Из Зайсана через Хами в Тибет и на верховья Желтой реки
Шрифт:
ПЕРВОЕ ТИБЕТСКОЕ ПУТЕШЕСТВИЕ Н. М. ПРЖЕВАЛЬСКОГО
1879–1880 гг. Н. М. Пржевальский совершил третье центрально-азиатское путешествие, которое он назвал первым тибетским путешествием [1] .
Это путешествие было организовано Пржевальским вскоре после возвращения из Лобнорской экспедиции, когда уставший и измученный болезнью наш путешественник: прерывает свои работы и по вызову из Петербурга уезжает туда лечиться и набираться новых сил. Но недолго продолжается этот перерыв. С фанатической страстью рвется Пржевальский в новое путешествие: Тибет попрежнему не исследован, неизвестность манит, высокая заветная страна влечет путешественника.
1
Такое название не совсем правильно, так как в первом своем "монгольском" путешествии он, в сущности, также был в Тибете.
«Хотя остановка экспедиции совершилась не по моей вине и притом я сознаю, что это самое лучшее при настоящем состоянии моего здоровья, — все-таки мне крайне тяжело и грустно ворочаться назад. Целый день вчера я был сам не свой и много раз плакал. Даже возвращение в Отрадное меня мало радует…».
В конце дневника лаконичная, но выразительная подпись, отмеченная 31 марта 1878 г.: «Перерыв, но не конец дневника». И действительно, через год — 21 марта 1879 г. — из того же Зайсанского поста, направляясь в Центральную Азию, вновь выходит экспедиция Пржевальского. Длинной цепочкей протянулся караван, состоящий из 35 верблюдов и 5 верховых лошадей. Мерная поступь, неторопливый ход, изредка слышится недовольный рев верблюда, и опять тишина и безмолвие.
«Итак, мне опять пришлось итти в глубь Азиатских пустынь! Опять передо мною раскрывался совершенно иной мир, ни в чем не похожий на нашу Европу! Да, природа Центральной Азии действительно иная! Оригинальная и дикая, она почти везде является враждебной для цивилизованной жизни. Но кочевник свободно обитает в этих местах и не страшится пустыни; наоборот, она его кормилица и защитница».
Туда, в пустыни и высокие, холодные, неприветливые горы Центральной Азии, всегда тянет Пржевальского, этого ученого — рыцаря путешествий. Нет места беспокойному и мятущемуся путешественнику в большом городе, с его академиями, музеями, приемами и театрами, церемониями и условностями. Как истый отшельник, он тоскует, когда остались позади пустыни и окончен опасный путь, а следующая экспедиция будет только через два-три долгих и скучных года.
Эта книга заканчивается рассказом о заманчивости страннической жизни.
«Грустное, тоскливое чувство всегда овладевает мною, лишь только пройдут первые порывы радостей по возвращении на родину. И чем далее бежит время среди обыденной жизни, тем более и более растет эта тоска, словно в далеких пустынях Азии покинуто что-либо незабвенное, дорогое, чего не найти в Европе… Притом самое дело путешествия для человека, искренно ему преданного, представляет величайшую заманчивость ежедневной сменой впечатлений, обилием новизны, сознанием пользы для науки. Трудности же физические, раз они миновали, легко забываются и только еще сильнее оттеняют в воспоминаниях радостные минуты удач и счастья.
Вот почему истому путешественнику невозможно позабыть о своих странствованиях даже при самых лучших условиях дальнейшего существования. День и ночь неминуемо будут ему грезиться картины счастливого прошлого и манить: променять вновь удобства и покой цивилизованной обстановки на трудовую, по временам неприветливую, но зато свободную и славную странническую жизнь».
Трудно представить себе Пржевальского вне его путешествий, вне его научных работ в Центральной Азии; ведь для него время между экспедициями было только необходимым перерывом, который нужно было использовать для обработки привезенного научного материала, для написания полного отчета, для составления и утверждения нового плана работ опять в Центральной Азии.
Все путешествия Пржевальского — подвиг! Удивительный подвиг, вернее, целая цепь подвигов, совершенных русским человеком, величие которого подчеркивается тем, что для него они явились обычной работой на благо своего народа, принесшего за это Пржевальскому глубокую благодарность. Не случаен приказ Пржевальского по поводу окончания четвертого путешествия, приказ, обращенный к своим верным спутникам: «Честь и слава вам, товарищи! О ваших подвигах я поведаю всему свету. Теперь же обнимаю каждого из вас и благодарю за службу верную от имени науки, которой мы служили, и от имени родины, которую мы прославили».
Третье путешествие в Центральную Азию Пржевальского является одним из самых интересных и плодотворных, богатых научными результатами. Маршрут этой экспедиции охватил Джунгарию, Восточный Тянь-шань, Нань-шань, Тибет, Куку-нор и верховья Желтой реки (страна Амдо), Ала-шань, Монголию.
К главнейшим научным результатам третьего путешествия следует отнести:
1. Съемку на карту более 8 тысяч км пути по новым, неизвестным и не посещенным ранее районам. Съемка эта опиралась на определяемые Пржевальским астрономические и гипсометрические пункты.
