Иволга и вольный Ветер
Шрифт:
Неожиданно за дверями стало шумно от мужских голосов, общающихся на повышенных тонах. Дверь резко распахнулась, в кабинет первым влетел явно злой и взъерошенный Митрофанов, а следом вошёл высокий подтянутый тип средних лет в дорогом костюме и осиял меня широкой улыбкой, шагнув ко мне и протянув руку.
— Прошу прощения за небольшое опоздание, господин Ветров. Я — Пинштейн Александр Лазаревич, ваш новый личный защитник. Давайте быстренько подпишем бумаги, что узаконят мое представительство ваших интересов, и я приступлю.
Я нахмурился, не спеша делать то, что он сказал. Хрен его знает,
— А вы, собственно…
— Я, собственно, тут потому, что меня попросил взяться за ваше дело сын моего хорошего друга — Антон Каверин, который вам, конечно не знаком. Как и его соучредитель в охранном агентстве “Орион”, некто господин Боёв, тоже не входящий в число знакомых вам персон. А вот к нему за помощью обратилась одна прекрасная юная зеленоглазая особа, с которой вы уже прекрасно зна...
— Где я должен подписаться? — не дал ему договорить я.
— Как вы понимаете, господин Ветров, это ещё не конец и следствие продолжиться, будут судебные разбирательства. — вещал мне Пинштейн, выводя из здания изолятора временного содержания на улицу два часа спустя. — Но задержание вам больше точно не грозит, да и личного присутствия на заседаниях и траты драгоценного времени от вас больше не требуется. Счета ваши, к сожалению, временно заблокированы, но я обещаю разобраться с этим в ближайшее время, чтобы вы могли нормально жить, работать на благо жителей нашего города, а также, рассчитаться за мои, весьма не дешевые услуги.
Я его уже едва слушал, кивая, на самом деле выглядывая на улице перед зданием Валю. Однако, ее нигде не было видно, вместо этого ко мне подошёл здоровый белобрысый детина и протянул руку для пожатия.
— Боёв. — представился он. — Домой поехали, герой-любовник.
— Спасибо за помощь. Что я за нее должен?
— Это вы уже сами с Иволгиной разберетесь, кто, кому и чего.
— А почему Валя сама не приехала?
Сердце ёкнуло и похолодело. Я как дурак обрадовался, когда понял благодаря кому ко мне пришли на помощь, но что если на этом все? Поэтому и встречать моя Иволга меня не приехала? Терпение ее кончилось?
— Мне то откуда знать! — пожал плечами Боёв.
Мы некоторое время ехали молча, Боёв изредка косился на меня, и только когда уже свернули в знакомый двор, он изрёк:
— Значит так, мужик, я сроду ни в чьи личные дела не лез. Но мой тебе настоятельный совет: если ты в упор не видишь, что за человек тебе золотой в жизни повстречался, то лучше сейчас возьми и отвали от девчонки. Поплачет и переживет. У нас на нее вон сколько хороших пацанов заглядывается, утешат.
— Значит так, мужик, — в тон ему ответил я. — Я ещё раз благодарю от всей души за помощь. А насчёт Вали — я теперь от нее отвалю только если она сама меня взашей гнать будет, и то не факт. А парням своим передай — пусть слюни подотрут и губы закатают и мое трогать даже не думают.
— Хм… ну бывай тогда, Ветров.
— Бывай, хороший человек.
Я взбежал на второй этаж и отпер дверь.
— Ва-а-аль! Валюша! — крикнул в гулкую тишину квартиры. — Иволга моя!
Пусто. Развернулся и рванул назад, потом бегом через двор, будто за сердце сила какая-то волокла. Опять вверх по лестнице, затарабанил кулаком по крашеному дереву, а потом просто дёрнул за ручку, распахивая незапертую дверь, сталкиваясь лицом к лицу с Михаилом.
— Дома? — спросил без приветствия и парень молча, но с понимающей ухмылкой кивнул на одну из дверей.
Стучать больше не стал, ввалился без разрешения. Вали сидела на стуле у окна, с очень прямой спиной, сцепив руки на коленях и глядела на меня без улыбки и как-то неуверенно, отчего и я тормознул, не понимая, чего ждать.
— Я знаю, как ты относишься к непрошеной помощи, Егор. — очень серьезно, сказала моя любимая певчая птица. — Ты не думай, я все это не для того, чтобы ты мне обязан был чем-то.
— Чего? — не понял я о чем она. Потому что соображать переслал, как ее увидел.
— Просто это же несправедливо было… Но ты мне ничем не обязан… в смысле… я это от чистого сердца и без умысла привязать тебя как-то…
Слушать я больше не стал. Ну какой же я был идиот и мудак совсем недавно, а!
Подошёл, поднял, обнял, рожей небритой прижался, утыкаясь в изгиб шеи. Моя девочка, моя Иволга, моя родная.
— Валь-Валь-Валюша моя… Поздно ты опомнилась, птица певчая… Привязан-прикручен-припаян к тебе намертво … Слышишь? Не оторвешь теперь… Не оторвешь, и не пытайся…
Эпилог
— Валь, извини, но в Ширгалькуль мы сегодня не поедем. — сказал мне Егор, входя в комнату после телефонного разговора, ради которого снова вышел из нашей комнаты.
Его сообщение застало меня у зеркала, где я заплетала косу, уже полностью одевшись на выезд. Сердце упало и заболело, наливаясь ещё большей свинцовой тяжестью, что поселилась в нем около месяца назад.
Именно тогда это и началось. Телефонные переговоры по деловым вопросам, которые почему-то нельзя вести при мне, постоянная занятость в выходные, а к ежедневным поздним возвращениям Ветрова, я вообще уже привыкла, ведь понимала — компенсировать нанесенный его предприятию ущерб очень нелегко, так что он работает и над многочисленными проектами частных домов для состоятельных граждан и непосредственно на стройке долевых многоэтажек впахивать не чурается. Иногда приползал ни жив, ни мертв, когда авралы какие-то случались, ведь для него подвести людей — просто немыслимо. В целом, мне даже немного стыдно было, что родились насчёт него у меня некие сомнения, вот только… месяцы шли, вместе мы жили, но никаких заветных слов я от Егора до сих пор так и не услышала, а вот последние недели ещё и это. Отдаление, как мне казалось. И какие-то тайны.
— Опять у тебя срочные и очень внезапные дела? — спросила, не оборачиваясь и стараясь удержать невозмутимое выражение лица, пусть и горло слегка перехватило.
А может пришло время для прямого разговора? И я ведь никогда не была трусихой, так почему же так боюсь, все тяну, вместо того, чтобы спросить прямо, не начало между нами ли все меняться. Не устал ли мой вольный Ветер быть прикованным ко мне одной? А все потому, что до черной паники боюсь услышать неприглядную правду. Что устал. Что свою натуру не переломить и тянет его на новые эротические просторы.