Иван Калита
Шрифт:
"Беззаконный же Шевкал, разоритель христианский, пошел на Русь с многими татарами и пришел в Тверь, и прогнал князя великого Александра Михайловича со двора его, а сам стал на дворе великого князя со многою гордостью и яростью и воздвиг гонение великое на христиан насильством, и граблением, и битьем, и поруганием. Люди же городские тверичи повсегда терпели оскорбления от поганых, и жаловались они много раз великому князю Александру Михайловичу, дабы он их оборонил. Он же видел озлобление людей своих, но не мог их оборонить и велел им терпеть."
Однако
Всё чаще на городском торгу слышался плач, жалобы оскорбленных и возмущенные крики:
– Что ж деется ныне, православные! Церкви поругают! Слыхали ли: вчера в Спасе, как служба шла, татарин срывал ризы, оклады ломал и глумился над верой нашей. Отца же Антония саблей ткнул в лицо.
– Позорят, аспиды, жен и дочерей наших! Вчера после позора бросилась девка одна в Тверцу с камнем. Грех смертный взяла на душу.
– Нич-чег-го... Придет час: захлебнется семя каиново своей кровью!
Гнев тверичан ждал только часа, чтобы прорваться. Случилось это вопреки воле князя Александра Михайловича, многократно посылавшего сказать тверичам: "Сами ведаете силу татарскую. Терпите ныне со смирением, не могу заступиться за вас, ибо погибель будет земле".
Пишет тверская летопись:
"И было это 15 августа месяца ранним утром, когда торг собирается. Некий диакон тверитин, прозвище ему Дудко, повел кобылицу молодую и очень тучную на водопой на Волгу. Татары же, увидев это, отняли ее. Тогда диакон начал громко кричать:
– О мужи тверские, не выдавайте!
И был между ними бой.
Татары, надеясь на свое самовластие, начали сечь, и тотчас стеклись люди, и пришли в смятение, и ударили во все колоколы, и стали вечем, и поднялся град весь. Весь народ тотчас собрался, и восстали все. И кликнули тверчи и начали избивать татар, где кого поймают, всех подряд, пока самого Шевкала не убили. Били всех подряд, не оставили и вестника, кроме пастухов, которые в полях пасли табуны коней. Те схватили лучших жеребцов и скорей бежали на Москву, а оттуда в Орду и там возвестили кончину Шевкала."
Так избит был в Твери ханский посол, а кроме него все ордынские купцы и все татары, бывшие в городе. Когда Александру Михайловичу донесли об этом, он заплакал и сказал: "Безумцы, ведали бы, какую кару навлекли на себя!"
КАЛИТА В ОРДЕ
Татары не сразу решились донести хану Узбеку о восстании в Твери и гибели Чол-хана, сына брата отца его. Происходило это оттого, что в Орде существовал обычай казнить гонцов, привозивших дурные вести. Эта же весть не была просто плохой, но убийственной, как для Руси, так и для самих глашатаев.
Утаивать её однако долго было нельзя, и гонцы, пугливо подталкивая друг друга, подошли к ханской веже. Так Узбек узнал всё...
Внешне хан воспринял известие довольно равнодушно. Их трех гонцов он лишь одному приказал поломать спину, сведя ноги его к голове - такова была процедура бескровной казни у татар. Однако в Орде, успевшей хорошо изучить хана, знали - этим
Через несколько недель Узбек призвал к себе пять темников, под каждым из которых было по 10 тысяч войска, и велел татарской рати идти на Тверь и затопить ее кровью, вырезав всех, начиная от младенцев, доросших до оси тележной. После же Твери хан велел темникам идти на Москву, Рязань, Новгород и опустошить тем же способом всю Русскую землю.
О татарских сборах стало известно на Руси, и, чтобы отвратить суровую эту кару, Иван Данилович решился ехать в Орду.
Супруга его Соломонида, бояре и дети прощались с отцом своим, думая, что идет он на верную смерть. Он же отвечал, что смерть у всех одна, когда же наступит - одному Богу ведомо.
Когда Иван Данилович прибыл в Орду, татарские темники закончили уже все приготовления, подготовили припасы и осадные машины и ожидали лишь ханского приказа, чтобы выступить.
Проведя Калиту сквозь недружелюбный торг, где всякий смотрел на него с любопытством и опаской, как на князя, смертно прогневавшего хана, привели его к Узбеку.
Хан сидел на небольшом возвышении, окруженный знатными ордынскими вельможами и, глодая бараньи ребра, милостиво бросал недоеденные остатки своим приближенным. Те же, сравнивая свои и чужие куски, определяли в милости ли они нынче у хана. Вельможи, кому достался жирный и большой кусок - радовались, получившие же обглоданную кость дрожали.
Когда Калита вошел в шатер и по обычаю опустился перед ханом на колени, Узбек, чуть приподнявшись, швырнул к ногам его совсем кость без мяса, ожидая, что сделает русский князь.
Иван Данилович не пошевелился, продолжая все так же смиренно смотреть на ковер. Так томительно прошла минута. Молчал хан, молчал Калита, молчали и ордынские военачальники, ожидая решения Узбека.
Наконец хан поманил к себе толмача:
– Переведи, как он посмел показаться мне на глаза? Может, у него семь жизней, или он надеется на своего распятого Бога?
– Казни меня одного, но не наказывай Русскую землю, - отвечал по-татарски Калита.
Услышав звуки родной речи, Узбек удивленно приподнял брови и отослал толмача.
– Нет, Иван-князь, я не стану ломать тебе спину...
– сказал он задумчиво.
– Крамольны Русские князья. Чуть ощутят себя в силах - восстают, режут баскаков; да только далеко ли ускачет стреноженный конь? Ты же хоть и крамолен, да умен. Не только не убью тебя, но и обещаю тебе ярлык на великое княжение. Будешь ты один владеть всеми улусами земли вашей. Говори, рад тому?
Иван Данилович молча поклонился.
– За ту же честь, что даровал я тебе, должен ты, Иван-князь, с полками своими разорить улус Александров, взять Тверь и кровью затопить непокорный город. Даю я тебе пять темников с войском, ты же возьмешь еще князя суздальского... Где Тверь стояла - должно быть пепелище. Князя же Александра приведешь ко мне в оковах на суд и на казнь.