Из Ро?ссии с любовью
Шрифт:
— Он не знает, где я! Вы понимаете это? Если Иван Андреевич начнёт меня искать, то в замок, по вашей версии, я не приезжала… Он может счесть меня обманщицей. Забрала деньги месье Дюбуа и исчезла. Вы бы в своё время стали такую девушку два года искать и ждать? — шипела я на привидение.
— Хм… разве только затем, чтобы повесить, — задумчиво пробормотал дух. А потом спросил: — И что вы предлагаете?
— Напишу ему письмо, а вы передадите…
— Я не почтовый голубь! — взвился вдруг Эймери.
Вдохнув, я едва смогла выдохнуть. Этот гадкий старик будет портить
— Нет? Ладно, пусть будет «нет»… Пойду почитаю детям книжку, — я поднялась с земли, охлопала юбку от прилипшего мусора, сняла грязный фартук и ещё раз высморкалась.
— Мария… Вы что-то задумали? Признайтесь, Мария, — вдруг насторожился хранитель.
— С чего вы взяли, месье? Вы меня забросили в эту дыру с моими подопечными. Так? По договору с замком я поступила служить гувернанткой. Не нянькой, которая должна помогать детям одеваться, мыться и расчёсывать волосы, не горничной, которая обязана следить за чистотой помещения, постели и одежды, не кухаркой, которая готовит еду, и тем более не скотницей или птичницей. Гу-вер-нант-кой! Я обещала детям быть с ними, что бы ни случилось — вы это мне в вину поставили. Здесь я и буду… до последней минуты. Их или своей жизни. Всего доброго, месье Эймери! — я взмахнула фартуком и пошла с огорода.
— Но вы же так не сделаете! — застонал за моей спиной дух. — Вы же женщина и не позволите детям умереть с голоду в грязи.
— Вы — не почтовый голубь, а я гувернантка! — нежно пропела я на подвернувшийся на память мотивчик.
Вдруг хранитель мгновенно увеличился в размерах, поменял цвет на тёмно-серый и, нависнув надо мной чёрной тучей, раскатисто проревел:
— Мария! Остановитесь!
Какие страсти! Дяденька, я выросла в двадцать первом веке. У нас в кино такие спецэффекты демонстрируют, что вам и не снилось. Поэтому остановилась и обвиняюще, как мужик с безумными глазами на патриотическом плакате прошлого века, ткнула в призрака пальцем:
— Вы так детей испугаете! Думаете, граф-заика, страдающий энурезом, лучше, чем граф, боящийся крови?
Эймери сдулся. Во всех смыслах. Стал нормальной величины и перестал давить на меня своей потусторонней силой.
¬— Давайте ваше письмо, — выдохнул он устало. — Так и быть, доставлю вашему жениху.
— Письмо напишу в течение дня. Ближе к вечеру заберёте на каминной полке.
— Мария, я рад, что именно вы рядом с детьми, — услышала я, когда уже заворачивала за угол птичника. — С вами они не пропадут.
Говорю же — маразматик!
В доме тоже шёл бой местного значения. Проснулась Инес, поняла, что не в замке, выслушала от Гильома версию происходящего и устроила истерику.
— Это ты во всем виноват! — показывала она пальцем на брата, так же, как минуту назад я тыкала в Эймери. — Ты! Вот пусть тебя и наказывают, а я здесь и минуты не останусь! Выпустите меня отсюда!!!
— Может, сначала умоешься, приведёшь себя в порядок и поможешь сестре? — спокойно спросила я, проходя к очагу и рассматривая кухонную утварь и сам камин. — Так… как же тут сковороду установить-то? Вот на этот крючок можно повесить над пламенем котелок с водой, а сковороду как? Не в котелке же омлет готовить…
Инес, видя, что я не собираюсь её успокаивать, подбежала и дёрнула меня за руку, отвлекая от раздумий о хлебе насущном:
— Вы что, не слышали, что я сказала? Я хочу немедленно отсюда уйти!
— Слышала, — я спокойно повернулась к девочке. — Хочешь уйти? Ступай себе с богом. Только там, за дверью, деревня. В ней живут люди. Ваши люди, к слову сказать. Для них владельцы графства должны быть примером во всём: в воспитании, в поведении, во внешнем виде. Хочешь уйти? Лохматая, расхристанная, со спущенным чулком? Да тебя куры в нашем дворе засмеют, а не только крестьяне. А сейчас отойди и не мешай мне готовить завтрак.
— Я есть не буду! — топнула ножкой виконтесса.
— Хорошо. Спасибо, что предупредила. На тебя готовить не стану.
Я с трудом сдерживала раздражение. Безумно хотелось наорать на капризную девчонку, шлёпнуть, поставить в угол или отправить с глаз долой в ту дальнюю комнату, где ещё не была сама. Но понимая, что ничего хорошего из этого не выйдет — Гильом и Авелин станут на защиту сестры, — и мы все рассоримся, я старательно отвлекалась на розжиг очага.
— Мадемуазель Мария, может воды принести? Я там колодец видел, — предложил мальчик, которому надоело слушать скандал.
— Было бы неплохо. — согласилась я. — Вот это ведро возьми. Только сполосни его, прежде чем воду наливать будешь.
— Можно я с братом пойду? — подскочила с лавки Авелин, уставшая сидеть без дела.
— А кто мне помогать готовить будет? — «удивилась» я. — Ты уйдёшь, и всё дело встанет.
Малышка бегала по дому без башмачков, в одних чулочках.
— Инес, — обратилась я виконтессе, отвернувшейся ото всех. — Послушай меня, пожалуйста. Нам всем очень трудно. Мы растеряны, и нам не нравится происходящее. Но если мы будем кричать, требовать и ничего не делать, то станет ещё хуже. Помоги мне. Видишь, я занята завтраком? Найди обувь Авелин. Она должна быть где-то там, — я махнула в сторону второй комнаты. — Заодно, может быть, и гребень увидишь. Пока здесь такая неразбериха, что у меня голова кругом идёт.
— Да-да, Инес, найди мне башмачки, пожалуйста! — подбежала к сестре малышка. — У меня ножки замёрзли.
Девочки ушли искать обувь младшей виконтессы, у меня разгорелся огонь в камине, а мокрый Гильом притащил полведра воды.
Жизнь-то налаживается!
Глава 17. Распределение обязанностей и знакомство с соседом
«Порой наши соседи знают о нас больше, чем наши родственники или коллеги по работе». Люся Лютикова.
Почему же нам этими знаниями не воспользоваться?