Из пепла
Шрифт:
На ум пришли мысли о том, как легко всплыли все мои страхи, когда я увидела Гейджа на вечеринке той ночью. Коннор был прав, но я так долго молчала, что не знала, как это сделать, и хотела ли я вообще начинать сейчас.
— У вас часто ломались кости?
— Прошлой ночью это был единственный раз. А у вас? — Не думаю, что он даже осознал это, но в его глазах появилось то же выражение, что и чуть больше недели назад в логове Брэдли.
— Нет, они были слишком умны, чтобы что-то сломать. У них было много сломанных ребер, но от всего, что требовало наложения гипса, они держались подальше. Хотя швы… Похоже, они не понимали или не заботились
— Это часто случалось?
— Швы? Они были нужны мне, наверное, раз в месяц или около того, но я накладывал их всего несколько раз. Тайлер умел накладывать повязки-бабочки.
Глаза Коннора на мгновение расширились, и я прикусила язык.
— А вам разве никогда не приходилось накладывать швы?
Он покачал головой.
— Нет. До той последней ночи. — Он помолчал, а затем наклонился ближе, так что его лицо оказалось всего в нескольких дюймах от моего.
— Кэссиди, как часто вас били?
Я начала пятиться, но чья-то рука скользнула вверх и обхватила меня за шею.
— Кэссиди, как часто они тебя били? — повторил он, и холодная напряженность в его взгляде удержала меня на месте. Что такого было в этом взгляде и этих глазах?
— Каждый день. А… У тебя было не так? — Спросила я, когда послышался его следующий вздох.
Рука на моей шее слегка сжалась, и он опустил голову.
— Нет. У нас это происходило примерно раз в две недели.
Я одними губами повторила слова, которые он только что произнес. Наверное, это было наивно, но я думала, что у всех детей, подвергшихся насилию, было то же самое, что и у меня.
— Вы… — Я внезапно замолчала на полуслове и оттолкнула его руку, пока он не отпустил ее, взглянув на меня из-под опущенных ресниц. Боже мой, как я могла не узнать его?! Я мечтала об этом взгляде, мечтала об этих глазах!
— Что?
— Вы тот самый коп!
Его глаза расширились, и он слегка выпрямился.
— Я не думал, что вы меня узнали.
— Ты знал, кто я, и ничего не сказал? Ты просто вел себя так, словно… как будто тебе было не все равно? — Я снова ахнула. — Ты вообще… — я попятилась от него и схватила свою сумочку.
— Скажи это.
— Это не имеет значения, — холодно сказала я и встала, прежде чем он смог снова прижать меня к стулу.
— Кэссиди, — взмолился он, но я уже шла к боковой двери, которая вела в переулок.
— Кэссиди, подожди! — Коннор схватил меня за руку и заставил остановиться. — Это действительно важно. Тебе нужно поговорить об этом с кем-то.
Моя рука непроизвольно сжала его руку, когда я попыталась уйти.
— Вы психотерапевт или это просто связано с работой детектива?
— Ни то, ни другое, но вы никогда…
— Коннор, прекрати этот дурацкий скрытый допрос! — Воскликнула я. — Я знаю, что ты делаешь! Ты делаешь то же самое, что и полторы недели назад! Только сейчас ты… ты… ты выглядишь вот так! — Я помахала перед ним свободной рукой. — Ты следил за мной? Ты думал, что, одевшись как нормальный человек, я смогу открыться тебе? С тобой в детстве тоже плохо обращались или ты использовал это, чтобы заставить меня заговорить? Ты просто хотел узнать о моем прошлом, чтобы понять, правильно ли ты поступил, когда позвонил мне много лет назад? И почему это так важно, если они мертвы?
Его брови поползли вниз, и он поддерживал меня, пока я не оказалась прижатой к стене.
— Ты думаешь, это все игра, чтобы раскрыть дело, Кэссиди? Дело, которое, черт побери, закрыто? Которое даже не было открыто? Ты правда веришь, что я придумаю какую-нибудь слезливую историю, чтобы заставить тебя поговорить со мной?
— Боже,
— Что? — Он выпучил глаза и приподнял бровь.
— Она оставила мне письмо, и, судя по тому, что она в нем написала, она собиралась сделать так, чтобы ни она, ни Джефф не узнали об этом, но я не думаю, что Джефф об этом догадывался. Так что не знаю, как и что именно она сделала. Но это чистая правда. Она убила себя и его. Сожгла этот богом забытый дом дотла и забрала их с собой. На это все, детектив Грин…
— Коннор, — почти прорычал он.
— Я знаю, что тебе на меня насрать, так что прекрати притворяться! — Прошипела я в ответ. — Я узнала все это перед тем, как зайти в магазин, так что теперь ты знаешь все, что знаю я. И теперь в курсе, что да, мы солгали тебе, когда ты появился в нашем доме несколько лет назад, но я не могла позволить тебе забрать меня; мне нужно было оставаться рядом с Тайлером. А теперь, прошу меня извинить. — Я повернулась, чтобы уйти, но он крепче сжал мою руку, а другой положил мне на плечо.
— Кэссиди, все это не было притворством!
— Послушай, я уважаю то, что ты любишь свою работу и хорошо с ней справляешься. — Моя рука, которая была свободна, попыталась вырваться. — Это очевидно. Но у меня была дерьмовая неделя. Я вспомнила нечто плохое. Я побывала в том — теперь уже — сгоревшем доме, из которого я так отчаянно хотела сбежать всю свою жизнь. Если этого было недостаточно, у меня есть этот раздражающе привлекательный детектив, который не оставит меня в покое, и я только что узнала, что последние девять месяцев моя мать была трезвой впервые за тринадцать лет! И поскольку она была трезвой, ее муж решил начать избивать ее. Она не могла справиться с этим, как и с тем, что сделала со мной, поэтому она решила убить себя и его, ради меня! Она думала, что делает это ради меня, Коннор! Если бы только она позвонила мне, я бы что-нибудь сделала. Я могла бы что-нибудь сделать, правда? Я бы увезла ее от него, но она этого не сделала, потому что знала, что я не отвечу, потому что она знала, как я ее ненавижу. Она покончила с собой, зная, что я ее ненавижу, и сделала это, чтобы покончить со мной. Чтобы я могла начать новую жизнь. Я просто… я не понимаю… почему меня не было рядом с ней?
Руки Коннора обвились вокруг меня, и только тогда я поняла, что рыдаю. Что со мной сегодня происходило? И что, черт возьми, этот человек сделал со мной?
— Ш-ш-ш, Кэсс, все в порядке. Все хорошо. Не позволяй чувству вины овладеть тобой, ты ни в чем не виновата, слышишь меня? Ни в чем. У твоей мамы были демоны, и это был единственный известный ей способ справиться с ними.
— Но она говорила так, будто была такой, какой была до смерти папы. Я любила ее тогда, и должна была быть рядом с ней последние девять месяцев.