В час смерти я имел немало превращений…В последних проблесках горевшего умаСкользило множество таинственных виденийБез связи между них… Как некая тесьма,Одни вослед другим, являлись дни былые,И нагнетали ум мои деянья злые;Раскаивался я и в том, и в этом дне!Как бы чистилище работало во мне?С невыразимою словами быстротоюЯ исповедовал себя перед собою,Ловил, подыскивал хоть искорки добра,Но все не умирал! Я слышал: «Не nopa!»
«Я помню, было так: как факел евменид…»
По словам Блаженного Августина (Dе civit. Dei, lib. 20, сар. 14), на Страшном суде «каждому придут на память все дела его, добрые или худые, и ум с чудной скоростью увидит их». То же и Василий Великий в толковании Исайи.
Я помню, было так: как факел евменидКогда-то освещал утробы бездны темной,В виденьях мне предстал ужасный, грозный вид,Вид бездны чуемой, пугающей, огромной!В ней были все мои нечестные дела;Преступность
дней былых вся в лицах проступала,И бездна страшная тех лиц полна была,А мощность факела насквозь их пронизала!Ничто, о да! ничто не укрывалось в нейОт света красного назойливости гневной…Какая мощность зла! какие тьмы теней —След жизни мелочной, обычной, повседневной!Как это мыслимо, как это быть могло,Чтоб малая душа так много зла вмещала?Ничто ее в миру к ответу не влекло,Ни в чем людской закон она не нарушала!Но нет! Вот, вот он въявь, весь стыд прошедших дней!Свет озарял его спокойно, безучастно;Десятки, тысячи, нет, тьмы от тем очейГлядели на меня пронзительно и властно!О, как хотелось мне хоть что-нибудь сокрыть,Исчезнуть самому! Все жгучие мученьяБолезни, мнилось мне, явились облегчить,Весь ужас первого предгробного виденья!Казались мелочи громадно-велики;Размеров и пространств утратил я сознанье,И чудо-женщина вдоль пламенной реки,Смеясь, плыла ко мне на страстное свиданье!..И в облике ее соединял мой мозгВсе лики женские, мне милые когда-то…Вдруг берег тронулся и тает, будто воск…И я в реке… я в ней… сгинь! наше место свято!«Скорей меняйте лед!» — я слышу, говорят.«Где лед, сестра? давно ль возобновили?Больной в огне! какой безумный взгляд!А ноги! словно лед! совсем, совсем остыли!»Хочу я отвечать, но сил нет, не могу!Родные вкруг меня! зачем они рыдают?А вот цветущий луг, и я по нем бегу…Цветы — то призраки… головками кивают…
«Дочь приехала. Слышу — ввели…»
Дочь приехала. Слышу — ввели…Вот подходит ко мне, зарыдала;Поклонилась, так кажется, мне до земли,Крепко руки мои целовала!Сколько сил было силы собрать,Собрал я и глаза открываю…Только милое личико трудно узнать…Память сбилась, а все же ласкаю!Ты несчастной была, моя дочь;Я виновен, бессовестный, в этом…Вдруг объяла меня темно-синяя ночь…Иль пришла она с добрым советом!Голубому цветку на степи не расти,Ты, голубушка-дочь, ты забудь, ты прости…Звучно склянки стучат…Знаю я, в склянках яд…Ты цветок голубой…Что поник головой?..Распрямись и расти,Дай мне сон обрести…Ты слыхала ль: есть рай…Дай надеяться, дай…
«Я лежал и бессилен, и нем. Что со мной…»
Я лежал и бессилен, и нем. Что со мнойМедицина творила, — не знаю!..Но одну из картин толчеи мозговойЯ и здесь иногда вспоминаю.Вся земля умерла! с резким хрустом в костяхСмерть в венце надо мною носилась,И под ней расстилался один только прах…Смерть металась, вопила и билась.Выходила из впадин очей ее мгла,И в меня эта мгла проникала;Свисли челюсти Смерти, ослабла скула…Обезумела Смерть! Голодала!Жизни не было вовсе нигде, никакой,Чем питаться ей было бы надо,Ни травы, ни воды, ни певцов под листвой,Ни ползущего в темени гада.Все пожрала! Молчанье везде разлеглось!Проявлялось одно тяготенье,И я слышал, как службою скрытых колесСовершалось в пространствах движенье…Зажигался восток и опять погасал,Как и в сонмах веков опочивших,Облик Смерти один лишь, вопя, потрясалКупы звезд, никому не светивших.Вдруг почуяла Смерть раздраженным чутьем,Слух склонила и очи вперила:Будто где-то в степи захудалым росткомТравка малая в жизнь проступила.Эта травка был я! Распрямясь в полный рост,На меня Смерть метнулась с размаха,Чтоб хоть малость нарушить великий свой пост…Нет меня! Ничего, кроме праха!.Смерть отпрянула к звездам! своим костяком,Словно тенью, узор их застлалаИ, упавши на землю в ущельи глухом,Обезумела Смерть… Голодала!Видит Смерть… вижу я мутным взором своим,Будто облик земли копошится;Не туманная мгла, не синеющий дым,Прах вздымается… начал слоиться!Вижу я… Видит Смерть — возникают тела…Люди! Люди! Давно не видала!Прежде в трапезе сытной ей воля была,И она без конца пировала!Сонм слагавшихся двигался к ней напрямик:Старцы, юноши, дети и жены.«Bce вы, все вы мои! ты, ближайший старик,Раньше всех! Сколько вас? миллионы!..»Возникали из воздуха, шли из земли,Ими сонная вечность дохнула;Прах проснулся! мятется вблизи и вдалиВ рокотаньи подземного гула.И накинулась Смерть на ближайшего к ней,На меня! Плоти нет! Привиденье!Только краски и свет, только лики людей…Трубный глас… Началось Воскресенье…
