Иванькиада
Шрифт:
Об этом эпизоде автор предисловия узнал из статьи китайского поэта, но, чувствуете, сколько личного восторга и личной любви к великому кормчему вложил он в свой пересказ! Прямо хоть сейчас на страницы «Женьминьжибао». Но не будем передергивать. Я не думаю, чтобы Николай Т. Федоренко когда-нибудь любил председателя Мао или его творчество. Скорее всего, приведенный отрывок – образец чистейшего лицемерия (я предлагаю автору предисловия опровергнуть сегодня это мое утверждение).
Мы несколько отклонились. Тем более что у меня нет достаточных оснований считать товарища Федоренко участником битвы за квартиру своего личного
По этим данным трудно составить представление о степени дарования нашего писателя, но зато можно уверенно утверждать, что по части территориальных притязаний он вовсе не новичок.
Иванько за океаном
Вернемся, однако, к нашему сюжету. Как ни трудилась Вера Ивановна Бунина на ниве дискредитации наших доморощенных подписантов, они уперлись и ни в какую не хотят снимать свои подписи. Один из членов правления понес письмо Председателю, но Турганов отказался принять и письмо, и члена правления. Он, Турганов, устал, он не только Председатель, но и человек, причем советский человек, и, как все советские люди, имеет право на отдых. А сегодня 23 февраля – День Советской Армии, а завтра суббота, а послезавтра воскресенье…
– Двадцать шестого, в понедельник, приходите, тогда разберемся.
А двадцать шестого новая незадача – наш уважаемый срочно вылетел в Соединенные Штаты, по выражению одного моего знакомого, «шуровать насчет авторской конвенции» [4] . Вы представляете себе положение Председателя? Пока он тут с Верой Ивановной держит оборону, стоит насмерть, его высокопоставленный протеже несется сквозь Атлантический океан в страну желтого дьявола и ничем не может помочь Председателю. А представьте положение самого протеже. Вот он летит в этом «Боинге». Дело, конечно, неплохое. Отчего бы лишний раз не смотаться в цитадель империализма, не прибарахлиться на сэкономленную валюту? Но пока он летит, этот антисоветчик, бандит, подписант небось уже вламывается в квартиру Куперштока и расставляет свою убогую мебель. И что же теперь делать? Оставаться в своих трех комнатах? Без кабинета? Ведь даже унитаз лишний и то, извините, поставить некуда. И супруга нашего героя, слабая беззащитная женщина, тоже волнуется. Муж, можно сказать, рискуя собой, полез прямо в пасть к акулам империализма, а тут говорят о каком-то собрании. Мадам Иванько доставляет в контору заявление с просьбой отложить рассмотрение их жилищного вопроса до возвращения мужа из заграничной командировки.
[4] Именно Иванько был одним из тех, кто вел за границей переговоры о присоединении СССР к упомянутой конвенции.
Разве Турганов может отказать слабой женщине?
И он тянет время.
2 марта он собирает правление, на котором с горечью сообщает, что в кооперативе в последнее время создалась очень нездоровая обстановка. В то время как наш уважаемый Сергей Сергеевич выполняет ответственное государственное задание, некоторые лица бомбардируют правление угрожающими заявлениями и собирают подписи под подметными письмами.
Вы поняли намек? Некоторые лица через подметные письма стремятся сорвать ответственное государственное задание, то есть выступают против политики партии и правительства.
– И представьте себе, – ведет свою линию Вера Ивановна, – что большинство подписей принадлежит не членам кооператива, а их родственникам. Причем многие мне говорили, что они даже не видели, что подписали.
Естественно, члены правления удивлены, потому что некоторые из них сами подписывали это письмо.
Тем не менее Турганов назначает общее собрание на 11 марта.
Из дневника
5 марта наш уважаемый возвращается на Родину.
Несмотря на трудности, на угрожающие заявления, на подметные письма, он с честью выполнил задание партии. Пора подумать и об устройстве личного быта.
6 марта встречаю во дворе Галича.
– Ты слышал? – говорит он мне. – Иванько отказался от своих притязаний.
– Да ну!
– Абсолютно точно. Приехал, узнал, что здесь такой скандал, и тут же отказался. Ты же понимаешь, он чиновник, в случае чего, пришьют злоупотребление властью, у них с этим строго.
– Раньше было строго, – сомневаюсь все-таки я. – А теперь это, может, так принято.
– Да что ты, что ты! Ты не понимаешь психологии чиновника: он открыто на такое дело никогда не пойдет. Точно тебе говорю, он отказался.
7 марта интересующимся я говорил, что Иванько больше мне не соперник.
8 марта, в Международный женский день, сижу дома, говорю с кем-то по телефону. Звонок в дверь. Соседка.
– Вас просят в контору, там идет правление. Лечу как на крыльях: неужто вручат ключи?
В небольшой полуподвальной прокуренной комнате заседает высокий суд. Вот сам Председатель, вот сама Вера Ивановна, другие члены правления, и среди них вполне скромно наш уважаемый в водолазке.
– Владимир Николаевич, – торжественно, как на юбилее, обращается ко мне Турганов, – мы хотим предложить вам вариант, который, вероятно, будет для вас приемлем. Не согласитесь ли вы взять квартиру Садовских в вашем подъезде?
Опять двадцать пять!
– Не соглашусь.
– Почему?
– Потому, во-первых, что это квартира мифическая, Садовские менять ее не собираются…
– Это не ваша забота! – выкрикивает Бунина.
– Во-вторых, – продолжаю я свои возражения, – не как претендент на квартиру 66, а как член кооператива, я против того, чтобы Иванько получал без очереди то, что ему не положено по закону.
Вскакивает наш уважаемый, вскакивает совсем несолидно.
– А-а-а-а-а, почему вы думаете, что я хочу получить больше, чем вы?
И в самом деле, почему я так думаю? Он хочет прибавить к своей квартире одну комнату, и я хочу того же.
– Я не только не намерен помогать вашим усилиям услужить товарищу Иванько, но, наоборот, буду всячески им препятствовать. У нас есть очередь, более нуждающиеся…
– А вы думаете о себе! – снова выскакивает Вера Ивановна.
– Вам не следует меня учить, о ком я должен думать.