Из ложно понятых интересов службы
Шрифт:
— Привет, тебя тут начальство ищет, по управлению носится.
— Так что меня искать, если сами же удостоверение и ключи от кабинета и сейфа забрали?
— Не знаю, но сказали, что ты прекрасно мог бы сидеть в кабинете, от потерпевших заявления принимать.
— Зачем мне это надо? Я уже работу новую нашел, зарплата в разы больше, отдельный кабинет, компьютер, вид красивый в оке, только работай, Павел, работай. — огрызнулся я.
— Тут эта женщина, из мехового ателье пришла, говорит, что ты ее вызвал.
— Так! А вот ей скажи, что я завтра,
Глава 20
Глава двадцатая. «Мирная» жизнь.
Март одна тысяча девятьсот девяносто второго года.
— Добрый вечер!
— Здравствуйте… — вкрадчивый голос в трубке мне определенно не знаком, да и не люблю я воркующие мужские голоса.
— Это Павел Николаевич?
— Вы ошиблись! — с удовольствием ложу трубку на рычаг аппарата и, перевернув телефон, выкручиваю звук звонка до минимума, что позволило не бесится от целой серии телефонных вызовов, идущих один за другим. Наконец аппарат перестал приглушенно тарахтеть, и я, прождав минут пятнадцать вернул колесико регулировки громкости в нормальное положение. Мне на этот телефон звонили либо девушки, либо родственники, либо дежурный по отделу, но никаким левым мужикам свой телефон я не давал.
Вновь телефон зазвонил примерно через час, когда я, выгнав Лену с кухни, чистил картошку.
— Тебя к телефону. — мне к уху поднесли тихо шипящую трубку, и я зажал ее плечом.
— Говорите.
— Громов? — опять звонил какой-то мужчина, но у этого, хотя бы, голос не разливался патокой.
— Кто спрашивает?
— Мы не знакомы, но я хотел бы поговорить насчет Тани…
— Какой Тани?
— Татьяна Михайловна Оверчук, вы ее задержали вчера.
— Кто вы и почему я должен с вами разговаривать?
— Я хотел бы сообщить вам информацию о ее сообщнике.
— Сообщайте.
— Не по телефону.
— Вы знаете, мне это не особо интересно.
— Я прошу вас выйти на улицу, это не займет у вас много времени.
— Даже так? — сука, кто-то слил мой телефон и мой адрес. Кроме коллег этого сделать никто не мог, так как через Горсправку, ни мое место жительство, ни моих родственников, установить невозможно. Придется пойти и посмотреть, кто это такой дерзкий, что решил встретится со мной.
— Ждите. — я положил трубку и, выключив на кухне свет, приставил к подоконнику табуретку и выглянул в форточку.
У соседнего дома стояла, мирно тарахтя сини выхлопом на холостом ходу, знакома мне бежевая «копейка». Я готов поставить сто к одному, к нее слева должна быть вмятина, на которой, возможно, и сейчас можно обнаружить частичку голубой краски, содранной с ворот на оптовую базу.
— Ты куда? — с кухни выглянула Лена и замерла — как я понимаю, мои действия выглядели настолько странными, что девушка не могла сформировать следующий вопрос.
— Скоро буду. — я взял пса, и с кряхтением, подхватил затрещавшую от груза, матерчатую сумку,
Человек за рулем бежевых «жигулей» смотрел на меня с усмешкой. Наверняка, все двери машины заблокированы, а для общения оставлена лишь узкая щель, чуть приспущенного, бокового стекла, а для того, чтоб дать задний или передний ход и прервать беседу, принявшую нежелательный оборот, достаточно просто отпустить педаль сцепления, глядя, как мент бестолково хватается за ручки дверей.
Я, бочком, двигался к машине, держа руку в кармане куртки, изображая, что держусь там за несуществующую рукоять табельного оружия. А когда до капота машины осталось полшага, я выдернул из сумки полутора пудовую гирю и заорал, брызгая слюной, изображая контуженного отморозка:
— Глуши двигатель, а не то всю машину расхерачу!
Вид чугунной болванки, висящей на тонкой сталью капота или хрупком триплексом лобового стекла напугал водителя, но мою команду он выполнять не спешил.
Я сделал полшага вперед, сделав выбор в пользу стекла, что мой визави прекрасно понял. Он вскинул руку вверх, показывая, что сдается, после чего, действуя одной рукой, заглушил двигатель.
— Выходи наружу! — я с наслаждением опустил, изрядно притомившую меня гирю в снег.
Мужчина вылез из машины, веселым он уже не выглядел. Это был тот самый «кладовщик», что изображал разумную деятельность с тележкой и пустыми коробками у склада номер восемь.
— Надо полагать Игорь?
— Откуда вы знаете? — мужик, шагнувший ко мне, замер и стал тревожно оглядываться по сторонам.
— Подельница твоя, Татьяна, рассказывала.
— А, ну да.
— Так что ты хотел, Игорь?
— Поговорить о нашем деле.
— Хорошо, давай поговорим. Только сначала документ мне какой-нибудь покажи.
— Э…
— Игорь, это ты ко мне приехал, я тебя сюда не звал. Я с анонимными личностями не разговариваю. На машине ты отсюда не убежишь, я ее гирей с трех ударов расколошмачу, а без машины не убежишь. — я мотнул головой в сторону Демона, что мотал заснеженной мордой под кустом шиповника метрах в двадцати от нас.
Мужик повздыхал, но достал из бумажника книжечку водительского удостоверения. Я принял картонку, шагнул назад, и, держа «кладовщика» в поле зрения, начал рассматривать фотографию и печать. Вроде бы следов переклейки фото я не заметил, поэтому вернул «права» собеседнику.
— Слушаю внимательно вас, Игорь Владимирович Синицын.
— Я вот о чем переговорить хотел… — мужик замялся: — Нельзя Татьяну Михайловну отпустить?
— Зачем? Она у нас сидит, плотно присела, доказательств выше крыши. Через полтора месяца в отношении неустановленного сообщника будет выделено отдельное производство, а мошенница получит свой срок.
— Но, может быть есть варианты?
— Ты скажи, тебе это зачем?
— Ну это… жена она мне, правда мы не расписаны. Дочь у нас есть, ей в этом году в институт поступать, а тут с матерью такое произошло.