Шрифт:
Ульяна заставляла себя снова радоваться жизни. Не жизни как таковой, а жизни, которая зарождалась внутри неё. Радоваться этому маленькому человечку, который стал для неё самой жизнью, крохотным, но бесценным сокровищем, оставшимся от огромного слова «Счастье».
В свои тридцать Ульяна жила одна. Работала в редакции городской газеты в небольшом Подмосковном городке. Она не была яркой красавицей, но и дурнушкой ее назвать было нельзя: стройная, голубоглазая, с длинными русыми волосами. С друзьями и коллегами она вела себя просто, без заносчивости и превосходства.
На работе Ульяна ещё с большим рвением окунулась в дела. Заполняла мозг деловой информацией до такого состояния, чтоб на размышления о личном не оставалось места. С мозгом она справилась, а вот с душой? С ней сложнее, с ней она справиться не могла. Душа не переставала тосковать и болеть, заставляла искать ответы на вопросы: «Почему так случилось?», «Где он?», «Как жить без него дальше?».
Научиться жить без него Ульяне все-таки пришлось. Ведь без него она жила много лет, а с ним всего несколько дней. Несколько дней, но зато каких – долгожданных, ярких, счастливых. Чтоб увидеть его снова она отдала бы многое, наверное, все, но в этом не было нужды. Дмитрий не объявлялся уже около пяти месяцев, поэтому ее жертвы и она сама, оставались невостребованными. Осознавать это было больно, не осознавать – глупо. Оставалось только смириться с тем, что она ему не нужна.
Ульяна усилием воли заставляла себя успокоиться и переключить все мысли и всю любовь на маленькое существо, которое носила под сердцем.
Когда тоска становилась невыносимой, чтоб не сойти с ума, Ульяна шутила над собой. Говорила, что у нее все как в природе: сначала холодная зима одиночества, потом яркая оттепель счастья, весеннее зарождение новой жизни и, наконец, летнее цветение в ожидании плодородной осени. Именно осенью должен появиться на свет ее малыш и облегчить душевную боль. А пока, пока к боли душевной все чаше добавлялась боль физическая. Беспокоили: навязчивая тошнота, сильная слабость, головокружения, тревожные сны, частая смена настроения. Беспокоили и заставляли задуматься не только о судьбе, но и о здоровье.
В этот день у Ульяны был запланирован визит к врачу. Она решила быстрее закончить дела на работе, чтобы не опоздать в клинику. К счастью, все важные вопросы были решены в первой половине дня, поэтому за полчаса до обеденного перерыва она уже была свободна. Ноющая боль внизу живота то отступала, то усиливалась, о еде не могло быть и речи. Ульяна накинула на плечи плащ и вышла на улицу. Cела на лавочку возле редакции, достала из сумочки телефон, чтобы вызвать такси.
– Здравствуйте, Вы Ульяна?
Интеллигентный статный мужчина лет сорока сел рядом.
– Да, что вы хотите?
– Я друг Дмитрия Ильина, – тихо сказал он. – Мне нужно с Вами поговорить.
Ульяна оцепенела. Она не могла произнести ни слова. То ли от неожиданности, то ли от незнания как себя вести в данной ситуации. Она смотрела на мужчину удивленными глазами. Смотрела и молчала.
– Вы меня слышите? – спросил незнакомец.
– Простите, я растерялась, – искренне призналась Ульяна. – Вам что-то известно о Диме? – Она постепенно приходила в себя. – Не молчите же, говорите!
– Можно, прежде я задам Вам не очень корректный вопрос?
Ульяна кивнула.
– Задавайте.
– Вы ждете ребенка. Он от Ильина?
Ульяна смутилась.
Мужчина понял, что начал слишком резко.
– Простите. Поверьте, я не мошенник и спрашиваю не из праздного любопытства, – он протянул Ульяне свой паспорт. – Посмотрите.
Ульяна взяла документ. «Михаил Рошевский…». Она вспомнила, Дмитрий часто упоминал имя лучшего друга.
– Да, это ребенок Дмитрия.
Михаил достал из портфеля журнал.
Ульяна сразу узнала – это журнал, в котором печатался Ильин. На обложке его фото и анонс статьи «Большая трагедия, большого журналиста». Ульяна побледнела. Она с марта покупала все выпуски журнала в надежде узнать о Дмитрии хоть что-нибудь, но ни его статей, ни информации о нем опубликовано не было. Звонила в редакцию, но и там информацию не давали. Этот номер журнала Ульяна не видела.
– Он жив? – голос Ульяны задрожал, в глазах заблестели слезы. – Выпуск февральский, сейчас уже июнь, он жив?
Рошевский открыл журнал на нужной странице.
– Да. Остальное прочтите сами.
Ульяна дрожащими руками взяла журнал.
– Страшная трагедия произошла, – она шептала отрывки предложений, – десятого февраля на федеральной автодороге… Шестилетняя дочка Дмитрия скончалась на месте… Дмитрий Ильин в бессознательном состоянии, был доставлен в больницу.
Ульяна выронила из рук журнал. К горлу подкатил ком. В глазах помутнело. Воздуха не хватало.
Михаил обнял Ульяну за плечи.
– Тихо, тихо… Дышите.
Чтобы немного прийти в себя, Ульяна сделала несколько глубоких вдохов.
– Дим больше двух недель провел в реанимации, затем два месяца в обычной палате. Черепно-мозговая, плюс нога – по частям ее собирали. – пояснил Михаил. – Известие о смерти ребенка подкосило его окончательно. Масло в огонь подлила еще и бывшая жена – обвинила в гибели дочери. Ильин не выдержал. Сломался. Начал пить. Ушел с работы. Ни с кем не общается, никого не хочет видеть. – Михаил сделал паузу. – Вы же знаете, он безумно любил свою дочь, поэтому потеряв ее, потерял и смысл жизни.
Ульяна слушала Михаила и представляла в деталях все, о чем он говорил. Его слова, пронзая ее мозг, опускались в самое сердце и разъедали раны, которые и так постоянно ныли. Где-то на уровне подсознания, в нынешнем состоянии Дмитрия Ульяна винила себя. Она не разыскала его тогда, в феврале. Она звонила ему, писала сообщения, но он не отвечал. В итоге гордыня взяла верх над добротой. Ульяна решила, что Ильин ее бросил.
– Он ведь был в реанимации, он не видел, не читал.
– Вы о чем?