Иван Грозный
Шрифт:
Опричнина была бессильной уничтожить аристократию, она только нанесла ей чувствительный удар. Возможно, что намерения самого государя дальше этого не шли. Некоторые вельможи стали в ряды опричников и были обезоружены. Но помимо них система Ивана пощадила очень немногих представителей старого боярства. Например, во главе земщины Иван поставил двух князей: Ивана Федоровича Мстиславского и Ивана Дмитриевича Бельского. Оба они были совершенно безобидны и даже полезны Ивану. Что касается политического значения бояр, то оно было уничтожено опричниной. Это сказалось после смерти Ивана, когда руководящая роль перешла к таким безродным фамилиям, как Захарьины и Годуновы. Система переселений в опричнине была связана с массовыми казнями и конфискациями имущества. Чтобы пополнить образовавшуюся пустоту, правительство из крестьян, казаков и даже татар образовало значительный контингент служилых людей, явившихся могущественным орудием демократической нивелировки.
Опричнина произвела целую революцию, которая не могла совершиться без некоторых потрясений. Она произвела изменения даже в положении низших классов, расторгая вековые отношения, существовавшие между ними и старыми господами. В городах и деревнях она ввела новый элемент и создала сельскохозяйственный и промышленный пролетариат, раздробив крупные земельные владения. Зависевшие раньше только от государства крестьяне теперь должны были подчиниться новым землевладельцам. Таким образом, опричнина содействовала косвенным образом развитию крепостного права. Ближайшим последствием было оскудение масс и усиление эмиграции их. С этой точки зрения создание Ивана не выдерживает критики. В скором времени, при столкновении с Польшей, обнаружились неблагоприятные последствия его реформы, хотя в некотором отношении она была необходима.
На практике опричнина привела к различным злоупотреблениям, что всегда бывало при кризисах подобного рода. Трудно указать в истории хоть одну такую эпоху, которая избежала бы их. Нельзя рассматривать опричнину под этим углом зрения и произносить над ней суровый приговор. Многими жестокостями запятнано и опозорено дело опричнины, что впоследствии закрыло и извратило в сознании потомства действительный характер и подлинную цель реформы. Касаясь этой стороны дела, историк должен заранее ожидать, что встретит известные преувеличения. Нельзя принимать без критической оценки те свидетельства, в которых изображаются ужасы опричнины. Эти свидетельства большею частью исходят или от заинтересованных лиц, как Курбский, или от предубежденных недоброжелателей, какими являются многие иностранцы. К сожалению, нам не достает средств для проверки всего этого материала. Однако я попытаюсь если не установить истину, то хотя бы подойти к ней поближе.
Иван оставил за собой право наказать некоторых бояр. Все понимали, что он это выполнит. Курбский был далеко, царь обрушился на его действительных и мнимых сообщников. Был казнен князь Александр Борисович Шуйский со своим сыном Петром и некоторые из их родственников: двое Ховриных, князь Иван Сухой-Кашин, князь Дмитрий Шевырев. Другие, как князь Иван Куракин и князь Дмитрии Немой, поплатились головой за вину, о которой у нас нет сведений. За казнями последовали ссылки и конфискации. Удовлетворив таким образом чувство гнева, Иван возвратился в столицу. По словам летописца, царь изменился до неузнаваемости, лицо его казалось чужим, волосы на голове и на лице выпали. Это известие есть плод воображения, старавшегося усилить мрачное впечатление страны. Подобно всем своим современникам, царь брил себе голову. Поэтому его плешивость вряд ли могла кого-нибудь поразить. Кроме того, до приезда в Москву царь пользовался хорошим здоровьем и не обнаруживал слабости.
Как уже упоминалось, царем были перехвачены письма из Польши, благодаря чему были скомпрометированы и взяты на подозрение некоторые лица, к которым направлялись эти письма. Между ними были старый Иван Петрович Челядин с женой, князь Иван Куракин-Булгаков, три князя Ростовских и несколько бояр. Их предали палачу, подвергли жестоким пыткам и казнили. Церковь, в свою очередь, подверглась общей участи. Единство интересов ее связывало с некоторыми жертвами нового порядка. Кроме того, ужасы опричнины давали ей часто повод к заступничеству за несчастных, что было правом, драгоценной привилегией и заслугой Церкви. Один из преемников московского митрополита Макария навлек гнев Ивана. Сам Макарий также ходатайствовал пред царем за некоторых лиц, подвергавшихся его гневу. Он действовал с большой осторожностью и имел успех. Он выступал на защиту Воронцова и, вероятно, Сильвестра. Ближайшим преемником Макария был Афанасий из Чудова монастыря. Он не имел смелости выступить на защиту несчастных и оставался безучастным зрителем первых зверств опричнины. В 1566 году по болезни он уступил свое место архиепископу казанскому Герману. Но тот не удержался на кафедре. Любимцы Ивана добились его удаления и назначения желательного для них кандидата.
