Иван Бровкин на целине
Шрифт:
— Садись, садись! — всё ещё хмурясь, приглашает его Тимофей Кондратьевич.
Но Ваня, словно не слышав приглашения, поворачивается к Любаше.
А Любаша? Её как будто приковали к стене. Она так и стоит с полуоткрытым ртом и расширенными зрачками. Она по-прежнему глядит на любимого, который так смело вошёл сюда, в её дом. Значит, всё это неправда! Значит, люди лгали, когда говорили, что он разлюбил её!..
Ваня снова приближается к ней, шаря в карманах, будто
— Я так замотался в Москве, так спешил сюда, что… вот… ничего и не успел купить.
— Ничего… ничего, садись! — предлагает Тимофей Кондратьевич.
В освещённом гараже шофёр Коротеева — Николай — заливает бензин в бак «Волги».
Здесь же стоит уже готовый к поездке Самохвалов.
— Не понимаю, — говорит шофёр. — Зачем Любашу отвозить в город?
— На всякий случай, — отвечает Самохвалов, — пока здесь Бровкин.
— Ничего из этого не выйдет! — уверенно говорит Николай. — Видел ты сегодня Бровкина?
— Конечно, видел, — отвечает Самохвалов.
— Ни одна девушка не устоит перед таким парнем! — категорически заявляет Николай. — Тем более Любаша — она ведь его так любит…
Где-то в темноте, за забором, притаился молодой гармонист. Он свистит точно так же, как когда-то свистел Бровкин.
Открывается окно одного из домов, и показывается девушка. Прислушивается к свисту…
В доме Коротеевых за чайным столом сидят: Коротеев, Ваня, Любаша.
Елизавета Никитична разливает чай.
С улицы доносится свист.
— Соловьи поют, — говорит Ваня, взглянув на Любашу.
— Да, соловьи… Откуда в нашей деревне соловьи? — ворчит Тимофей Кондратьевич. — После твоего отъезда я ни разу не слыхал соловья…
— Вот слушайте, Тимофей Кондратьевич. Это же не я. Натуральный соловей.
И, взглянув на Любашу, Ваня спрашивает:
— Может, прогуляемся?
Любаша, ничего не ответив, сразу же встаёт.
Встал и Иван.
Коротеев вопросительно глядит на жену.
— Пусть погуляют дети. Только возвращайся скорей, Любаша, — говорит мать.
Любаша и без этого разрешения, молча, как загипнотизированная, уже идёт к двери. За нею, даже не попрощавшись с Коротеевыми, выходит Иван.
Коротеев долго глядит на закрывшуюся за Любашей и Ваней дверь и потом, по-обычному хитро прищурившись и чуть улыбаясь
— А парень-то какой! Орёл! Можно сказать, первого сорта! — и поднимает кверху большой палец.
Любаша и Ваня медленно спускаются с крыльца. Вдруг из-за угла дома появляется овчарка Руслан. Увидев Ваню, Руслан яростно залаял и бросился к нему. Ваня инстинктивно рванулся и вскочил на забор, но забор, не выдержав тяжести, повалился наземь. Ваня, успевший вовремя отскочить, хватает за руку смеющуюся Любашу и бежит вместе с ней вдоль освещённой улицы.
За ними с лаем мчится Руслан.
На лай собаки и громкий смех прохожих выбегает Коротеев. За ним — Елизавета Никитична.
Стоя на крыльце, Коротеев удивлённо разводит руками.
— А… зачем забор ломать?
— Ничего, — говорит Елизавета Никитична, беря мужа за руку. — Дай бог им здоровья — пусть ломают… это к добру…
Любаша и Ваня идут вдоль берега реки, освещённой лунным светом.
Рядом с ними мирный и ласковый Руслан, уже подружившийся с Иваном.
А из деревни слышна гармонь и песня:
Не для тебя ли в садах наших вишни Рано так начали зреть? Рано веселые звездочки вышли, Чтоб на тебя посмотреть?И голос певца очень похож на голос Вани.
ФИЛЬМОГРАФИЧЕСКАЯ СПРАВКА
ИВАН БРОВКИН НА ЦЕЛИНЕ
Киностудия им. М. Горького, 1958, 10 ч., цветной.
Автор сценария — Г. Мдивани. Режиссер-постановщик — И. Лукинский. Главный оператор — В. Гинзбург. Художник — Л. Блатова. Композитор — А. Лепин. Текст песен А. Фатьянова. Звукооператор — В. Хлобынин.
В ролях: Иван Бровкин — Л. Харитонов, Мать Бровкина — Т. Пельцер, Коротеев — С. Блинников, Его жена — А. Коломийцева, Любаша — Д. Смирнова, Захар Силыч — М. Пуговкин, Полина — В. Орлова, Барабанов — К. Синицын, Абаев — Т. Жайлибеков, Ирина — С. Зайкова, Самохвалов — Е. Шутов, Бухаров — С. Минин, Юрис — Ю. Ликумс.