Изабелла, или Тайны Мадридского двора. Том 1
Шрифт:
Темнота и неожиданность этого нападения заставили храброго, готового на все товарища Серрано, отступить на несколько шагов, — он чувствовал, как невидимая вражеская рука обхватила его горло.
— Ого! — проворчал он и, не теряя ни секунды, бросился на стоявшего за дверьми врага.
Серрано, увидев, что Прим попал в схватку, сбросил с себя плащ, чтобы освободить руки, но когда он пришел на помощь к своему другу, тот уже успел овладеть своим противником и так крепко сжал его губы, что Франциско оставалось только всадить ему в рот кляп и связать руки и ноги.
— Это
Удивленный монах никак не думал, когда напал на вошедших, что он имеет дело с чужими, потому что никто не мог проникнуть в монастырь, не сказав предварительно у ворот своего имени, — и вдруг он увидел себя во власти двух посторонних мужчин, против силы которых он ничего не мог сделать, — и вдобавок еще тесный кляп не позволял ему звать на помощь.
Он только смотрел глазами, сверкавшими яростью, как победители его сняли с него ключи, отнесли его за колонну и зажгли потайной фонарь, с помощью которого они могли найти вход в подземелья. Не было никакого сомнения, что Энрику заключили в одну из подземных келий, и потому они осторожно спускались, освещая мокрые стены Санта Мадре.
Когда помощники палача, положив несчастную женщину на гнилую солому, вышли из кельи, Энрика пришла в себя после всех ужасов, испытанных ею в последний час, — она вздохнула свободнее, когда увидела себя одну и избавленную от прикосновения к ней отвратительных слуг. Она стала на колени и молилась, — долго стояла она с распростертыми к небу руками, на сыром полу своей темницы. Вдруг ее оторвали от молитвы жалобные звуки, до того потрясающие душу, что она встала и крепко прижала руки к своему лицу. Страдальческие вздохи повторились, и Энрика повернулась в ту сторону, откуда они раздавались, но темнота и толстые стены, окружавшие ее, препятствовали ее невольному намерению пойти туда, откуда шли эти ужасные звуки.
Она различила, однако, что это была женщина, испытывавшая страшные мучения. Стоны несчастной как бы пробудили от глубокого сна всех остальных невольных обитателей мрачного подземелья — со всех сторон послышались стоны, плач и вздохи страдальцев.
Энрика осмотрелась по сторонам и ничего не смогла различить в окружавшей ее темноте. По ее телу пробежал трепет ужаса — глаза расширились, зубы невольно застучали как в лихорадке, она протянула руки, как будто хотела оттолкнуть от себя эти страдальческие звуки, которые были в состоянии свести ее с ума.
И действительно, всякий, кто был заключен в этих комнатах, почти вскоре сходил с ума от страха, внушаемого местом, которого не может описать ни одно перо. ,
Тихо и боязливо подошла несчастная к своей соломенной постели и скорчившись села около нее на сырой пол. Могильный воздух окружал ее, холодный пот выступал на лбу, она не смела дышать и широко раскрытыми глазами смотрела в непроницаемую темноту, откуда со всех сторон раздавались ужасные стоны тех, кто не умер под пыткой.
Минуты показались Энрике часами — все ее члены дрожали от отчаяния, она призывала смерть, которая, конечно, была бы для нее благодеянием. Вдруг лихорадочно прислушивавшейся
Энрика не ошиблась: шаги приближались к той части отвратительного подземелья, в которой находилась ее келья, и она увидела слабый свет через узкую как волос щель своей двери. Энрика стала про себя горячо молиться, она предавала свою душу в руки Божьей Матери, она молила ее за своего пропавшего ребенка и за Франциско, которого она одного любила на земле, для которого она и жила.
Вдруг раздался как Божий голос тихий, приглушенный зов, который подходил все ближе и ближе; она вскочила и стала прислушиваться.
— Энрика, находишься ли ты в одной из этих келий? — спросил тихий голос. — Эирнка, отвечай!
— Я здесь, здесь, мой Франциско! — отозвалась она, спеша к двери, через щель которой луч света делался все ярче и ярче. У нее сердце сильно билось, она хорошо узнала голос, она бы его различила среди тысяч голосов.
Франциско перебрал все ключи большой связки, пока не нашел того, который подходил к тяжелой двери, отделявшей его от Энрики. Дверь, наконец, отворилась, и измученная женщина бросилась со слезами в объятия Франциско.
— Нам нельзя медлить, пойдем скорее! — торопил их Прим, хотя и у него навертывались слезы от этого трогательного свидания. — Нам нельзя терять ни одной секунды, подумай, что будет, если найдут тюремщика, прибавил он, чтобы заставить их поспешить.
Слова его подействовали, и между тем как он нес потайной фонарь, Франциско вел Энрику по коридорам подземелья, из келий которого все еще раздавались потрясающие душу стоны, то слабые, умирающие, то опять громкие. Энрика схватила руку Франциско.
— Не оставь и этих несчастных, спаси и их, так же как ты меня спас с помощью Пресвятой Девы! — умоляла его Энрика трогательным голосом.
— Это невозможно, как бы я сам этого ни желал, мы их не спасем, а сами погубим себя, мы должны торопиться, ради Бога, пойдем скорее! — и Франциско сжал крепче руку своей возлюбленной, которая все еще медлила.
Прим стал торопливо подыматься по лестнице.
— Нам угрожает страшная опасность, если мы в эту ночь не будем свободны, то ты пропала! — проговорил он шепотом и повлек Энрику по сырым коридорам Сайта Мадре.
Наконец, они достигли длинной колоннады, которая вела к высокой двери. Прим стал прислушиваться, он потушил из предосторожности фонарь и подошел к коридорам, ведущим в верхние помещения. Ему показалось, что приближаются шаги и голоса.
— Идите скорее! — шепнул он своему другу, который вместе со спасенной им Энрикой стоял у выхода. Я здесь останусь для караула и защиты, пока не буду уверен, что вы достигли стены, а вы торопитесь!
Неохотно оставил Франциско своего друга одного в этом дворце, наполненном угрожающими опасностями, но он подумал, что прежде всего надо спасти Энрику, и не стал более колебаться.