удивительного. Многие журналисты приезжали, чтобы написать о здешнем казино. Оно считалось самым шикарным заведением во Флориде. Сейчас, на пике сезона, за ночь по обтянутым зеленым сукном столам перекочевывало до миллиона долларов, чаще в сторону крупье, а не игроков… но какая разница?
Людовик подошел к ней как-то днем, пока она загорала на пляже. Он покорил ее своей безобидностью и деликатными манерами, почтительным отношением, несмотря на ее юный возраст, и своей улыбкой. Он знает, что она работает в казино, признался он. И протянул ей тисненую визитку со своим именем и с магическими словами «журнал „Нью-Йоркер“» вместо адреса и телефона. Он пояснил, что собирает закрытую информацию о казино. Он сидел у ее ног на мягком песочке, сдвинув панаму на крючковатый нос, и говорил. Он рассказал, что уже взял интервью у Гарри Льюиса, управляющего казино. Тут его лицо искривилось в комической гримасе отчаяния. Вот это человек! Лишнего слова не вытянешь! Если полагаться на сведения, полученные от Гарри Льюиса, никогда не напишешь статьи, соответствующей невероятно высоким стандартам «Нью-Йоркера». И потому он решил расспросить ее. Она ведь вместе с другими девушками работает в хранилище казино. Он узнавал. Он поднял на нее серые глаза, в которых мелькнул озорной огонек. Итак, моя радость… Сколько же раз она слышала от него эту фразу, которая в итоге начала вызывать страх и недоверие! «Может, вы расскажете мне то, что я хочу знать, а я в свою очередь заплачу за сведения? Ну… сколько? „Нью-Йоркер“ богатый журнал. Скажем, пятьсот долларов? Как насчет пятисот долларов?»
У нее перехватило дыхание. Пятьсот долларов! Она отчаянно мечтала выйти замуж. Терри, ее ухажер, пока еще студент. Они оба согласились, что, если бы удалось достать пятьсот долларов, они рискнули бы пожениться, сняли бы хоть однокомнатную квартирку… но только где взять пятьсот долларов? И вот, пожалуйста, этот безобидный маленький человек предлагает ей необходимую сумму в обмен на тайны казино.
Она чуть было не согласилась в тот же миг, но вспомнила предостерегающий пункт своего контракта – контракта, который приходилось подписывать всем работникам казино. Никому из персонала не позволялось рассказывать о делах казино. За нарушение полагалось наказание в виде немедленного увольнения и возможного судебного преследования.
Заметив, что она колеблется, Людовик сказал:
– Я знаю, что вы подписали контракт, но вам нечего бояться. Подумайте сами. Никто и никогда не узнает, от кого я получил информацию. А пятьсот долларов все-таки неплохая сумма. И она может стать больше…
Он поднялся с песка, улыбнулся ей и пошел прочь, помахивая панамой и обходя раскормленные туши богачей, которые жарились на солнышке со своими варикозными венами, искривленными пальцами на ногах и лоснящимися жировыми складками.
В тот же вечер, когда она уже успела обдумать его предложение, он позвонил ей.
– Я поговорил с издателем. Он с легкостью согласился на тысячу. Я так рад. Мне казалось, он может заартачиться. Ну как, моя радость, за тысячу долларов вы согласитесь мне помочь?
И она помогла ему, несмотря на тошнотворное чувство вины и страх разоблачения. Он дал ей пятьсот долларов. Остальные пять сотен она получит, когда предоставит ему всю необходимую информацию, пояснил он, отечески улыбаясь. Он начал задавать вопросы, и они становились все более и более настораживающими, и вот тут до нее дошло, что он, возможно, вовсе никакой не журналист. Вполне вероятно, что он собирается ограбить казино. Иначе зачем ему интересоваться количеством охранников, суммами, которые попадают в хранилище каждый вечер, и системой сигнализации… ведь именно об этом стал бы спрашивать тот, кто задумал ограбить казино, не так ли? А потом последовало еще одно требование: ему нужны схемы электросети казино. Об этом он попросил ее три дня назад, когда они сидели в его обшарпанном «бьюике»-купе на уединенном пляже на окраине Парадиз-Сити. Эта просьба ее возмутила.
– Ну нет! Этого я не могу! Для статьи это точно не нужно! Я не понимаю. Я начинаю думать…
Он улыбнулся несколько кривовато, и его сухая, похожая на птичью лапку кисть деликатно опустилась на ее руку, заставив ее вздрогнуть и отстраниться.
– Не думайте, моя радость, – сказал он. – Мне необходимы схемы. И давайте не будем пререкаться. Мой журнал готов платить. Что, если мы выделим еще тысячу? – Он вытянул из кармана конверт. – А вот те пятьсот, что я вам должен… видите? Позже вы получите тысячу сверху.