Из речи, произнесенной по случаю присуждения Международной золотой медали Андерсена
Шрифт:
Снова и снова писатель небрежно делает свое дело, а вслед за ним иллюстратор деликатно пытается поставить все на свои места.
Порой линии и плоскости бывают более выразительны, чем слова. И в священной черноте туши ребенок может увидеть приводящую его в восторг опасность для самого себя. Опасность, доведенную до желаемой степени ужаса.
Писатель обычно вводит в сказку свое собственное чувство страха.
Ребенок же бывает очарован сказкой, которая иногда его вовсе
Существует избыток превосходнейших детских книг, которые главным образом изображают разочарование писателя, его страхи и депрессии, несправедливость и одиночество.
Но и в этом случае писатель, я думаю, да, должен быть очень осторожен, когда он, видоизменяя, реализует свои личные ужасы в волшебных сказках.
Быть может, он пишет для самого себя. Быть может, книга станет от этого лучше, правдоподобнее.
Единственное, что писатель должен подарить своим читателям, это счастливый конец. Счастливый конец в любой форме.
Или же предоставить ребенку возможность самому домыслить рассказ.
Поскольку ребенок-читатель отождествляет себя с героем книги, несчастливый конец вряд ли был бы по всем правилам честной игры.
Ребенок может восторженно (нельзя сказать — весело) принимать и страх, и одиночество, всю чудесную атмосферу ужаса. Но он чувствует себя обманутым и покинутым, если книга не дает ему утешения, не спасает, не исправляет его.
Я глубоко убеждена, что, если нет надежды, для ребенка это просто небытие, а небытия быть не должно.
Кто-то может, конечно, написать о смерти, самом определенном в мире. Но он не должен уничтожать личность, которую ребенок идентифицирует с самим собой.
Выбирайте в данном случае кого-то, кто не так важен, или кого слишком много в мире.
И обманщиков, конечно.
Но кто бы ни был избран целью убийства (хотя предпочтительна личность несправедливая), это не значит взять правильный курс.
В любом случае, я думаю, утонченность детей весьма преувеличена. Они вполне здравые разрушители и с энтузиазмом склоняются к страху. Мне кажется, они обладают хорошо развитым чувством трагического исхода, большей частью доставляющего им удовольствие. Это для ребенка — положительные эмоции, приятные эмоции, сравнимые разве что с радостью, которую испытываешь в предвкушении великолепной грозы, что вот-вот загрохочет над испуганным миром.
Будьте уверены, некто знает, что молния может убить, но думает, что обычно она поражает только соседей.
Трагический исход, гибель — это просто страстно желаемый случай, который наконец стал правдой, более реальной, чем книги, более реальной даже, чем фантазия.
И бок о бок с несчастьем —
Там, где в детстве дело касалось грез, я догадывалась, что кто-то вращает одеяла над головой, лично меня тогда это даже пугало, но потом я выросла….
Другая беда — снегопад, когда снега наметает все больше и больше, так что сугробы поднимаются выше окон, когда все завалено снегом.
По правде говоря, эта беда довольно мирная, но тем не менее, несомненно, приятная.
Никто не может выйти из дома, никто уже никогда не может войти туда. Безопасность в доме — полная. Или может начаться наводнение. Люди и пристани уплыли. Закройте окна, затворите двери, безопасность сама плавает вокруг с мебелью из столовой…
И некто спасается, как всегда.
Некто карабкается все выше и выше к последнему пятнышку сухой земли, туда, где писатель позволяет воде схлынуть или посылает спасательный плот.
Такова суть дела.
В глубине души ребенок должен знать, что это приключение такое же, как и все остальные, что в последнюю минуту придет освобождение.
Самое ужасное из всего — это боязнь темноты, безымянная угроза.
Но это также может стать великолепным фоном для безопасности и становится — выразительно и контрастно.
Детское нетронутое чувство фантазии прекрасно справляется с паникой и перестраивается во что-то другое, принимает совершенно иную форму. И всегда находится безопасное убежище. Не только под постельным бельем и одеялом, но и в тайных, укромных уголках, которые все дети когда-нибудь находят и создают для себя: в зарослях, на дереве, в сугробе или на чердаке…
Счастливый ребенок может найти пещеру, но безопасность может быть идеальной и уединенной и под обеденным столом.
Там опасности приходит конец.
За дверью дома могут грабить, но в доме царит безопасность.
Безопасность может таиться в чем-то общепризнанном, в чем-то повторяющемся.
Вечерний чай на веранде, отец, который заводит часы. Это всегда неизменно.
Отец будет заводить часы во все времена, и поэтому Мир не может быть уничтожен.
Можно сделать его ужасающим, добиваясь уничтожения, но к успеху это не приведет.
Вершина мастерства для автора детских книг — рисовать опасность полутонами, намеками, контурами и штрихами, которые ребенок закрасит своими собственными красками.
Опасность всегда скрывается дома. Но темнота обретает свою трагическую мрачность именно благодаря лампе, которая мирно светит на подоконнике.