Из дневника 'Попаданца'. Необычный попаданец в 1941г.
Шрифт:
АМ: Ну что воин, поговорим, раз ты избрал своей стезей – тропу воина.
— Ну, давайте, поговорим товарищи духи, — говорю я невпопад.
НБ: Аха мы духи, а ты сам тут в данной реальности кто, — говорит мне самый образованный из великих завоевателей, именем которого потом назовут торт.
— Вы господа-товарищи тоже, что ли попаданцы, — спрашиваю я у потрясателей вселенной.
Ч: Это неважно, — говорит, теребя редкую бородку Чингисхан, — как ты думаешь, багатур (богатырь, военачальник), что нас всех собравшихся здесь объединяет?
— Вас? — спрашиваю
ЭТ: Нас, а не нас, то есть нас пятерых, нас и плюс тебя мингбаши (тысячник, примерно комполка)
— Если честно понятия не имею, кто вы, и кто я.
— АМ: И ты стратег (просто по древнегречески командир) и мы занимаемся воинским делом не по своей воле, мы все занимаемся воинским ремеслом, поневоле. Я например царский сын, жил бы себе да поживал, но отца отравили, нужен был царь-воитель и я им стал, да не по своей воле, просто больше некому было. Вон коллегу Чингисхана тоже с детства взяли в рабство, и очень сильно мучили, он сбежал из рабства, и освобождая таких же как сам, постепенно стал тем кем стал. Или Тимур, тоже жил себе поживал пока дружок Эмир Хусейн, не взбаламутил его, начали как грабители, кончил как владыка самого могущественного государства своего времени. Да и Наполеон, поневоле поступил в военное училище, больше некуда ему было, а потом когда якобинцы рубиловку всеобщую начали, пришлось все брать в свои руки. Ведь очередь могла дойти и до его головы, а так бац и стал целым императором.
— Ну, с вами-то понятно, вы все прославились на века, хоть и кровопийцы все, ну а я-то при чем?
НП: Как, при чем, тут у вас в Германии завоеватель появился, претендует ничтожество на наши лавры, да мы завоеватели, и как ты сказал кровопийцы мы, но по сравнению с этой мразью с именем Гитлер, мы как монахи – бенедиктинцы.
Ч: Как даосы.
ЭТ: Как дервиши и суфии.
АМ: Да Камбизы, Ксерксы, Дарии по сравнению с этим исчадием Аида, как нимфы безобидны.
— Я вас господа победители, понять не могу, в чем смысл визита, что вы от меня хотите, или что предлагаете?
Эмир Тимур встает во весь свой высокий рост и хромая ногой (за что и получил прозвище Железный Хромец) подходит ко мне, и глядя мне в глаза говорит:
— Мы тебе снимся, — и все великие завоеватели вместе начинают громко хохотать.
Открываю глаза, едрит мадрит, хетафе твою депортиву, точно сон.
Однако ж присниться такое, уже светло, встаю и иду оправиться, благо неватерклозетов понастроили. После оправки умываюсь, повесив канистру на сучок за ручку, подходит часовой, артиллерист из крепости:
— Что товарищ комиссар не спиться?
— Да Мантулин, чего-то не спится. Слышь, у тя закурить есть?
— Так точно, товарищ комиссар дивизии, трофейные, — и протягивает пачку сигарет, щелкает по пачке снизу, и две сигареты выскакивают на 2–3 сантиметра из пачки. Вытягиваю одну, отточенным через 70 лет движением закидываю ее в рот, Мантулин подносит спички и чиркает, спичка горит, распространяя запах серы и дыма. Затягиваюсь и сигарет, а сразу загораясь начинает отдавать свой ядовитый дым. Со второй затяжки голова начинает кружиться, сажусь на давешнюю канистру. И не спеша, окутываясь дымом как агрессивно проснувшийся брутальный вулкан, докуриваю сигарету, кайф. Потом пожелав Мантулину спокойного дежурства, иду в свой шалаш, и мгновенно засыпаю.
Что-то ходит по мне, или Машуня меня щекочет, открываю глаза, ни фига, нет никого, вульгарнейшая божья коровка ползет по щеке. Ну да ладно, вскакиваю, и надо сперва конечно же пробежаться, кровь разогнать. И я не надевая ничего, кроме галифе рванул, на волю, в пампасы. Бегу себе никого не трогаю, вдруг за мной пристраивается его величество экс-император разведки Петруха.
— Слышь командир, поболтать надо.
— Ну, как говориться, антилерист без антилерии, я тя слухаю трошки, но потом, а щас нефига на бегу разговаривать, — дальше мы уже как говорит Райкин бегмя бежим, и добежав до последнего автомобиля, поворачиваем обратно.
Добежав до шалаша разведчиков, и начинаем делать зарядочку, Петруччо снова порывается языком пошевелить, я не даю, надо сначала успокоить дыхалку.
— Короче, товарищ старший лейтенант, мы вчера прошвырнулись к Ильиных, у него горячая информация, но как я доведу ее до полковника, в разведке-то мы были самовольно.
— Есть вариант, я скажу полковнику, что вы должны съездить к Арсению Никандровичу, узнать новости, вы валите, потом через часик-два повалявшись в лесу, возвращаетесь, и сливаете информацию.
— Сливаем, это как?
— Э ну ты Петруха, ну рассказываете Старыгину.
— Хорошо Фарход, тогда нам надо пораньше начать завтрак, а ты нам выбей разрешение, на меня и чеченюгу, мы вдвоем скатаем, и к десяти вернемся.
— Смотри обормот, не подведи меня.
Потом пошли, на завтрак, само собой я подсел к Старыгину.
— Товарищ полковник, наши разведчики давно у Ильиных не были, надо кого-нибудь отправить, желательно конечно Эрисханова, ну и мне кажется, пора реабилитировать Онищука.
— Ты, старлей, что в адвокаты записался?
— Да, товарищ полковник, я ж комиссар, и я считаю, что наказание было достаточным, тем более Мамбеткулову трудновато заниматься разведкой, все-таки даже в форме самого Гитлера он на немца не похож.
— Да знаю я все, и Мамбеткулова специально поставил, что был повод вернуть Онищука. Хорошо с этого дня Петр вновь назначен начальником разведки, и пусть едут к Арсению, тот действительно заждался наверно.
— Онищук, Эрисханов позавтракали?
— Так точно, товарищ комиссар дивизии.
— Тогда обоим переодеться в немецкую форму, взять подходящие документы у Ашота, мотоцикл с горючим и патроны у начтыла, и на разведку, к Ильиных.
— Есть товарищ старший лейтенант, разрешите выполнять.
— Даю вам время до обеда, не позже двенадцати вы должны быть здесь.
И ребятки окрыленные (будто отрехлитрились "ред буллом") улетели, в окрестности Городка1, к Арсению. А я пошел опять к отфильрованным экс пленным, надо как говориться побалакаты, чем они дышат. Стоит их брать в отряд (на боевые места), или если толка нет, то пусть в склады, санбат и т. д.?