Итальянский след
Шрифт:
– Похоронили.
– Кого? Жену? Начальника?
– Мужа похоронили. Зарезала баба. Насмерть.
– И правильно сделала.
– Так-то оно так, – вздохнул Пафнутьев. – Но ей эта справедливость обошлась в шесть лет.
– Мог бы и помочь несчастной.
– Помог, как мог, – Пафнутьев развел руками. – Если будет хорошо себя вести, через два года выйдет на свободу. Ну, ладно, это все в прошлом. Тебя интересуют свежие новости из морга. Я правильно понимаю?
– Да, – кивнул Худолей. – Меня интересуют новости из этого скорбного заведения. Если там вообще может быть что-то свежее.
– Новости хорошие, – Пафнутьев прижал ладони к столу и твердо посмотрел
– Девушка ожила?
– Нет. Ей нанесены повреждения, несовместимые с жизнью. Но, как выразился наш друг патологоанатом, девушка оказалась подпорченной.
– Да, я видел, – кивнул Худолей.
– Болезнь у нее нехорошая – это первое. Беременной она была где-то уже после третьего месяца. Убили ее ударом по голове. Тяжелым тупым предметом. Ножом полоснули уже потом.
– Разве в таких случаях можно установить очередность нанесения ударов?
– Худолей! Зачем тебе об этом думать? Зачем мне об этом думать? Есть специалист, который все установил, во всем разобрался, на бумаге свои выводы изложил. Теперь это не просто бумага, а документ. Который носит явно обнадеживающий характер.
– И кого же он обнадеживает?
– Тебя!
– Надо же, – Худолей с сомнением посмотрел на Пафнутьева. – Ты так красиво говоришь, Паша, тебя так интересно слушать… Я никогда не думал, что труп юной женщины несет в себе нечто обнадеживающее, что из морга можно принести хорошие новости, я никогда не думал… – Худолей чуть запнулся, и Пафнутьев немедленно этим воспользовался.
– Самое правильное твое замечание – ты никогда не думал. Полностью с тобой согласен. Скажи мне, не лукавя, не тая, – что заставило Свету поступить с женщиной так нехорошо?
– Я не верю, что это сделала Света.
– Что же в таком случае заставило ее бросить труп в собственной квартире и бежать без оглядки? Ведь она знала, что ты работаешь в прокуратуре, знала, что можешь помочь – советом, деньгами, адресом… И так далее. Ты не хуже меня знаешь, чем можно помочь убийце в бегах. Она к тебе не обратилась. Ваши отношения позволяли ей надеяться, что ты не потащишь ее в милицию, не сдашь Шаланде, не запрешь в кутузку. Она это знала. И не обратилась. Не пришла, не позвонила, хотя прошло уже сколько… Неделя. От нее ни слуху ни духу… Всему этому есть простое и разумное объяснение? Есть? Ты можешь сейчас произнести вслух самую дикую версию, которая бы сняла со Светы все подозрения?
Худолей помолчал, долго рассматривая свои ладони – правую, потом левую и наконец поднял глаза на Пафнутьева.
– Продолжай, Паша, – сказал он.
– Значит, нет у тебя версии. Просто безоглядная вера в то, что любимое существо так поступить не может.
– Да, – кивнул Худолей, – безоглядная вера. Можно даже сказать, уверенность.
– Так вот я – старый и некрасивый…
– Некоторые женщины говорили мне, что ты им нравишься.
– Как говорили? – откинулся Пафнутьев на спинку стула.
– С придыханием.
– Оставь адрес, телефон, имя… Обязательно проверю. Но чуть попозже. Смотри, что получается… Да, Света повела себя подозрительно. Видимо, у нее были основания вести себя именно так. Я немного с ней общался, и впечатления у меня остались…
– Плохие? – настороженно спросил Худолей.
– Восторженные!
– У меня тоже.