«В трубном звуке родные звучат голоса…»
В трубном звуке родные звучат голоса…Звуки склянок… Я вижу движенье…Ясно вижу родных; от окна полосаСвета солнца дает освещенье…Мне легко, хорошо! Знать, в себя я пришел?Память действует; мысли так ясны;Боли нет; я взглянул и глазами обвел:Как все люди добры и прекрасны!О! как жить хорошо; о! как радостен светИ как дорого в людях вниманье…Умирать не хочу я так рано, о нет!Слышу: «Где же его завещанье?»Кто сказал? Я не знаю, но голос знаком!Ах, зачем это слово сказали?Я не умер еще, не разрушен мой дом,Доктора воскресить обещали!Да, да, да. — И опять надвигается тьма,Облик смерти ко мне приступает…Ум мой гаснет… но действуют клочья ума:Просветленье пред смертью бывает…
«Как? Опять Страшный суд! мне вослед, по пятам…»
Как? Опять Страшный суд! мне вослед, по пятам!Но ведь это совсем невозможно!Я в земле не лежал на поживу червям?Это страшно, ужасно, безбожно…А воскресшие шли от начальных начал,От конечных концов приходили:Громкий благовест в небе пылавшем звучал,Солнца пели и звезды звонили!И не видел я вовсе страдальческих лиц,Что, бывало, в гробах поражали:Все в молитвенном шествии падали ниц!И, поднявшись, на небо взирали.Грохот слышался всюду от глыб земляных,Что валились в пустые могилы;Треск от царских гробниц, в разрушении ихПовеленьем неведомой силы…Разрушалась и Смерть. В ней погасла алчба,Слух погас, затуманилось зренье,Постигала ее каждой жизни судьба —Прикоснулось всесильное тленье!Проходили вблизи ее сонмы людей,Шел и я, все мы вдаль уходили…боль затихла в груди… Прежде было больней…Но зачем вы глаза мне закрыли?Ведь я вижу сквозь медь… Слышу говор людской…Что-то жгучее дали мне! жгите!!!А я все-таки буду опять сам собой…Да! Я выпорхну! Ну-ка! Ловите!
«Умер я! Есть ощущения…»
Умер я! Есть ощущения:Не понять их, не познавНовость первого мгновения!Я окреп, нетленным став…Ночь!.. Вдали земля туманная,Мать всех в мире матерей,Мне в былом обетованнаяИ очаг души моей!Полуночница усталая,Без меня несешься ты,Вся больная, захудалая,В стогнах вечной немоты…А путям твоим и следу нет!Ho, кому бессмертным стать,На тебе родиться следует,На тебе и умирать!Умер я… Там, в темной темени,Ты мелькаешь огоньком…Там есть смерть! Там царство времени!Там родные мне, мой дом!Уносись же, горе-странница,Как корабль среди зыбей,В мириадах звезд избранницаИ очаг души моей.Я отпетый, я отчитанный,Молча вслед тебе смотрю,И в трудах, в скорбях воспитанный,Смерть пройдя, — благодарю…
«Чуть мерцает на гроб мой сияние дня…»
Чуть мерцает на гроб мой сияние дня;Чтец мне слышится от аналоя…Не любите меня, не жалейте меня,Потому что хочу вам покоя!Не любите меня, потому что, узнав,Как мне душу мою истерзалиПыткой жгучею смерти, — ее увидав,Вы бы сами безмерно страдали!Не желайте меня возвращать, потому,Что я снова пойду на мученья,В истязаньях совсем непонятных уму!Не хочу, не хочу повторенья!От останков моих отойти я бы мог…Только жаль их! Я с ними сроднился…На груди моей старый лежит образок,На него я от детства молился!Вот и близкие мне! Не жалейте меня…Не читайте Псалтыри: пугает!В ней и скрежет зубовный, и муки огня,И так страшно господь проклинает!Вот и бабушка плачет при гробе моем!Ты не плачь! Я свободнее птички;Образумься! Взгляни! Ты помятым чепцомЧуть прикрыла седые косички…А я знаю, ты любишь опрятность чепца!..Полдень! много цветов притащили;Я цветы так любил! Их кладут вкруг лица…Руки, плечи — всего обложили…Некрасив!! Вон жена, на коленях стоитПод свечей! Воск свечи оплывает;Видишь — каплет, он флер на тебе запятнит…К панихиде народ прибывает…Говор, толки, злословье! Нет, лучше отбыть…Ложь, притворство, позор, наважденье!Мерно служба идет; начинают кадить…Заволокся я дымом кажденья!
«И я предстал сюда, весь полн непониманья…»
И я предстал сюда, весь полн непониманья…Дитя беспомощное… чуть глаза открыв,Я долго трепетал в неясности сознаньяТого, что я живу, что я иначе жив.Меня от детских лет так лживо вразумлялиО смерти, о душе, что будет. с ней потом;При мне так искренно на кладбищах рыдали,В могилы унося почивших вечным сном;Все пенья всех церквей полны такой печали,Так ярко занесен в сердца людей скелет, —Что с самых ранних дней сомненья возникали:Что, если плачут так, — загробной жизни нет?!Нет! надо иначе учить от колыбели…Долой весь темный груз туманов с головы…Нет, надобно, чтоб мы совсем светло гляделиИ шествовали в смерть, как за звездой волхвы!Тогда бы верили мы все и безгранично,Что смерть — желанная! что алые устаНас зацеловывают каждого, всех, лично, —И тайна вечности спокойна и проста!
