Из моей копилки
Шрифт:
16. ТАЙКОМ НА ЯРМАРКУ
МОЙ ОПЕКУН и все его домочадцы уезжали на сельскую ярмарку.
Мне было приказано сидеть дома, никуда не отлучаться.
А чтобы мое домовничание было надежно и безотлучно, опекун Михаиле спрятал куда-то мои сапоги и единственные штанишки, оставив меня в одних синих полосатых портках.
Босой, да без штанов далеко не ускачешь…
Мне было и обидно и досадно в такое веселое ярмарочное время сидеть в опустевшей деревне. Выручил Колька Травничек, а вернее втравил он меня в немыслимое
– Пойдем на ярмарку, у меня есть мелочишка, у мамы насобирал в… кошельке. Не догадалась.
– Я-то бы рад, назло опекуну. Но в чем пойду? Ни штанов, ни сапог. А сколько у тебя денег?
– На двоих хватит, не твое горе. Подумаешь, штаны да сапоги, они тебе совсем ни к чему. У нас гостила двоюродная сестренка из Данилихи, она платьишко оставила, резиновую опояску и красный платок. Оденешься под девчонку, и даже Михайло и Енька евонный не узнают, если наткнешься на них.
– Не худо придумано. Тащи платье, примерим!
Платьишко беленькое в клеточку по мне как раз.
Опояска тоже, и платок к лицу подходит. Засучил я синие порточки повыше, натянул платьишко и босиком в таком виде побежал с Колькой в село.
Ярмарка в полном разгаре. Шум. Гам. Музыка. Треск хлопушек. Две карусели. Выкрики торгашей, а их, кажется, число несметное. Пахнет пряностями, сырыми кожами, водкой, рыбой и чем угодно…
Поглазели мы с Колькой со стороны, решили втиснуться в этот многотысячный хоровод продающих и покупающих, орущих и гуляющих.
В первую очередь протолкались к нарядной карусели, блестящей парчой, увешанной фонариками, с бубном и барабаном, с баяном и балалайкой.
Три копейки за прокат. Садимся – Колька на коня, я на деревянного гуся лапчатого. Колька расплачивается, поехали – раз, два и три, у Кольки деньжонок хватает.
Только мы раскатались, и вдруг со мной несчастье: рассучилась левая порточина и предательски вылезла из-под платья.
Колька уплатил за меня четвертый алтын.
Не успела на этот раз карусель закрутиться, как кто-то подошел сзади и, ухватив меня крепенько за ухо, поволок с гуся долой.
Это был не то сотский, не то дежуривший на ярмарке один из многочисленных десятских.
Колька остался на коне, а меня, придерживая за плечо, отвели в сторону.
Стражник Иван Степанов хорошо знал моего покойного отца, а потому, выслушав мое объяснение, велел поскорей убираться домой.
17. ВЫСТРЕЛ В БОЛОТО
НАВЕРНО с того дня, как отца моего опалило порохом и разорвало ствол ружья, я невзлюбил ружье, боялся его, в чьих бы руках оно ни было. А стреляли из обыкновенных дробовиков у нас часто: на свадьбах палили, для пробы в воротницы грохали, зайцы зимой бегали вокруг деревни, рябчики и куропатки стаями прилетали к овинам – как тут было не стрелять?
Это смертоносное орудие мне было не любо еще и потому, что выстрелы отдавались в ушах и долго звенели.
Однажды меня отец привез в соседнее село Никола-Корень, в двухэтажный богатый
Отец снимал мерку с ноги чужого бородатого дяди, потом с бабы и ребятишек. Принимался заказ на новые сапоги.
Потом пили, что называлось по-вологодски, литки. Магарыч ставился, чтобы заблаговременно задобрить сапожника, дабы сапоги не протекали, ног не терли и носились года два-три без починки.
Выпили. Отец получил задаток. Повел его хозяин на верхний этаж, показать, как он отделал себе летнее жилье. Отец прихватил и меня.
Огромная пустая комната. Ни стола, ни единого стула, даже печи не было, только одни пустые, оклеенные новыми обоями с стены. У меня в глазах зарябило от обоев. Неожиданно я увидел на стене единственный предмет – ружье.
– Тятя, пойдем отсюда, мне страшно…
И потащил отца за рукав.
– Из моего Костюхи охотника не будет, он боится ружей. Видно, был напуган, – пояснил отец и повел меня из этой комнаты вниз.
Впечатление от пустоты комнаты и висевшего на стене ружья долго не выходило из моей памяти…
Стал я подростком. Пора привыкать ко всему. Даже к ружью, иначе засмеют сверстники. А для этого надо попробовать выстрелить.
Случай представился. Летом около нас стали пошаливать волки. Пастуха Николаху мужики вооружили берданкой. Он с горделивой осанкой, закинув ружье за спину, похаживал бесстрашно, с надеждой, что никакому зверю против него не сдобровать. Однако волки не дурни, человека с ружьем видят и под свинцовую картечь не полезут. Николаха отлично понимал это, но с ружьем не расставался.
Однажды мы, попихинские ребятишки, застали пастуха спящим, рядом с ним лежала заряженная берданка.
– Давайте, ребята, стрельнем, напугаем Николаху! – предложил Колька Травничек, парнишка, охочий до всяких выдумок и шалостей.
– Это надо знать как, – сказал самый старший из нас, двенадцатилетний Серега Петрушин, – вы не знаете, а я знаю, видал. Сначала вот эту заковыку повернуть вправо, потом приложить к плечу, дернуть снизу за этот крючок – и бахнет…
– А видали на конфетной бумажке картинку, как пошехонцы стреляли? – начал я, желая, чтобы выстрел получился безопасный и негромкий. – У них было так: купили они ружье одно на семерых. Каждый всыпал добрый заряд пороха, набили полный ствол, запыжили. Шестеро ухватились за ружье, седьмому места недоставало, ему дозволили в дуло посмотреть. Да-а как бахнут! Всем досталось. У кого руку, у кого голову напрочь…
И посоветовал я моим товарищам пальнуть самым новейшим способом, чтобы пастуха не разбудить и себя не изуродовать. А для этого приготовить берданку к выстрелу, как Серега советует, затем воткнуть ствол ружья наполовину в болотную трясину и со стороны длинным колом нажать на крючок.
– Попробуем, – согласился Серега, – я еще ни разу не видал такого стреляния. – Сняв затвор берданки с предохранителя, он без труда и нажима легонько вогнал ствол в зыбкую болотину. – Кто смелый, кто нажмет крючок? Ты, Костюха, придумал, ты и нажимай…