Иван родил девчонку

Чуманов Александр Николаевич

— Богатырь! Так их! — кричали с балконов люди, когда Иван возвращался домой после своей победы над силами зла.

— Была бы мать жива, то-то порадовалась бы за сыночка! А может, и не порадовалась, может, наоборот. Материнское сердце не очень-то радуется всяким сопряженным с опасностями триумфам сыновей, ему больше нравится спокойная жизнь, чтобы как у людей.

Слава о Ванькином подвиге моментально разнеслась по всему городу, и на другой день его пригласили в одно место.

— Ну молодец, ну самородок, — сказали ему там из кожаного

кресла, — вы наша надежда и наша гордость! Только несолидно все это, дешевая популярность, конечно, дело приятное, но авторитет здесь у нас — надежнее. Однако мы понимаем, молодость и все такое… А дело вы затеяли нужное и полезное, только давайте договоримся: без самодеятельности. Понимаете?

Ванька только кивал и не мог произнести ни слова от радости.

— Мы посоветовались и приняли решение, — сказали ему еще, — назначить вас освобожденным Богатырем нашего города, чтобы все было как полагается. Можете подумать, если не готовы сразу.

Какой там думать, Ванька поспешно закивал и заулыбался во весь рот. Еще бы, такое доверие! Ему тоже сдержанно улыбнулись и пожали руку.

Домой он летел как на крыльях. Нет, как на реактивной тяге летел. Внутри у Ваньки все пело и звенело.

Оклад ему положили хороший, на старой работе полгода надо чертить, и то столько не начертишь. Новую квартиру дали. С кабинетом. Дачу, служебную машину. По телевизору показали, вот он, дескать, наш штатный Богатырь, заступник.

Неделя проходит, другая. Сидит Ванька, полезного человека изображает. Но выходит плоховато. Непрофессионально. Опыта мало.

Не утерпел, снова наведался в одно место. Полдня просидел в приемной, все журналы насквозь прочитал, пока вызвали.

— А-а-а, припоминаю, припоминаю, как же! — сказали ему из кожаного кресла. — Какая нужда привела, рассказывайте, только быстро, у нас все го две минуты.

— А чего делать-то? — спросил Иван напрямик.

Торопитесь, торопитесь, молодой человек! Понимаю, я тоже в ваши годы торопился. Эх, молодость, молодость!.. Чего делать, спрашиваешь? Это хорошо, что посоветоваться зашел, а не порешь горячку, как в прошлый раз. Ну что ж, присматривайся пока, ума-разума набирайся. Но на мелочи, на всяких там хулиганишек не разменивайся. Ты же Богатырем у нас зачислен — для больших, стало быть, дел. А коли уж совсем невмоготу, можешь в дозор ходить. Только если что заметишь — сразу сюда, решим. И можешь быть свободным.

С завтрашнего дня не откладывая Ванька решил начать стеречь город от ворога. С вечера положил в рюкзак бутерброды, термос с чаем, чтобы на весь день хватило. Лег пораньше. Но не спалось.

«Так бы и жизнь прошла, — размышлял он, лежа в темноте, — если бы не хулиганы, дай им бог здоровья, так и не узнал бы, в чем оно, мое призвание».

С некоторых пор Ваньку почему-то все чаще тянуло на высокий штиль. То ли от должности высокой, то ли от оклада.

«Зачем я только в этом дурацком институте здоровье гробил, силушку богатырскую просиживал? — думал Богатырь дальше. —

Спасибо, нашлись люди, разглядели, не дали загинуть таланту».

С раннего утра направился он дозор нести. Толпы людей провожали Богатыря приветственным гулом, кидали под колеса живые цветы. Ванька держался за рулем невозмутимо, лишь изредка кивая по сторонам.

Богатырь выезжал в чисто поле, останавливал машину, выходил из нее, прикладывал руку козырьком ко лбу и строго смотрел вдаль. Даль была безоблачной и ясной. Время от времени Ванька доставал из кармана сложенную вчетверо репродукцию картины Васнецова и сверялся, правильно ли он несет дозор. Выходило, что правильно.

С часу до двух он не спеша обедал, размышляя о том, что работа попалась нетяжелая, но несколько скучноватая. Да еще докучали поклонницы. Они разыскивали его в чистом поле и клянчили автографы. А некоторые нагло намекали. Но Ванька не мог пятнать свою репутацию ради сомнительных удовольствий. Он гнал поклонниц по-хорошему, хотя по-хорошему они понимали редко.

Из оружия Ваньке выдали пока одну кольчугу. Палица и меч-кладенец хранились в одном надежном месте, в сейфе. Щит еще не пошили. Фабрику спортивной обуви, как всегда, подводили поставщики.

— Дак что же я без кладенца? — пробовал обижаться Ванька.

— Ничего, ничего, придет время — враз получишь, — обнадеживали его.

Ну, он малость потрепыхался и утих. «Да что мне, в конце концов, больше всех надо? — подумал Богатырь. — Им там, в конце концов, видней. Да и меч опять же не игрушка, надо сперва себя зарекомендовать, проявить, так сказать, с положительной стороны». Подумал так и совсем успокоился. Жалованье шло исправно, нет-нет да и набегала прогрессивка.

Так Ванька выезжал в чисто поле все лето. Он поправился, загорел. Между обзиранием окрестностей набрал на зиму грибов, ягод. Но вот лето кончилось. Стала портиться погода, то и дело налетал холодный дождик.

«Да что я, дурней паровоза, что ли?! — изумился однажды Иван. — Буду-ка я лучше дома в тепле телевизор смотреть! А если какой ворог нагрянет, небось, сообщат. Вот завтра съезжу последний раз, и хватит».

А назавтра приступил к городу Людоед. Ванька, как увидел его на горизонте, так кинулся к начальству.

— Идет, идет! — истошным голосом завопил он с порога. — Где тут расписаться за кладенец?

Все посторонние пускай очистят кабинет, — сказали из кресла, — а ты, Иван, докладывай по порядку.

Богатырь отдышался и доложил. В кресле помолчали, потом принялись звонить куда-то по разноцветным телефонам. А потом заулыбались.

— Иди, работай спокойно, людей не бала муть, — разъяснили Ивану. — Помалкивай, словом.

А с Людоедом и без тебя разберутся. Скажу по секрету, это вовсе и не людоед никакой, а племянник одного заслуженного работника. Он вот-вот и сам остепенится… Понял? Ну, а если не остепенится, значит, серьезно нарушен обмен веществ. Значит, лечить надо, а это уж не по твоей части.