Филипп, представитель знатного рода Колычевых, удалившийся от двора вследствие опалы своих родственников и принявший монашество, был настоятелем Соловецкого монастыря. Здесь он приобрел известность своими нравственными качествами и выдающимися способностями администратора. По мнению некоторых, Иван еще с детства знал и любил Филиппа. Теперь ему предложили занять пост московского митрополита. Филипп долго не соглашался принять предложенный сан. Он ставил условием своего согласия уничтожение опричнины. Однако он уступил и даже письменно обязался не вмешиваться ни в дела управления, ни в личную жизнь царя. Между тем жизнь его становилась все беспорядочней и разнузданней, вызывая всеобщее осуждение. Но Иван сам признал за новым митрополитом право заступничества за виновных, заявив ему, что долг святителя смягчать гнев царя. Между тем царь скоро начал избегать митрополита. Но они жили близко друг подле друга. Даже проживая в Александровской слободе, царь считал необходимым иногда наезжать в Москву и молиться у ее святынь. Встречи при этом были неизбежны.
В воскресенье 31 мая 1568 года царь вошел в Успенский собор с опричниками, переодетыми монахами. Царь по обыкновению попросил благословение у митрополита. Филипп молчал. Царь три раза повторил просьбу, но не получил ответа. К митрополиту обратились бояре. Филипп прервал свое молчание, и между ним и царем завязался к ужасу присутствовавших трагический диалог. Филипп в длинной речи обличал преступления и пороки Ивана. Царь напрасно старался прервать эти укоризны.
– Если души живые будут молчать, камни храма этого возопиют и осудят тебя, – говорил святитель.
– Молчи! тебе я говорю. Молчи и благослови нас, – повторял царь.
– Мое молчание грех на душу твою налагает и смерть наносит.
– Молчи! Подданные мои и ближние восстали против меня и замышляют гибель мою… Перестань противиться державе нашей или оставь твой престол.
– Я не добивался сана, не использовал деньги и интриги, чтобы достигнуть его, зачем ты лишил меня моей пустыни?
Иван овладел собой. Казалось даже, что в нем проснулись человеческие чувства. Но на другой день по его приказу был замучен в страшных пытках князь Василий Пронский, а в июле месяце произошло новое столкновение царя с митрополитом у Новодевичьего монастыря. Это решило судьбу Филиппа. Епископы Новгородский, Суздальский и Рязанский выразили постыдное желание устроить над Филиппом суд. Главным свидетелем против митрополита выступил его преемник в Соловецком монастыре игумен Паисий. Филипп хотел было сложить с себя знаки своего достоинства, не дожидаясь решения этого суда. Иван воспротивился.
– Обожди! Ты не должен быть сам себе судьею! – сказал он ему.
На другой день он повелел ему служить обедню, как и всегда. Это было в Михайлов день. Между тем суд уже приговорил митрополита к вечному заточению в монастырь. Царь остался верен своей привычке к эффектам и готовил театральную сцену. Во время богослужения опричники ворвались в собор, сорвали с митрополита облачение, надели на него рваную рясу и увезли. При этом заметали за ним след своими метлами и хлестали ими Филиппа. Он был заточен в Тверь. На следующий год по пути в Новгород Иван послал к нему самого кровожадного из своих приспешников – Малюту Скуратова. Царь еще осмеливался просить благословения у узника! Никто не знает, что тогда произошло. Некоторые утверждают, что Скуратов положил конец бурной сцене тем, что задушил бывшего митрополита. По другим сведениям, узник был увезен в Александровскую слободу и там был сожжен живым. После смерти Ивана тело его было перевезено в Соловецкий монастырь и сделалось предметом поклонения. В 1652 г., при Алексее Михайловиче, он был причислен к лику святых. До настоящего времени толпы поклонников стекаются к его мощам в Успенский собор, где началось его мученичество.
Решение Ивана поражать и не щадить никого все усиливалось. Он уже не мог допустить, чтобы кто-нибудь становился между ним и тем, кто мешал ему. Он начинает наносить удары даже собственной семье.
Когда он упоминал в споре с Филиппом о восставших против него родных, он имел в виду двоюродного брата Владимира Андреевича. Еще в 1563 г. Иван заподозрил его в заговоре, сделал ему публичный выговор и заставил отказаться от всех приближенных. Даже мать его Евфросинию постригли насильно в монахини. В 1566 г. он лишил его удела, дав ему за Старицу два неважных местечка – Дмитров и Звенигород. По утверждению иностранного летописца, этот князь в 1569 г. собирался поступить на службу к польскому королю. После этого он исчез. Был ли он задушен, обезглавлен или отравлен со всеми своими домочадцами тем ядом, который будто бы приготовил для царя, – неизвестно, свидетельства не согласуются. Таубе и Крузе утверждают, что Иван присутствовал при агонии всей семьи Владимира Андреевича. Потом он забавлялся тем, что смотрел, как дворовых женщин раздевали, выгоняли на улицу ударами плетей, стреляли по ним и рубили их палашами, оставляя тела их на растерзание птиц. Это свидетельство весьма сомнительно. Старший сын Владимира был жив еще в 1572 г. О нем упоминает Иван в завещании, относящемся к тому времени. Что касается Евфросинии, то Иван не возражает Курбскому, который говорит, что она была взята из монастыря и утоплена.