2. В течение всего времени путешествия ежедневно, трижды в день, проводились метеорологические наблюдения, давшие ценнейший материал для суждения о климате Центральной Азии. Именно на основании этих исследований Пржевальский ставит вопрос о границах воздействия индийских муссонов в Восточном Тибете, об образовании сильных и тяжелых центральноазиатских бурь, их геологической деятельности.
3. Был открыт ряд новых горных хребтов в Северном Тибете; они получили названия, данные им Пржевальским; пройден тибетский хребет Танла [2] и найден путь к Лхасе, к которой путешественник ближе всего приблизился именно в этой экспедиции.
4. Плодотворны были сборы растений и животных, которые явились собранием ряда уникальных, неизвестных до этого науке видов. Одним из таких видов является дикая лошадь — джунгарский скакун, — получивший название лошади Пржевальского. Помимо флористического и фаунистического материала, неменьшую ценность для науки представляют записки о перелете птиц, о жизни животных в условиях Центральной Азии и Тибета, по апологии растений.
5. Этнографические исследования, к которым часто и охотно обращается путешественник, подробно, хотя и не всегда объективно, описывая народы, встречающиеся по маршрутам. В этом отношении интересны характеристики тибетцев, тангутов (северных тибетцев), китайского населения оазисов Нань-шаня, китайской администрации и т. д.
6. Большое значение этой экспедиции состоит еще в том, что Пржевальский своей «научной рекогносцировкой» в Тибете показал сюда пути для последующих русских путешественников по Центральной Азии. Это прекрасно понимал и сам Пржевальский и гордился этим, что видно из следующего: «Но утешительно для меня подумать, что эти быстролетные исследования в будущем послужат руководящими нитями, которые поведут в глубь Азии более подготовленных, более специальных наблюдателей. Тогда, конечно, землеведение и естествознание, в своих различных отраслях, обогатятся сторицей против того, что им дали нынешние наши путешествия». Впрочем, это замечание полностью относится и к предыдущим экспедициям.
7. В третьем путешествии в Центральную Азию Пржевальский выступает уже как опытный путешественник, на себе испытавший тягости путешествий по пустыням и высоким нагорьям, выработавший свою методику комплексных научных рекогносцировок. В настоящей работе уже содержится немало рекомендаций по технике путешествий, по методам научно-исследовательской работы. На этот раз одним из помощников Пржевальского оказался В. И. Роборовский, сопровождавший Пржевальского и в четвертом путешествии по Центральной Азии, а затем работавший в Тибетской экспедиции М. В. Певцова и, наконец, возглавлявший большую экспедицию Русского Географического общества в Центральную Азию в 1893–1895 гг. Всеволод Иванович Роборовский — достойный ученик Николая Михайловича Пржевальского, продолжавший его дело, и если бы не тяжелая болезнь [3] , приковавшая навсегда Роборовского к дому, мы, без сомнения, были бы свидетелями еще многих плодотворных путешествий этого исследователя. Таким образом именно в третьем путешествии начала формироваться школа русских географов-путешественников, которую можно назвать школой Пржевальского, сделавшей так много для славы русской географической науки.
2
Тангла
3
Был разбит параличом 28 января 1895 г. во время экспедиции в горах Амнэ-мачин.
Помимо В. И. Роборовского, на этот раз Пржевальского сопровождал также Ф. Л. Эклон, уже ходивший вместе с ним в Лобнорское путешествие на Алтын-таг и по Джунгарии до Гучена.
Третья центральноазиатская экспедиция нелегко далась Пржевальскому и его спутникам. Не говоря уже о тяжести путешествия в пустынях Гоби и в Тибете, обстоятельства здесь осложнились в результате упорного нежелания китайских и тибетских властей допустить русских в Южный Тибет, в Лхасу, к которой всю жизнь стремился наш путешественник. Какие только хитрости и угрозы не приходилось обходить Пржевальскому, который только своей волей и решимостью, находчивостью и бесстрашием гениального исследователя смог достичь того, что ему удалось сделать, и проникнуть в Центральный Тибет, дойдя почти до хребта Ниенчин-танла.
Вот некоторые интересные для читателя факты, с которыми пришлось столкнуться Пржевальскому при следовании в Тибет.
Китайская администрация в оазисе Са-чжоу всячески старалась отговорить путешественника следовать в Тибет, ссылаясь при этом на трудности путешествия, на бескормицу в пути, на разбойничьи племена Северного Тибета, наконец на пример венгерского путешественника графа Сечени, который послушался благоразумия китайцев и повернул в сторону, по пути, указанному администрацией.
«Нам с первого же раза отказали дать проводника не только в Тибет, но даже в соседние горы, отговариваясь неимением людей, знающих путь. При этом китайцы стращали нас рассказами о разбойниках-тангутах, о непроходимых безводных местностях, о страшных холодах в горах и т. д. На все это я поставил один категорический ответ: дадут проводника — хорошо; не дадут — мы пойдем и без него…
Самое большое препятствие, которое труднее всего было преодолеть, это тайный приказ китайцев всему населению, всем феодальным князьям, всей администрации на местах не давать проводников русским, не сообщать никаких сведений, вообще не общаться с путешественниками.