Шрифт:
От автора
Это не военно-историческое исследование и не мемуары в прямом смысле этого слова. Это - документальный рассказ-хроника, своеобразный дневник редактора, где роль дневниковых записей играют военные номера газеты "Красная звезда".
Листаю и снова листаю страницы старого комплекта "Красной звезды" там протекала моя жизнь и жизнь многих писателей и журналистов в дни войны. Желтеет с годами бумага, но не тускнеют в нашей памяти события тех дней, каждый из которых решал судьбу страны, а значит, и судьбу каждого из нас.
Говорят, что газетный лист живет один день. Это и так и не так:
Во второй половине сорок первого года не было ни одного дня, о котором нечего рассказать. Но я следую не всем листкам календаря, а выбираю события, с моей точки зрения, наиболее примечательные и с наибольшей отчетливостью отраженные на страницах "Красной звезды".
Читатель найдет в этой книге знакомые имена известных писателей и журналистов, о которых я уже писал. Но, воссоздавая картину тех дней, я не мог не обратиться снова к их жизни на войне, их работе в "Красной звезде", их тогдашним статьям, очеркам, стихам, без которых она была бы неполной.
Константин Симонов, узнав о замысле моей книги, откликнулся на нее такими строками, написанными уже в больнице 30 июля 1979 года:
"Убежден, что задуманное документальное повествование, связанное с работой газеты и ее коллектива в июне - декабре 1941 года, обещает быть интересным. Я, например, вспоминаю те полгода моей работы в газете как едва ли не самое трудное и вместе с тем интересное время в моей жизни. Так это было и для многих других писателей...
Построение книги по принципу изо дня в день, думаю, позволит лучше, чем какое-либо другое, показать всю меру напряжения, в состоянии которого жила сражавшаяся с врагом страна..."
Удалось ли автору достигнуть этого, может сказать лишь мой высший судья - читатель.
Июнь
Иногда меня спрашивают:
– Ты на войну когда ушел?
– Двадцать первого июня.
– ?!
Да, это было так...
Осенью сорокового года был создан Народный Комиссариат государственного контроля СССР. Центральный Комитет партии направил в новый наркомат группу армейских политработников - начальников политуправлений округов, комиссаров центральных управлений. В числе их оказался и я заместитель редактора "Красной звезды". Меня назначили заведующим организационно-инструкторским отделом. По военным понятиям - вроде начальника штаба.
Наркомат разместился в большом здании, что напротив гостиницы "Москва". Мы, однако, не засиживались там. Сменив военную форму на гражданское одеяние, больше разъезжали по стране, осваивая новое, незнакомое для нас дело.
Настало 21 июня.
Утром меня вызвали в Наркомат Обороны и сказали, что группа работников наркомата во главе с маршалом С. К. Тимошенко выезжает в Минск. Предупредили, что и я поеду с ней. Предложили отправиться домой, переодеться в военную форму и явиться в наркомат.
Через час, а может быть, и меньше, оказываюсь в приемной наркома обороны. Там полным-полно военного народа. С папками, картами, заметно возбужденные. Говорят шепотом. Тимошенко уехал в Кремль. Зачем - не знаю. Ничего, кроме тревоги, мне не удается прочитать на его лице.
Около пяти часов утра нарком вернулся из Кремля. Позвали меня:
– Немцы начали войну. Наша поездка в Минск отменяется. А вы поезжайте в "Красную звезду" и выпускайте газету...
И вот после полугодового перерыва я снова на Малой Дмитровке, 16, в знакомом трехэтажном здании, где до этого проработал три с лишним года.
Наша старенькая тихоходная ротация выдает последние тысячи очередного номера "Красной звезды", датированного 22 июня. Делали его накануне, до начала войны - делали обычно. Вполне мирный номер! Текущие армейские дела: минометный взвод на учениях... задачи оружейных мастеров... самообразование ротных политработников... окружная конференция рационализаторов... Спокойный, деловой тон. Ни одного слова о немецко-фашистских захватчиках, о гитлеровской агрессии. Даже на четвертой полосе, почти целиком посвященной международным событиям, в сообщениях об агрессивных действиях фашистской Германии и ее союзников в Европе, на Ближнем Востоке, в Африке - совершенно бесстрастная терминология: "противники", "войска Германии", "войска Италии"...
Давно исчезли со страниц наших газет такие стреляющие ненавистью выражения, как "фашистские звери", "фашистский разбой", "оккупанты". После 23 августа 1939 года, когда был заключен советско-германский договор о ненападении, печать стала проявлять сдержанность, в общем-то объяснимую.
Теперь требовался крутой поворот - надо делать совсем иную газету. Пока я прикидывал, с чего начинать, узкие редакционные коридоры уже заполнились людьми. Небольшой конференц-зал они завалили чемоданчиками, шинелями и прочими походными атрибутами. Все в редакции бурлило и гудело. День воскресный, выходной, но сотрудники явились на службу без вызова. Все - в полевом снаряжении, некоторые даже компас прихватили. Каждый рвался туда, где уже завязалась битва. После горячих споров - кому на какой фронт отправиться - явились ко мне с готовыми заявками. Однако кто-то же должен был делать газету в Москве, а кого-то следовало придержать пока в резерве, на случай непредвиденных выездов в действующую армию. Не обошлось без обид и даже пререканий: почему, мол, я должен остаться здесь, чем я хуже других, почему такая несправедливость? Пришлось незамедлительно напомнить, что порядки и дисциплина у нас военные...
Полетели телеграммы из тыловых военных округов. Тамошние наши собкоры тоже просились на фронт. Из Ташкента поступила совсем неожиданная депеша: наш корреспондент капитан Петр Назаренко, артиллерист по специальности, настойчиво просил откомандировать его в строй, в боевую часть. Я отпустил Назаренко - его единственного - лишь после третьего рапорта. Воевал он доблестно: был командиром артдивизиона, затем командовал артиллерией стрелковой дивизии, за форсирование Днепра удостоился звания Героя Советского Союза. Погиб в последующих боях - уже в 1944 году.
* * *
Остался в памяти и такой эпизод первого дня войны.
Ворвался ко мне давнишний сотрудник редакции Лев Соловейчик, ныне автор многих книг о войне. Он с детства хромал на левую ногу и обычно не без затруднений добирался на третий этаж редакции. И тут вдруг тоже требует:
– Пошлите меня на фронт.
Откровенно говоря, я даже растерялся в первый момент. Потом выпалил:
– Хорошо, пошлю. Но имейте в виду: на фронте надо уметь бегать. И не только вперед, иногда и назад. Иначе - попадете в плен. Вот уж обрадуется Геббельс! Он протрубит на весь мир: "Смотрите, кого Советы мобилизовали!"