– Это видно. Идем дальше. Труп в квартире, характер раны, отпечатки пальцев на ноже, брошенные вещи… Все это выстраивается в одну линию. Достаточно убедительную линию. И вдруг анатом мне говорит открытым текстом – удар сзади по голове. Удар, после которого человек если и будет жить, то чуть попозже, а сразу после удара он вырублен, надежно вырублен. Но убийце этого мало, понимаешь? Ему нужна не месть, не сброс неожиданного гнева, неистовства, не расплата какая-то там, ему нужна смерть этого человека. И он наносит удар ножом. Но и этого ему мало!
– Боже, что же он еще натворил?
– Он взял нож и сунул его женщине в руку. Причем таким образом, что женщина как бы держала нож за лезвие, якобы была борьба и она этот нож сумела у злодея вырвать. Другими словами, явная, но поспешная инсценировка, которая должна, по мысли исполнителя, изменить картину убийства.
– Паша, у меня в голове что-то забрезжило, – сказал Худолей. – Ты все-таки очень умный человек, и я горжусь тем, что первым тебе это сказал. В свое время.
– У тебя еще будет такая возможность, – невозмутимо ответил Пафнутьев. – Так вот, я вполне допускаю, что Света в порыве гнева, а мы все иногда впадаем в гнев праведный и необузданный, а красивые девушки впадают в такой гнев гораздо чаще, чем остальные люди…
– Почему именно красивые девушки?
– Потому что они получают от жизни гораздо меньше, чем заслуживают. Как им кажется. Они уверены, что мир должен лежать у их ног, а вместо этого у ног барахтается какой-то хмырь, который служит в прокуратуре не то фотографом, не то экспертом, не то притворяется и тем и другим…
– Паша, ты меня имеешь в виду?
– Нет, это Света имеет тебя в виду!
– Имеет меня? – Худолей, похоже, начал оживать.
– Так вот, я допускаю, что Света в порыве гнева могла полоснуть подругу по шее. Как и каждый из нас. Могла она чугунной сковородкой врезать по ненавистному затылку? Запросто. Как и каждый из нас. Но я не верю, что она в состоянии была сделать и то и другое! Сунуть нож в руку умирающему человеку, бросить в сумку чугунную сковородку и с оной отбыть в неизвестном направлении… Зачем она прихватила с собой сковородку?
– Паша! Остановись! При чем тут сковородка? Откуда ты взял сковородку? Почему ты решил, что удар нанесен именно сковородкой?
– А чем еще? – тихо спросил Пафнутьев.
– Да чем угодно!
– Например?
– Ну, хотя бы… Хотя бы…
– Валя, нет в квартире ни одного предмета, которым можно сделать подобное. Просто нет. А если и был, то убийца унес его с собой. А сковородка ли это, гантеля, солдатский сапог… Главное мы установили – орудие преступления унесено с собой. Возможно, его и принесли заблаговременно. Если все это так, то мы имеем хорошую такую, продуманную подготовку убийства. Но вложить лезвие в руку – это глупость. Нож очень острый, ты сам говорил. Я хорошо его рассмотрел. Такие ножи в ходу у таджиков, узбеков… Им можно вскрыть дыню, зарезать барашка и не только барашка… Тонкая узкая ручка, широкое, злое лезвие, на котором слова из Корана… Что-нибудь этакое нравственное, возвышенное.
– Я знал, я знал, что Света невиновна! – Худолей вскочил из кресла, порывисто подошел к окну и, кажется, только сейчас увидел, как раскачиваются на весеннем ветру деревья, услышал визги ребятни во дворе.
– Валя, – грустно проговорил Пафнутьев. – Я не сказал, что она невиновна. Обстоятельства позволяют толковать и так и этак. Убийц могло быть и несколько. Кто-то бил по голове, кто-то орудовал ножом, кто-то затыкал тряпкой рот. Но то, что есть инсценировка, попытка изменить характер преступления, это очевидно. Анатом сказал, что, если бы женщина схватилась рукой за лезвие, как нас пытаются убедить, она вспорола б себе ладонь до кости. А у нее на ладони ни царапины, представляешь?