Иван Грозный. 1530–1584
Шрифт:
Бояре, рыдая, оставили его. Ночью, во сне, Василий прерывистым голосом пел: «Аллилуйя, аллилуйя, слава тебе, Боже!» Проснувшись, сказал: «Как Богу угодно, так и будет. Буде имя Господне благословенно отныне и до века».
Спустя два дня он вновь советовался с ближними боярами, как править после него государством. У постели его были ближние, доверенные лица – князь Иван Шуйский, князь Михаил Глинский, князь Иван Бельский, князь Борис Горбатый-Суздальский, бояре Юрий Захарьин и Михаил Воронцов и дьяк Шигона. Им он наказывал, «как великой княгине Елене без него быть и как боярам к ней ходить», то есть назначил при ней из этих лиц опекунский совет. Потом к Василию
– Вижу сам, что живот мой к смерти приближается. Пошлите за сыном Иваном: я благословлю его крестом Петра митрополита. Пошлите и за женой: хочу проститься с ней.
Едва сказав это, он вдруг передумал:
– Нет, не надо приносить сына: я страшен – как бы младенец не испугался.
Все же братья и бояре уговорили его увидеться с сыном. Князь Михаил Глинский принес на руках трехлетнего Ивана; следом шла мамка Аграфена Челяднина. Василий с трудом приподнялся; слезы лились у него ручьями по лицу. Взяв крест митрополита Петра чудотворца, он благословил сына.
– К сему же прими и венец царский Мономахов, и жезл, и прочую утварь царскую, которой мы, великие князья, венчаемся на великое самодержавство Русского царства. А ты, Аграфена, – добавил он, – от сына моего Ивана ни пяди никогда не отступай.
Ввели великую княгиню Елену: она с плачем билась на руках у боярынь, едва держалась на ногах.
– Перестань, – успокоил ее Василий, – мне легче, ничего не болит, благодарствую Бога.
По ее просьбе он благословил их младшего сына Юрия и пожаловал его уделом – Угличским княжеством. Елене Василий завещал, кроме того, опекунство над Иваном до его совершеннолетия – то есть, по тогдашним обычаям, до пятнадцати лет. Хотел сказать ей также напутственное слово, но она так вопила и кричала, что он скорее отослал ее.
Чуя приближение смерти, Василий торопил с последними обрядами. Послал за владыкой Коломенским Вассианом, Троицким игуменом Иоасафом, старцем Мисаилом Сукиным и стряпчим Федором Кучецким, который присутствовал при кончине Василиева отца, – с тем, чтобы они читали над ним канон на исход души. У своего духовника протопопа Алексея государь спросил, видал ли он, как душа расстается с телом. Тот отвечал, что такое ему редко случалось видеть. Духовные чины встали вокруг княжеской постели с образами Владимирской Богоматери, что писал Лука Евангелист, Николы Гостунского, великомученицы Екатерины и другими, на которые Василий смотрел беспрестанно. Наконец, подозвав митрополита и владыку Вассиана, он сказал им:
– Изнемогаю, постригите меня, как я того желал всегда.
Даниил и Вассиан одобрили его решение. Но Шигона и некоторые бояре стали отговаривать Василия, ссылаясь на то, что не все великие князья, в том числе и сам святой князь Владимир Киевский, умерли в чернецах, а между тем сподобились праведного покоя. Дело было в том, что пострижение великого князя лишало его Мономахова венца. Шигона с ближайшими советниками государя опасались, что Василий в случае выздоровления должен будет отречься от престола.
У постели умирающего загорелся жаркий и не совсем пристойный спор. Василий не мог вставить слова, крестился, шептал молитвы из акафиста; язык у него отнимался, он знаками просил пострижения, указывая на приготовленное иноческое платье… Наконец митрополит Даниил и епископ Вассиан взяли верх, спор притих. Даниил поспешил кончить обряд пострижения, нарек нового инока Варлаамом, возложил ему на грудь схиму и Евангелие. Василий уже отходил. Духовник впился в умирающего глазами: вот раздался последний вздох, чуть раскрылись уста – и отец Алексей вложил Василию в рот святое причастие…
«И виде Шигона дух его отошед аки дымец мал…»
Василий умер 4 декабря в десятом часу ночи. По уверениям предстоявших, лицо его в этот миг как будто просияло. Сейчас же раздался всеобщий вой и плач.
Митрополит, помочив хлопчатую бумагу, сам отер тело усопшего до пояса. Потом он отвел братьев Василия в переднюю избу и привел их к присяге Ивану и Елене, – чтобы жить им в своих уделах, а государства не хотеть, людей к себе не отзывать, а против недругов, латинства и басурманства, стоять заодно. К присяге были приведены также бояре, дети боярские и дворяне. Покончив с государственными делами, Даниил отправился утешать Елену. Она еще ничего не знала, но, увидав идущих к ней митрополита, мужниных братьев и бояр, догадалась обо всем, упала в обморок и пролежала в беспамятстве два часа.
Между тем Троицкий игумен Иоасаф с иноками своего монастыря убрали тело Василия, положили его на монашеский одр, взятый из Чудова монастыря, и отслужили заутреню, часы и каноны. Наутро к телу стали допускать народ, пришедший проститься с государем. В первом часу дня митрополит велел звонить в большой колокол и ископать могилу в меру в Архангельском соборе. В тот же день тело Василия было похоронено в каменном гробу возле гробницы его родителя.
Как знать, может быть, этим младенческим впечатлениям от похорон отца и обязан был царь Иван – хотя бы отчасти – каким-то страстным влечением к смерти и одновременно жутким страхом перед ней.
Глава 5
Разнобоярщина
Как будто человек обязан выбирать между унижением и возмездием.
После смерти Василия в Кремле сложилась соблазнительная для многих ситуация. Впервые на московский престол воссел малолетка, опекаемый чужестранкой, дочерью литовского изменника, – какой отличный повод для игры честолюбий! Прекрасно сознавая шаткость своего положения, Елена прежде всего позаботилась о том, чтобы права ее сына были закреплены публичной церемонией. В псковской летописи сохранился рассказ об официальном поставлении малолетнего Ивана на великое княжение. В Успенском соборе собрались митрополит Даниил со всем причтом церковным, князья, бояре и простые москвичи. Благословив Ивана крестом, митрополит сказал:
– Бог благословляет тебя, государь, великий князь Иван Васильевич, Владимирский, Московский, Новгородский, Псковский, Тверской, Югорский, Пермский, Болгарский, Смоленский и иных многих земель царь и государь всея Руси! Добре здоров будь на великом княжении, на столе отца своего!
Присутствующие пропели многолетие и стали подходить к новому государю с подарками. По городам разослали гонцов с приказом воеводам приводить людей к присяге великому князю Ивану Васильевичу.
Со стороны законности власть нового правительства была как будто обеспечена. Но Елене не на кого было опереться: ее родственники и близкие люди являлись скорее ее врагами и соперниками, чем помощниками. На любовь и расположение Василиевых братьев, которым она с сыном загораживала дорогу к великокняжескому престолу, надеяться было нечего; опекунский совет стремился править именем малолетнего государя помимо ее воли; а ее дядя, князь Михаил Глинский, был не такой человек, чтобы делить власть с кем бы то ни было.