Иволга и вольный Ветер
Шрифт:
— Баринова! — рявкнул я, заставив замолкнуть Марго хоть на секунду. — В машину! Сейчас же!
Она хотела возразить, но я решительно указал ей на лестницу. Гневно стуча каблуками по камню ступеней Баринова таки ушла.
— Прошу прощения, что диалог перетек в столь неприятную форму. — извинился перед моей Светланой. — Не могли бы вы мне четко, внятно и без повышения голоса озвучить свои претензии, раз уж ваша подруга сейчас занята, чтобы я мог начать искать решение в возникшей конфликтной ситуации.
Светлана кивнула и озвучила. А я очень-очень старался сосредоточиться исключительно на деловой
Ну что же, когда чего-то так сильно хочется, то нужно искать путь получить желаемое, а не убеждать себя, что вполне способен без этого прожить. Жизнь у нас одна, и свою я намерен до конца прожить, получая каждое из доступных удовольствий. На этот момент и в данной сложившейся ситуации получить удовольствие по имени Светлана не представляется возможным. Будем менять ситуацию.
Глава 3
Валя
— Валюха, да ты че, обалдела что ли? Как ты собралась это все от электрички до дому переть? — возмущенно уставился Сойкин на мои два огромных хабаря и коробку с “Феей” — миниатюрной стиральной машинкой, которую я отхватила по объявлению в газете, чем была страшно горда. — Давай мы тебя с Женькой сразу домой и отвезем. Че там ехать-то? Два часа туда и два обратно, мигом обернемся.
— Нет, Миш, не надо! — замотала я головой. — Я же сюда все доперла и там допру, первый раз что ли. Да и тащить там всего-ничего, и знакомых будет полно вокруг, помогут. Вот на кой вы станете общий выходной на меня тратить?
Ага, они с Женькой и так меня за бесплатно жить в пустующую комнату пустили, деньгами скинулись, как и остальные Орионовцы, чтобы я перекантовалась до возвращения на работу через месяц, так еще и катать меня станут за свой бензин. Ведь знаю — Мишка денег не возьмет, а стану настаивать — еще и пошлет. По доброму, конечно. До сих пор как подумаю о том, что вокруг столько людей хороших оказалось, так и реветь белугой охото от избытка чувств.
Но все же самой главной причиной моего сопротивления был стыд. Стыд за ту нищету беспросветную, которую они бы увидели, если бы довезли меня до дому. Мне и так до сих пор душно от этого стыда перед всеми. Перед Мишкой с Женькой, перед другими парнями, что оказались в курсе и позорища с проигрышем меня в карты, и того, что в “Орион” устроилась по чужим докам, потому что судимая. Стыдно перед Корниловым за обман, перед Боевым с Камневым. Стыдно перед всеми, кто вынужден был мне помогать, потому что такая дура и нищебродка.
— Ой, да у нас с Женькой этих общих выходных еще впереди — вся жизнь, — Сойкин подмигнул Вороновой и посмотрел на нее так, что даже меня волной исходящего от него тепла зацепило, и в груди опять защемило. Повезло же Женьке! То есть, я не завистливая гадина, боже упаси, она тоже вон какая: красивая, строгая, немногословная, и что-то такое еще чудится в ней… как будто боли много видела, так что Сойку лучезарного она еще как заслужила. Вот только я бы тоже такого хотела. Чтобы на меня мужчина смотрел вот так, как будто коконом тепла и восхищения чистого, открытого укутывает. Любимый мужчина.
— Чего ты в эти сумари-то напихала? — отвлек меня от унылых мыслей Миша, подхватив и взвесив в руке одну из сумок. — Все свое что ли увозишь? На кой, вернешься же через месяц, чего таскать туда-сюда. Или ты передумала возвращаться?
— Нет, что ты! — выхватила я у него хабарь. — Чего мне там ловить в этом болоте? Я просто мелким и маме накупила всяких гостинцев и всякого там по мелочи.
По большей части нагребла я продуктов и вещей на городском оптовом рынке. Ведь пока все это до нашей пырловки доезжает, то ещё две цены на все накручивают.
— Че, поедешь на родину как олигархиня? — хохотнул Сойкин. — Хоть что-то себе на прожить до возвращения осталось?
Ну… кое что осталось, особенно неприкосновенная сумма на обратную дорогу.
— Осталось, — поспешила я его заверить, а то с Сойкина станется опять начать мне деньги в карманы совать, а они у них с Женькой не лишние, так-то.
В “Орионе” платят честно и по сельским-то меркам ого-го-го как, но у них молодая семья же, им на себя тратиться надо.
— Ну что, вы решили: какие планы у нас? — спросила Воронова, потянувшись к куртке на вешалке.
Мишка тут же перехватил ее руку, снял аляску сам и развернул за ее спиной, помогая одеться. И, конечно же, не пропустил возможность поцеловать Женьку в шею. Ее бледные губы чуть дрогнули намеком на улыбку, а у меня в сердце опять кольнуло, и я поспешила отвернуться.
— Вы меня только до электрички довезите, а дальше я сама, — твердо ответила, опережая новый виток спора с Сойкой.
Большую часть дороги, как только перестала хлюпать носом после прощания с друзьями, я продремала под равномерный стук колес, открывая глаза только на остановках. Задолго до своей станции отперла коробку и сумари в тамбур. Перрон оказался почищен от снега чисто условно, так что, ноги проваливались почти до колена. Само собой, я соврала Мишке насчет расстояния от железнодорожной станции до родного села. Туда еще на автобусе рейсовом час тащиться, и это только когда дорога нормальная, благо он приходил как раз к прибытию электричек трижды в день.
В этот раз мне не слишком повезло, автобус ехал еле-еле, часто пробуксовывая в снегу, так что на остановке я оказалась уже в быстро наступающих зимних сумерках. Коробку с машинкой я предусмотрительно обмотала веревкой перед выездом, так что просто положила ее на бок, сверху обе сумки и потащила по снегу, как санки. Шла и смотрела по сторонам, отмечая изменения. Вон Шаврыгины новый забор поставили, видать, хорошо расторговались свининой под Новый год, которой они плотно занимались. А вот у Лосевых что-то темно в доме, ставни закрыты, и дверь досками крест-накрест заколочена. Уехали? Случилось что?
— Валька! Иволгина! Ты чтоль? — окликнул меня знакомый мужской голос, как только поравнялась с нашим сельпо, которое к моему удивлению успело сменить вывеску на “Кураж” и стать, судя по цифрам на двери, круглосуточным. Надо же, прогресс и до Малого Ширгалькуля дотянулся.
На крыльце новоявленного кругляка стоял мой бывший одноклассник и по совместительству подельник — Серега Мохов. К губе сигарета будто приклеена, правый глаз прищурен от ее дыма, в руке — початая полторашка с темным крепким пивом. Да уж, кое-что не меняется.