Изабель

Лес подходит к самому краю участка: к гравийной дорожке, воротам и к ограде из зеленой крученой проволоки, служащей преградой диким кабанам и прочей живности. Темно-зеленые кроны смыкаются над домом, примостившимся на склоне, а на север от виллы, ближе к макушке холма, лес превращается

в то, что с полным основанием можно назвать дубравой. Дикие кабаны, «санглиеры», здесь пасутся повсюду, особенно зимой. Иногда раздаются выстрелы из ружей, хотя охота в дубовых рощах и на полянах рядом с такими дорогими жилищами запрещена. Хозяева вилл по Шмэн-де-Оливетт делают все, что в их силах, чтобы защитить безмятежность своих дней и вечеров здесь, среди природы, над городом.

Из-за высоких деревьев заря возвещает о себе — в любое время года — медленным, бледным свечением, а не появлением солнечного диска над горизонтом. Если наблюдать из окон виллы или с террасы, можно увидеть, как черные кипарисы на лужайке медленно становятся зелеными и обретают форму от вершины вниз и уже больше не похожи на силуэты часовых, как ночью. Иногда зимой появляется туман, но под лучами света тает, как мечты.

В Провансе говорят: каким бы ни было утро, оно всегда подарок. Его прославляют поэты и живописцы уже две тысячи лет. Может, сказываются особенности местности? Но давно замечено: все начинает меняться где-то между Лионом и севером Авиньона: другой воздух над землей, другие люди. Здесь они чаще, чем где-либо, смотрят вверх.

Потому, наверное, что больше нигде нет такого неба. В любое время года, в любой сезон, будь то холодный рассвет поздней осени или дремотный летний полдень среди цикад. Или когда кинжал ветра — мистраль — вспарывает долину Роны (этим путем так часто приходили солдаты), и каждая олива или кипарис, сорока, виноградник, куст лаванды, акведук вдалеке вырисовываются на фоне продуваемых ветром небес, словно самый первый, самый совершенный на свете образец.

Город Экс-ан-Прованс лежит в чаше долины к западу от виллы. Никаких деревьев с этой стороны, которые заслоняли бы вид с такой высоты. Город, которому более двух тысяч лет, был основан римскими завоевателями — они выбирали места и составляли планы, выравнивали и осушали земли, прокладывали трубы для термальных источников и свои прямые, как стрела, дороги. В такое весеннее утро, как это, городок виден ясно, почти сверхъестественно четко. Средневековые постройки и современные здания. Квартал новых многоквартирных домов на северном склоне и, втиснутая в старый город, высокая колокольня собора.

Все решили отправиться туда этим утром. Немного позже, но не слишком поздно (два будильника уже прозвенели, и единственная в компании женщина уже принимала душ). Ни к чему задерживаться и зря терять утро, особенно учитывая то, зачем они сюда приехали. Утренний свет для фотографов как манна небесная.

Они постараются его не упустить, припасть к нему, как человек, испытывающий жажду, мог бы припасть к чистому роднику, — а потом придут еще раз, в сумерки, чтобы увидеть, как дверные и оконные проемы иначе смотрятся и иначе отбрасывают тень, когда свет льется с запада, и как небо становится кроваво-красным от подсвеченных снизу облаков на закате, чтобы получить дар другого рода.

Здешние утро и вечер (полдень — слишком ярок, лишен теней для ока камеры) — подарки, не всегда заслуженные теми, кто здесь живет или приезжает на эту землю, где было пролито так много крови и так много тел сгорело или было погребено, или оставлено не погребенными на протяжении долгих веков.

А вообще, много ли есть мест на земле, о которых можно сказать, что их обитатели достойны благословения такого дня? В этом смысле названный уголок Франции не отличается от любого другого на земле. Тем не

менее отличия все же имелись, были давно забыты к тому моменту, когда первый свет этого утра показался над лесом и нащупал цветущий багряник и анемоны — оба растения пурпурного цвета, оба связаны с легендами, объясняющими этот цвет.

Звон колоколов собора плыл над долиной. Луна еще не взошла. Она поднимется позже, при ярком свете дня: прибывающая луна, со щербинкой.

Рассвет того самого дня выдался изысканный, запоминающийся, почти ощутимый на вкус, когда история, которая разыгрывалась дольше любых летописных событий, начала изгибаться дугой, подобно охотничьему луку или полету стрелы, и устремилась вниз, к своему вероятному завершению.

На Неда собор не произвел впечатления. Насколько Марринер-младший мог судить при слабом свете, проникающем сквозь высокие оконца, собор Святого Спасителя в Экс-ан-Провансе был весьма запущенным — и снаружи, где съемочная группа отца готовилась к началу съемок, и внутри, где Нед был сейчас совершенно один.

Ему полагалось спокойно относиться к тому, что он здесь один. Мелани, миниатюрная ассистентка отца, почти до смешного организованная, вручила ему брошюрку о соборе и посоветовала, подмигнув по своему обычаю, сходить туда до того, как они начнут делать пробные снимки цифровыми камерами, которые всегда предшествуют настоящим фотографиям для книги.

Конечно, можно сказать, что Мелани очень о нем заботилась. Но то, что при всей своей занятости она никогда не забывала чем-нибудь занять пятнадцатилетнего сына босса, таскающегося следом за отцом, Неда бесило.

Вероятно, она уже знала, где в Эксе находятся музыкальные магазины, и дорожки для бега трусцой, и парки для скейтбордистов. Вероятно, она выяснила это еще до полета за границу, посмотрела в «Гугле» и записала. Вероятно, она уже заказала скейтборд и спортивную одежду через «Амазон» или другой интернет-магазин, и они уже на вилле в ожидании подходящего момента, когда можно будет ему их вручить, если ей покажется, что он совсем заскучал. Чтобы не путался под ногами и не попадал в неприятные истории. Мелани была такой приветливой и даже милой, но Неду бы хотелось, чтобы она не считала его частью своих обязанностей.

До этого он собирался побродить по старому городу, но теперь взял у Мелани буклет и отправился в собор. Это был первый рабочий день, первая съемочная площадка, позже у него еще будет много возможностей исследовать город. Они приехали на юг Франции на шесть недель, и его отец намеревался почти все время работать как сумасшедший. Нед подумал, что ему будет лучше держаться поблизости от остальных сегодня утром: он пока плоховато здесь ориентировался, а потому чувствовал себя дискомфортно. Только необязательно об этом рассказывать.

Работников мэрии, расположенной в городской ратуше, как и следовало ожидать, взволновал приезд отца и его группы в город. Они обещали Эдварду Марринеру, что ему никто не будет мешать работать два часа сегодня утром и еще два завтра, если они ему потребуются для съемок фасада их собора. Это означало, конечно, что те, кто захочет войти в собор и помолиться о своей бессмертной душе (или о душе другого человека), вынуждены будут ждать, пока знаменитый фотограф увековечит их собор.

Пока Грег и Стив разгружали микроавтобус, приставленный к ним городской чиновник даже затеял обсуждение, не послать ли людей с приставными лестницами снять кабель, тянущийся но диагонали через улицу перед собором к университетскому зданию на противоположной стороне. Отец Неда решил, что они сумеют убрать провод со снимков при компьютерной обработке, если понадобится, так что студентов все же не лишили света в аудиториях.