Июльская проза. Сборник
Шрифт:
Выросший в донецкой степи, Лёня с детства хотел стать либо охотоведом, либо кинологом, по-русски это называется – инструктор служебно-розыскной собаки. Он страстно мечтал о дикой тайге, непроходимых дебрях, бурных, горных реках, отвесных скалах, ущельях, пропастях, вековых соснах и лиственницах, где бродят медведи и тигры. Его героями были Арсеньев и Дерсу Узала, путешественники и следопыты. Слово следователь он воспринимал, как человека, читающего следы, следующего по следам…
После года работы и учёбы Альма и Лопатин поступили в школу служебно-розыскного
После окончания школы их оповестили и одновременно озадачили:
– Вам, как отличнику учёбы и победителю престижных соревнований, предоставлено право выбора места службы. Где желаете служить?
– Победителям! – Поправил генерала лейтенант. Генерал согласно кивнул и, посмотрев на Альму, повторил вопрос:
– Где желаете служить, товарищи?
Альма шевельнула хвостом и поощрительно взглянула на седого милицейского генерала, Лопатин чётко, как отрапортовал, сказал:
– Туда, где наиболее напряженная криминогенная обстановка. Мы должны быть там, где трудно!
– Похвально! А конкретнее?
– Где тайга есть!
– Значит, в Сибирь. Выбирайте!
Лопатин и Альма подошли к огромной карте СССР, висевшей на стене.
Генерал же наоборот: отошёл от карты и стола к окну и оттуда с неподдельным удивлением изучал, то есть разглядывал, Лёню и Альму. Потом взгляд генерала последовал за пальцем лейтенанта, исследующим Сибирь. Наконец, палец Лёни и умный взгляд Альмы одновременно остановились восточнее Байкала.
– Читинская область. Каторжный край. Там всегда трудно. Одобряю и желаю успеха, лейтенант! – Подтвердил выбор генерал, улыбаясь и пожимая на прощанье руку. Лёня и Альма последовали по длинному и мрачному коридору со множеством дверей, за которыми находились генералы и офицеры, не думавшие о тайге и скалах, путешественниках и следопытах.
Сибирь из окна купе – дивная сказка с безбрежной тайгой, настроение портили только станции, где останавливался поезд, однообразные ряды домов, вокзалы, перроны, где гомонил народ, не отличавшийся изысками в одежде. Только изредка мелькнёт в угнетающей серости яркое платье и смеющееся лицо или красивый галстук мужчины под цвет штиблет.
Лёня и Альма любовались Байкалом и не сомневались, что едут в тайгу, где медведи, тигры, отважные люди и, конечно, Дерсу Узала, размышляющий у костра, за которым чащобы и валежины.
В Чите немного смутили пьяные мужики и бабы на вокзале, потом цыганки, пытавшиеся пристать к новехонькому лейтенанту. Нет сомнений в том, что его обчистили бы, как миленького, но рядом с ним была Альма. Овчарка недоуменно смотрела на вывески и призывы, в которых почему-то не хватало букв. Это было как бы непременной традицией города. «М…локо», «Ле..айте амолётами аэр…флота», «В…дка».
В большом здании управления внутренних дел области, где Лёня предъявил свои документы и направление генерал-майору, выяснилось, что и здесь им предоставлен выбор места службы.
– Написано: Читинская область с правом выбора. Вы – отличник учёбы и победитель всесоюзных соревнований, – начал говорить полноватый и седеющий генерал-майор, но Лёня бестактно перебил его:
– Мы, товарищ генерал-майор.
– Кто – мы?
– Мы с Альмой, она тоже училась и участвовала в соревнованиях.
– Ах да, понимаю, – улыбнулся начальник и продолжил. – Выбирайте!
Лёня, вытянувшись, зачастил своё, уже отработанное: про тайгу, следопытов, трудности, а также долге каждого советского милиционера…
Генерал даже отошёл на некоторое расстояние с тем, чтобы заново и уже внимательнее оглядеть стройного и немного кривоногого лейтенанта с красивой овчаркой, желающих служить там, где трудно и опасно.
– Значит, Борзя! – Заключил удовлетворённо начальник УВД, подходя к своему столу и наклоняясь над бумагами.
– Там есть тайга, реки? – Предварительно восхищаясь и предчувствуя исполнение мечты, спросил нетерпеливый Лёня. При этом возбуждении Альма взглянула на друга с некоторым осуждением.
– Угу! – Подтвердил поспешно генерал-майор, набирая номер телефона и вызывая дежурного для последующего оформления документов и билетов. – Но, главным образом, обстановка и трудности. Там их хватает.
Снова Лёня и Альма, на этот раз с дежурным офицером, последовали по длинному коридору со множеством дверей, за которыми заседали полковники, майоры и капитаны, не думающие о тайге, ущельях и трудностях.
Вокруг были горы и тайга, тайга и горы. Даже станция называлась «Кручина». Из окна купе была видна стремительная речка, почти отвесная гора, потом камни скалы замелькали уже в опасной близости от окна. На камнях иногда попадались надписи известью, случались – матерщинные. Лёня представлял, что эти скалы и горы взрывали мужественные строители дорог, что раньше здесь были непроходимые скалы, чащобы и реки. Альма в наморднике нетерпеливо повизгивала рядом с ним на нижней полке.
– Дарасун! – Объявила красивая проводница с удивительными, неславянскими, чертами лица, на котором смеялись большие, слегка раскосые глаза.
Дома станции невзрачно кособочились, за ближним забором высилась гора металлолома и разного мусора, напротив окна вагона виднелась отчётливая вывеска со знакомой надписью «Продук…ы – В…дка». У крыльца магазина обсуждали свои проблемы помятые мужики в майках и трико непонятного цвета, ещё дальше стоял жёлтый милицейский уазик, за ним блестела речушка. Выше, за станцией, начиналась тайга,
Да, здесь было всё – и трудности, и природа. Лопатин вздохнул понимающе и погладил Альму, как бы делясь с ней впечатлениями. Тем более, что из рассказа смешливой и кокетничающей с ним проводницы, его поразил смысл странного названия станции. Дарасун – это, оказывается, какая-то волшебная вода, недалеко отсюда курорт. А лечебные свойства воды лучше, чем в Ессентуках или Кисловодске.
Вот это да, вот тебе и Дерзу Узала!
– Забайкалье – это тайга, горы, реки? – Спросил он у проводницы, которая с мечтательной улыбкой наливала ему чай.