Итальянский роман
Шрифт:
Увлекаемые клетью сцепленные вагонетки оторвались от земли, накренились, чиркнули по стенам лифтового ствола…
Такого быть не должно!..
Опытный шахтёр, он знал, что его отчаянный вопль не пробьётся сквозь толщу грунта на поверхность, к расположенному на девятьсот семьдесят пять метров выше пульту управления подъёмником. Но продолжал кричать. Свешивающийся с платформы край вагонетки разорвал трубу маслопровода, достиг связки электрических кабелей. Посыпался сноп искр.
Антонио прыгнул. И успел. Он лежал на полу набирающей высоту клети и с ужасом смотрел вниз, туда, где языки пламени уже облизывали старинные деревянные
…Две недели спустя, 22 августа 1956 года, серый от усталости командир спасательной партии, впервые сумевшей пробиться на нижние горизонты шахты Буа-де-Казьер, стоял перед замершей в ожидании и надежде толпой. В надежде на то, что двести шестьдесят два оставшихся внизу человека дождались помощи, сумели выстоять против огня и дыма. В ожидании чуда. Несколько мгновений безмолвно смотрел он в полные слёз глаза бельгийских женщин, обнимающих плачущих итальянок. Отвёл взгляд.
– Только трупы.
***
Fischia il vento e infuria la bufera
Scarpe rotte e pur bisogna andar!..
Старая партизанская песня, сложенная на мотив русской «Катюши», плыла над площадью. Не поднимая руки, Овидио Франки разжал кулак, украдкой посмотрел вниз. Пальцы предательски дрожали. Проклятье! Эмилио-то небось не боится. Он-то и не такое видал, он дрался по-настоящему…
– Что, страшно?
Овидио отрицательно мотнул головой.
– Врёшь, – в глазах бывшего комиссара 144-й Гарибальдийской партизанской бригады Эмилио Ревербери мелькнула весёлая искра. – Не переживай. Это нормально, это пройдёт. Пусть лучше они, – он ткнул пальцем в плотную шеренгу полиции и карабинеров, – нас боятся. Как в Генуе.
Летом 1960 года Movimento Sociale Italiano – политическая партия идейных наследников Муссолини – планировала провести в Генуе свой традиционный конгресс.
Фашисты?.. Здесь?.. В городе партизанской славы?.. Генуя восстала.
Полиция попыталась сдержать продвижение многотысячных колонн рабочих профсоюзов и коммунистов. И сильно об этом пожалела. Очень трудно крутить кому-то руки, когда из каждого окна в тебя летит прицельно запущенный цветочный горшок. Очень больно бить дубинкой заводских рабочих, имеющих привычку таскать в карманах тяжёлые гаечные ключи на тридцать шесть. Дубинки у полицейских отобрали и сложили из них большой костёр на площади. А вслед за тем костры протеста заполыхали по всей стране.
Тех, настоящих, фашистов Овидио не застал. Он родился в сорок первом, сейчас ему было лишь девятнадцать лет. Принадлежал уже к новому поколению, поколению экономического бума. Видел вокруг себя расцветающую и переживающую стремительную индустриализацию страну. Нашёл стабильную работу на заводе, был на хорошем счету у начальства. Если всё сложится удачно, скоро он женится и года через два-три они с женой задумаются о покупке первого автомобиля. А потом и собственной квартиры. Ему повезло, грех жаловаться.
Но видел он и другое. Видел прибывающие с юга поезда, набитые толпами своих ровесников, оборванных, неграмотных и голодных. Ищущих хоть какой-нибудь работы. Слышал их рассказы об умирающих деревнях, о городских трущобах, о брошенных на произвол судьбы людях, пытающихся выжить в полуразрушенных бараках, без воды, электричества, школ и больниц. Видел изувеченных и погибших на рабочих
Ему не на что было жаловаться. Но он был рабочим. Был коммунистом. Был патриотом. И потому сегодня, 7 июля 1960 года, вместе с товарищами по профсоюзу стоял на площади родного Реджо-Эмилия.
Полицейская шеренга пришла в движение, рассредоточилась, взяла автоматы на изготовку. Песня смолкла. Манифестанты попятились.
– Стоять, товарищи! Как один! – таким же голосом пятнадцать лет назад комиссар Ревербери поднимал партизан в атаку. – Первые слова нашей конституции: «Италия – республика, основывающаяся на труде. Суверенитет в ней принадлежит народу»! Они не посмеют стрелять в безоружный трудовой нар…
Звук исчез.
Овидио с удивлением осознал, что почему-то лежит на земле. Возле лица мелькали бегущие ноги. Где-то там, наверху, на фоне ослепительно яркого неба, ставший вдруг очень высоким Эмилио отнял от груди руку и с недоуменной полуулыбкой разглядывал покрытую красным ладонь.
Затем исчез и свет.
***
– Друзья мои! Мы не заберём у вас ничего. Всё, что было найдено, – найдено для Сицилии. Метан останется здесь. Питая промышленность, питая инициативу. Я обещаю: все, кто был вынужден эмигрировать, все, кто покинул дом, – смогут вернуться. Потому что в Гальяно будет работа для всех!
Толпа перед трибуной взорвалась криками восторга. Можно не верить политикам. Политики лгут. Это знает всякий, всякий испытал на собственной шкуре. Но как не поверить, когда обещание даёт инженер Энрико Маттеи, самый могущественный человек в стране? Мало того, человек, которому Италия стала уже явно тесна в плечах. Человек, готовый и способный в одиночку бросить вызов всему послевоенному мироустройству.
Сын карабинера, с ранней юности работавший красильщиком кож на мебельной фабрике и в двадцать лет сделавшийся техническим директором. Успешный торговец химической продукцией, быстро превратившийся в успешного её производителя. Командир католического партизанского отряда, мужеством и рассудительностью завоевавший место в высших эшелонах антифашистского сопротивления. Неудивительно, что в конце апреля 1945 года он получил от партизанского командования, взявшего на себя значительную часть функций нового временного правительство страны, ответственное назначение: стал чрезвычайным комиссаром по ликвидации AGIP.
AGIP была создана в 1926 году как государственная компания по разведке и добыче нефти и газа. Увы, успехи её на этом поприще оказались скромны. Крупных месторождений на территории Италии во времена Муссолини обнаружить не удалось. Во всяком случае, о хоть сколько-нибудь серьёзном нефтегазовом производстве говорить не приходилось. Более того, AGIP пусть и принадлежала государству, но монополией не обладала. Наравне с нею разведкой занимались и компании вполне частные. Кто первый нашёл, – тот и получал права на дальнейшую разработку ресурса. В общем, все не без оснований считали AGIP тяжёлым наследием фашистского режима, гирей висящим на ногах национальной экономики. Комиссар Маттеи призван был гирю распилить, а куски её по возможности продать в частные руки. Не успел он обосноваться в новом кабинете, как перед ним нарисовались представители нефтяных корпораций США.