Иван Шуйский
Шрифт:
3 февраля в расположении войск была сделана важная перемена: «учалася река портитися», и поэтому сильнейший государев полк перешел за реку и встал «у Егорья Великого». На место государева полка был отправлен более слабый полк левой руки. Сторожевой полк, примерно такой же численности, встал между большим полком и ертоулом — следовательно, сменил на этом месте ушедший в Задвинье полк левой руки. Мотивировка всех этих передвижений очевидна: атаковать Полоцк из Задвинья по хрупкому льду или тем более во время ледохода — полное безумие. В результате перегруппировки сил основная часть русских войск была сконцентрирована против городских стен Великого посада (большой полк с севера и государев полк с востока).
Таким образом, направление основного удара переместилось.
Наряд с 31 января стоял «меж Георгия Святого и Во- лова озера»177.
Но где этот храм «Егорья Страстотерпца», или «Георгия Святого»? Лебедевская летопись и разряд Сапунова однозначно говорят о сосредоточении государева полка и наряда около этой церкви, но точное местонахождение ее неизвестно.
Л.В. Алексеев в своей работе «Полоцкая земля IX–XIII вв.»
На 2-й конференции по истории и археологии Полоцкой земли в 1992 г. исследователь высказал уже несколько иное соображение: Егорий Страстотерпец — церковь, построенная Георгием в 1120—1150-х гг. и обнаруженная в ходе раскопок М.К. Каргером к востоку от церкви Святого Спаса. В этом же храме была и полулегендарная гробница полоцких епископов. Подобное суждение уже высказывалось ранее и было определено П.А. Раппопортом как маловероятное178.
И в том, и в другом случае неясно, почему надобно искать Георгиевскую церковь в XII в., если о ней прямо свидетельствуют документы XVI в. Полоцкая ревизия 1552 г. охватила, в частности, земельные владения церквей и монастырей города и его окрестностей. В документах ревизии указаны две церкви святого «Юрия», или, точнее, церковь и монастырь. Церковь Святого Юрия «в Голубичах» не подходит по своему расположению. Зато отлично подходит «манастыр Светого Юрья в поли за местом», продолжавший существовать и в 1580-х гг., о чем свидетельствует известная опись полоцких церквей, составленная при Стефане Батории в 1580 г.179 Ни о древности, ни о каком-либо выдающемся значении монастыря данные земельных описаний не говорят. Отнюдь! Согласно документам ревизии 1552 г., за монастырем числилось 8 человек, живших на монастырской земле и плативших подати в монастырскую казну. Кроме того, в Великом посаде на земле монастыря жил 1 мещанин. Монастырю также принадлежали «борти церковные». Все это было пожаловано панами Зиновьевичами Корсаками. Это крупнейшие светские землевладельцы Полоцка и его округи, представители младшей ветви рода Корсаков, выделившейся в конце XV в.180 Для сравнения: крупнейшие полоцкие монастыри и церкви — святая София, Борисоглебский монастырь, Спасо-Евфросиньев монастырь, Островский монастырь Святого Иоанна Предтечи — располагали землями с десятками и сотнями плательщиков. В числе земель, составлявших их владения, имелись пожалования святой Евфросинии (княгини «Агрефины»), великих князей полоцких Михаила, Семена, Андрея Ольгердовича. У Борисоглебского монастыря пожалования тех же Корсаков перемежаются с землями, приобретенными на собственные, монастырские средства. Таким образом, Юрьевский (Георгиевский) монастырь едва ли мог похвастаться хотя бы вековой историей, скорее всего был невелик по размеру и не имел ни малейшего отношения к величественным постройкам домонгольского времени. Не мог он находиться и на правом берегу Полоты, поскольку о выходе московских войск, шествовавших с северо-востока по Невельской дороге, «к Егорью Страстотерпцу, Христову мученику» в Лебедевской летописи и воинских разрядах четко сказано до описания переправы части армии на правый берег Полоты. Материалы ревизии 1552 г. указывают на то, что монастырь находился «в поли за местом», а не за рекой, т. е. к востоку-северо-востоку от стен Великого посада, построенных почти перпендикулярно Двине181. Наконец, ответ подсказывает сама логика расположения русских полков, осадивших Полоцк: против восточной стены Великого посада был поставлен сторожевой полк, и если, как утверждает Л.В. Алексеев, Георгиевская церковь стояла недалеко от Святого Спаса, то при перегруппировке сил 3 февраля его место остается незанятым. Таким образом, на самом ответственном участке в русских порядках образовалась бы громадная брешь, совершенно свободное пространство. Едва ли это было возможно, и остается предположить, что монастырь Святого Юрия, или Георгиевский, располагался на левом берегу Полоты, южнее Спасо-Евфросиньева монастыря и, возможно, южнее Во- лова озера.
Что же касается путаницы со ставкой Ивана Грозного, то на самом деле показания Лебедевской летописи и Хроники Стрыйковского182 вполне могут быть согласованы друг с другом. В летописи действительно сказано: «…царь и великий князь пошел за Двину реку и стал у Георгия Великого», но это может указывать не только и не столько даже на перемещения Ивана IV лично, а скорее на движение государева полка. Царская ставка, таким образом, вполне могла быть и в Спасо-Евфросиньеве монастыре.
