Из жизни домашних хорьков
Шрифт:
Я оставила сообщение: «Стив, это Джеки. Свяжись со мной как можно быстрее! — Подумала и добавила еще одну фразу: — Это насчет похищения Билли Аронсона, похоже, там дело нечисто». Пусть знает, что это вовсе не какие-то мои личные проблемы!
Потом позвонила папе. Его телефон тоже не отвечал — да куда они все подевались, черт возьми, просто эпидемия какая-то! Тоже оставила сообщение: «Папа, были ли с именем Френка Карсона связаны какие-либо сексуальные скандалы? Не просачивались ли сведения, что он педофил? Перезвони мне, пожалуйста, побыстрее —
Телефон зазвонил, когда я уже подъезжала к дому Аронсона.
Стивен? Уже, так быстро?! Я схватила трубку, чуть не пропустив поворот.
— Але?!
— Привет, Джеки, — радостно отозвалась трубка голосом Пола.
Чего он звонит каждый день? Влюбился, что ли? Из молодых да ранний!
— Привет, чего тебе?!
— Хотел узнать — по нашему делу что-нибудь новое есть?
— Да нету ничего, — буркнула я. — Мне некогда, пока!
Разъединилась и тут же подумала — не стоило с ним так резко, еще обидится! Да и нечестно это: ведь он, когда я звоню, все свои дела бросает, прибегает по первому требованию — а мне на него пять минут, получается, потратить жалко?
Поэтому, припарковавшись, я набрала его номер.
— Привет, это Джеки!
— Привет, — отозвался он — куда суше, чем пять минут назад.
— Кое — что новое на самом деле есть — я тебе еще вчера сказать хотела, но забыла.
— А что?! — сразу оживился он.
Когда я рассказала ему, что отец похищенного мальчика и красномордый тип с Ленарт-стрит — одно и то же лицо, Пол потрясенно замолчал. Потом спросил нерешительно:
— А ты не врешь?
— Ну чего мне врать?! Присмотрись к фотографии в газете — сам увидишь!
— Так что — выходит…
— Пол, мне сейчас действительно бежать надо, — перебила я его. — Завтра я тебе позвоню, может, у меня еще что-то новое к тому времени появится.
— Давай тогда завтра встретимся, обсудим все? — с надеждой предложил он.
— Посмотрим, может быть. Ладно, пока!
Перед тем, как выйти из машины, я переключила мобильник на виброрежим — я всегда так делаю, когда предстоит брать у кого-то интервью.
В наступивших сумерках дом Аронсона выглядел призрачным и недружелюбным. Фонарь над крыльцом не горел, но боковое окно было освещено — значит, хозяин дома.
И тут меня черт дернул — именно дернул черт, другого слова не подберу: а дай-ка я посмотрю, чем он там занят! Вдруг как раз сидит с кем-нибудь из своих сообщников, например с «бледной глистой»?!
Я обогнула дом и пошла вдоль стены, стараясь ступать бесшумно. Бесшумно, правда, не очень получалось — проход между домом и живой изгородью густо зарос чертополохом; стебли шуршали и царапались, а под ногами то и дело что-то хрустело.
А, черт! Попытавшись отодвинуть доходивший мне до пояса стебель, я поняла, что, кроме чертополоха, там наличествует и крапива.
Наконец подобралась к окну и приподнялась на цыпочки, осторожно заглядывая внутрь. Это оказалась кухня — холодильник, плита, гора немытой посуды в раковине, небольшой телевизор на кронштейне над разделочным столом…
А сам-то хозяин где?!
Ответ на этот вопрос я получила куда скорее, чем мне хотелось бы.
Неожиданно что-то схватило меня сзади за шею — так сильно, что я даже вскрикнуть не смогла — рвануло в сторону и повернуло.
Я увидела перекошенную и побагровевшую от злости морду Аронсона.
— Ты что тут вынюхиваешь, сука?! — рявкнул он.
Глава двенадцатая
(Самая страшная)
Меня чуть не стошнило — так от него несло перегаром и еще чем-то кислым и мерзким.
— Я… я… Я журналистка! — еле выговорила я трясущимися губами.
— Че-его?!
— Журналистка! Интервью пришла взять!
За свою жизнь где я только не побывала, с кем только не разговаривала — журналисту с разными людьми дело иметь приходится — но этот огромный, вонючий и пьяный мужик, который вцепился мне в шею так, будто придушить собирался, перепугал меня до смерти!
— А ну, пошли! — он перехватил меня за плечо и, подталкивая в спину, то ли повел, то ли поволок к крыльцу — вырваться было невозможно, оставалось только перебирать ногами и стараться не упасть. Почему-то мне не пришло в голову закричать, позвать на помощь — может, потому, что ситуация казалась немного нереальной, словно из нормального мира, где светят фонари, ходят люди и машины ездят, я попала в какой-то фильм ужасов.
Вблизи кухня оказалась еще хуже, чем выглядела через окно. Сквозь стекло хоть не чувствовалось, как там воняет. Похоже, в этом доме все, включая и самого хозяина, пропахло этой самой мерзкой кислятиной, к которой примешивался стойкий запах спиртного. В жизни больше пива в рот не возьму!
Войдя на кухню, Аронсон дал мне пинка, так что я отлетела в противоположный угол и быстро села на подвернувшуюся табуретку, надеясь, что она окажется не очень грязной.
Сам он костяшками пальцев, как горилла, оперся о стол и недобро прищурился.
— Я тебя видел… там, когда Билли моего… — как-то ненатурально всхлипнул, будто поперхнулся, схватил со стола бутылку и сделал большой глоток.
— Да, — сказала я торопливо. — Я же говорю, я журналистка, вот! — достала из кармана удостоверение, протянула.
— Джермейна Макалистер, — прочитал он и поднял глаза. — А ты у матери была?
— Что?
— У стервы моей бывшей, спрашиваю, была уже?
— Н-нет…
— Ну и не ходи. Она тебе такого наговорит!.. Будто сама святая, а не тем же говном, что и все вокруг, срет! Сука!
Аронсон кинул мое удостоверение на стол, а сам плюхнулся на табуретку, торопливо вылил из бутылки остатки содержимого в стакан и выпил до дна. Пошарил по столу глазами и, обнаружив «непорядок» — пустую бутылку — отправил ее на пол.