Иван Грозный: Кровавый поэт
Шрифт:
Польский король Стефан Баторий
А поскольку я всегда старался упоминать не только о трагедиях, предательстве, измене и крови, то, чтобы немного позабавить читателя и отвлечься самому от интриг и крови, расскажу о фигуре, безусловно, комической – о так называемом ливонском короле Магнусе. Уж эта история – действительно юмористическая и служит хорошей иллюстрацией к рассказу о том хаосе, что
Мы недавно видели, как эзельский епископ (фамилию которого одни источники приводят как Менигхаузен, а другие как… Мюнхгаузен) продал свое епископство за приличную сумму датскому королю – а тот сделал герцогом этих земель своего младшего брата Магнуса. Вскоре Магнус прикупил и Ревель с окрестностями, но оттуда его быстренько выставили шведы, ничего не желавшие слышать о честной купле-продаже. И остался молодому Магнусу один Эзель…
Эзель – это довольно маленький островок. Там и сегодня, говорят, скучновато, а уж в шестнадцатом веке и вовсе была тоска кромешная. Молодой человек очень быстро понял, что в данных обстоятельствах его пышный герцогский титул звучит достаточно-таки издевательски. Но куда было податься? В Копенгагене сидел королем его старший брат, человек еще не старый и со своими детьми-наследниками. С этой стороны Магнусу ничего не светило. В Ревель ему настоятельно не рекомендовали соваться шведы, намекая на разные нехорошие случайности, – а шведы были ребята серьезные и крови не боялись. Тоска, хоть волком вой…
Тут-то к Магнусу, подняв воротники, с черного хода проскользнули два шустрых ливонских немца, господа Таубе и Крузе, и с ходу поинтересовались:
– Майн герр, вам тут не скучно?
Магнус, вероятнее всего, так тоскливо вздохнул, что вороны за окном шарахнулись.
Тогда немцы, приободрившись, вкрадчиво спросили:
– А вот, скажем, королем стать не хотите? Ливонским? Можем устроить…
Эти два мелких литовских дворянчика, надобно вам знать, нисколечко не шутили – поскольку были личными агентами Ивана Грозного и дело предлагали серьезное! Грозный, прекрасно понимая, что сам всю Ливонию завоевать ни за что не сможет, решил подыскать подходящую подставную фигуру, которую можно произвести в «короли», отправить завоевывать остальное – и, разумеется, держать своим вассалом. Сначала он хотел использовать для этой цели взятого в плен ливонского магистра Фирстенберга, но тот расхворался и помер – должно быть, от огорчения. Тут и подвернулись Таубе с Крузе, тоже пленные, безусловно, ловкачи и пройдохи, если ухитрились как-то обратить на себя внимание Грозного и завербоваться к нему в тайные агенты для особых поручений.
Сначала-то Грозный отправил их к магистру Кетлеру – но тот в короли не пошел. Он только что приватизировал Ливонский орден, превратив в герцогство Курляндское, ему и так было неплохо. Тогда немцы и использовали запасной вариант – Магнуса. Магнус, помиравший со скуки на своем унылом островке, за предложение уцепился с величайшим энтузиазмом. Тут же поспешил в Москву. Там Грозный обручил его со своей племянницей Ефимией (дочерью Владимира Старицкого), торжественно даровал титул ливонского короля (на что вообще-то не имел никакого права, но это было мелочью на фоне общеливонского бардака) и заставил присягнуть на верность. Дал денег, двадцать пять тысяч войска и отправил в Ливонию. Там Магнус объявил во всеуслышание, что он теперь не кто-нибудь, а ливонский король (стоять-бояться!) и стал зазывать к себе в войско.
К нему набежало немалое число немецких авантюристов, прекрасно понимавших, что король, вообще-то говоря, сомнительный, – но какая разница, если из этого может получиться что-нибудь путное? Магнус двинулся к отвергнувшему
Таубе и Крузе прикинули ситуацию и, не питая особенных надежд на милосердие Грозного, сбежали к польскому королю, наобещав и ему с три короба, как недавно Грозному: клялись, что подготовили в Дерпте разговор и город Дерпт в два часа перейдет под польскую корону. Однако и эта авантюра провалилась. Какова была дальнейшая судьба этих прохвостов, мне пока что не известно (но о них мы еще поговорим позже).
Магнус отступал от Ревеля, печально рассуждая, как же жить дальше. Шведы его терпеть не могли, в Польшу тоже нельзя было продаться – он еще несколько лет назад просил руки дочери польского короля, а заодно требовал в приданое и всю Ливонию, но поляки его подняли на смех…
В конце концов он, как ни страшно было, подался в Москву пред грозны очи царя Ивана Васильевича и горестно развел руками: молод и неопытен, мол, обмишурился… прошу не лишать высокого доверия, клянусь оправдать… Все эти мерзавцы, Таубе с Крузе…
Грозный великодушно махнул рукой: мол, с каждым по молодости бывает… Большая игра в Ливонии была еще не кончена, и «короля» не стоило пока что сбрасывать со счетов. К тому же Грозный тогда был с головой погружен в польские королевские выборы.
Подробное исследование этой истории – не тема данной книг. Упомяну лишь, что ситуация была достаточно интересная: кандидатуру Ивана на опустевший краковский трон (столицей Речи был еще Краков) поддерживала главным образом мелкая шляхта, наслышанная, как круто Грозный прижал русских магнатов – и рассчитывавшая, что он точно так же укоротит польских всемогущих вельмож. Означенные вельможи тоже в принципе были не против Грозного – при условии, если он будет охранять и крепить их магнатские вольности (как будто мало было хлопот Ивану со своими боярами).
В общем, дело расстроилось, и поляки вместо Ивана избрали Генриха Валуа (который очень скоро, едва присмотревшись к новым подданным, ужаснулся и тайком сбежал назад в Париж). А Иван, улучив свободную минуту, занялся Магнусом. Выдал за него княжну Марью Старицкую, младшую сестру Ефимии (которая к тому времени умерла), и торжественно отпраздновал свадьбу, причем сам управлял хором певчих. И вновь отправил в Ливонию. На сей раз Магнус с отрядом татарской конницы и немецкими наемниками решил не связываться с суровыми шведами, а поискать добычу полегче. Он отправился в Ригу, занятую поляками. Однако и поляки от Магнуса отбились.
Как ни удивительно, но кое-какое королевство Магнус себе все-таки выкроил! Захватил кучу городков помельче, несколько замков… Как ни крути, а получалось что-то похожее на державу: города все-таки были настоящие и замки тоже. И тут, как писали классики, Остапа понесло. Магнус возомнил себя настоящим самодержцем и даже стал письменно требовать от Грозного, чтобы русские не беспокоили его «верноподданных». И завел какие-то шашни с поляками.
Как легко догадаться, Грозный взъярился. Отправился в «столицу» Магнуса Кокенгаузен и без лишних разговоров казнил там пятьдесят человек «приближенных и свиты» «короля ливонского». И велел передать «королю», чтобы немедленно явился к нему для отеческих наставлений.