Еще 31 января стрельцам с нарядом из состава государева полка велено было «закопатися у Двины реки в бере- зех и на острову». Ныне этого острова уже не существует. Но на картах конца XVI столетия183 остров показан как раз напротив замка, ближе к южному берегу Двины. В наше время на месте Ивановского острова — лишь выступ берега с небольшой канавой и болотцем у основания. Березы, кстати говоря, растут там и до сих пор, но насколько они являются потомками деревьев времен Ивана Грозного, сказать трудно. С острова легко можно было осыпать замок ядрами и пищальными зарядами — расстояние до противоположного берега вполне это позволяло…
2 февраля в войсках был проведен смотр и приказано было «делать туры». Под термином «туры» могут скрываться укрепления самых разных типов: просто насыпные, из плетеных корзин, передвижные
На протяжении всего времени полоцкой осады от 30 января вплоть до падения города русским командованием были четко организованы разведка и охранение. 30 января застава была выслана за Двину, к Бельчицко- му монастырю. Несколько дней, до полного смыкания кольца осады, застава в Задвинье оставалась, ежедневно сменяясь. Затем заставы начали отправлять дальше, по Виленской дороге до «Глубоцкой волости», не доходя до Глубокого 10–15 верст (около 60–65 км от Полоцка), а также по Луцкой дороге (5 верст от Полоцка). Известие в Хронике Стрыйковского подтверждает наличие московских застав в районе Глубокого. Помимо передовых застав, 4 февраля высланы были отряды для охраны кошей и осадного «наряда»185, подтягивавшихся еще целую неделю по великолуцкой дороге.
Виленский воевода и великий гетман литовский Н. Радзивилл мало что мог противопоставить московской армии. Переписка между ним и королем Сигизмундом Августом свидетельствует о полном бессилии последнего помочь чем-либо Литве. В письмах последней декады января (т. е. отправленных в тот момент, когда московская армия была уже на марше от Великих Лук) король сообщает Радзивиллу о «немалых силах неприятельских и большой опасности», далее о тщетных попытках хотя бы собрать деньги для найма солдат. В свой срок, получая эти письма, Радзивилл вполне мог воспринять их как изощренное издевательство. 31 января, в день начала осады Полоцка, Сигизмунд Август пишет великому гетману литовскому, что отправил на подмогу воеводичей Русского и Поморского и пана Ляского, но лишь первый двинулся с сотней конных (!), а два последних остались на месте. Польский хронист Лукаш Гурницкий сообщает о пребывании в Вильно немногочисленного королевского двора, который мог скорее устрашить московского государя именами старших воевод, чем действительно обеспечить защиту литовской столицы. Стрыйковский прямо назвал численность корпуса, с которым Н. Радзивилл и польный гетман Г. Ходкевич выступили против московских войск из Минска: 2000 литовских солдат и 400 поляков. Более этого Радзивилл собрать не мог из-за поспешности и отсутствия времени для ожидания отрядов из отдаленных поветов. Учитывая сложную социально-политическую обстановку в Великом княжестве Литовском (конфедерация 1562 г. за унию с Польшей) и неожиданность русского наступления, указанную цифру можно принять как вполне вероятную. Русские разряды и один из «летучихлистков» (виленский, марта 1563 г.) сообщают о сорокатысячном литовском войске при 20–26 орудиях186. Скорее всего эти сведения — результат слухов, распущенных Радзивиллом, с целью вызвать панику в московском стане и оттянуть часть сил осаждающих на себя. На большее гетман не решался. Его корпус переправился через Березину и Черницу и оперировал на расстоянии 8 миль от Полоцка, не ближе.
Замысел Радзивилла удался, но лишь отчасти.
13 февраля казанские татары «привели из загонов дву литвинов: Марка Иванова, да Федка Сафонова»187, кои и явились дезинформаторами. По их словам, ертоул вместе с «Варколапом»(Баркулабом. —Д.В.) был уже в трех милях от Бобыничей. Встревожившись, московское командование послало крупный отряд во главе с царевичем Ибаком, воеводами кн. Ю.П. Репниным и кн. А.И. Ярославовым. Отряд двигался по маршруту Полоцк — Бобыничи и вернулся назад, узнав от языков, что Радзивилл, стоявший «в Глубокой», передвинулся «…к бору у Черной речки». (Глубокое — около 80 км от Полоцка, Бобыничи — около 30 км, северный изгиб Черницы — около 45 км.) Причиной отхода русского отряда послужила болезнь и смерть кн. Ю.П. Репнина. 16 февраля, уже после сдачи Полоцка, против Радзивилла был послан князь А.И. Вяземский-Глухой с войском. Вяземский опять шел через Бобыничи до мест, «где были литовские люди», и вызнал, что Радзивилл и Ходкевич бежали к Березине и «рухледи метали много» — после того как они получили известие о падении города и движении на них московских отрядов.
Стрыйковский сообщает, что литовцам удалось разгромить несколько московских разъездов, о чем разряды умалчивают188. Вероятно, разъезды были разбиты Радзивиллом и Ходкевичем на подходе к Полоцку, а появление крупных сил русских заставило их отступить: дальнейшее продвижение воевод Ивана IV в этом направлении грозило отрезать небольшой литовский корпус от Вильно и оставить тем самым столицу Великого княжества без прикрытия. Но и князь Вяземский отличился, взяв под Бобыничами литовских «языков»189.
В целом же, действия литовских военачальников, направленные на деблокаду Полоцка извне, не увенчались успехом. Городской гарнизон в течение всей осады был предоставлен самому себе.
Осадные орудия подошли к Полоцку лишь 7 февраля. Но артиллерийская перестрелка началась уже в первый день осады. Иван IV, переправлявшийся с государевым полком в Задвинье, был обстрелян с крепостной стены. В ответ заговорили русские пушки с Ивановского острова. Лебедевская летопись сообщает, что со стороны осаждающих был убит лишь один человек, а «… стрелцы из наряду с острогу пушкарей збили и литовских людей многих побили в остроге»190. Эта стычка имела частный характер и не сыграла особой роли. Вся артиллерия, пришедшая вместе с московскими полками, кроме наряда на Ивановском острове, молчала до 5 февраля. 4–5 февраля под городскими стенами ставились укрепления и устанавливались пушки.