Избрание
Шрифт:
Его первый министр, Алавия — вёз с собой, в столицу империи, сундуки с монетами и редкие ювелирные наборы, а также огромных рельефных молчаливых рабов массажистов: суммы из сундуков предназначались аристократам, бывшим при власти. Наборы драгоценностей — для молодых жён и любовниц, этих самых столичных аристократов, а послушные рабы массажисты — их скучающим, по дворцам, пожилым, оставленным вниманием мужей, супругам.
Ромлеянская свита была невероятно шумлива и постоянно быстро жестикулировала, создавалось впечатление словно у каждого в ней было по шесть или восемь рук.
Люди из Ромлеи
— Обезьяна! Как есть… — прокомментировал увиденное Атаульф.
— Нет, ну отчего же… — попробовал было смягчить вывод Атаульфа Жак. — Он всё же…
— Кривляющаяся обезьяна! — оборвал друга Атаульф. — Ты видел как он гоготал? — как мельник после многих литров вина! Не должен будущий правитель постоянно размахивать руками и что то с мерзкими улыбочками и ужимками обезьяны — обсуждать с людьми за его спиной. Может в Ромлее так и принято, но у нас его быстро укоротят на голову! Попомни мои слова…
На площади чуть далее от разговаривающих юношей заиграл оркестр и едущий на коне вице король Джанелло остановившись — внезапно спрыгнул со своего скакуна и принялся отплясывать что то простонародное и зажигательное.
Вскоре к нему присоединились все его люди, кроме первого министра Алавии, что часто хлопал для ритма в ладоши и подбадривал криком пляшущих, при этом сам не слазя с седла.
Через пару минут ромлеяне залезли снова на своих лошадей и разогнав скакунов, внезапной лихой лавой влетели на территорию перед императорским дворцом, где их уже ждали министр Дезидерий и начстражи имперской гвардии.
Все новоприбывшие, дружно гогоча, свалились со своих сёдел на камни перед трибуной, и их предводитель, вице король Ромлеи, Джанелло — несколько фамильярно поприветствовал подошедших к нему, с заверениями почтения и готовности служить, главного министра «престолодержателя» и начстражи: «Верные лакеи деда? — Привет! Потом заверения и встречи со всеми — всё потом! Вначале церемониал у вазы с дедовским пеплом, потом, в наш дворец — веселиться и пить!»
Люди в свите ромлеянского принца завопили дурными голосами и заулюлюкали, а Дезидерий и Магинарий Имерий в удивлении переглянулись: у них складывалось стойкое впечатление что ромлеянский наследник не в себе, либо же был откровенным шутом — которому невозможно было никоим образом отдавать в руки правление огромной державой.
Не став мешкать, главный имперский министр проводил Джанелло и его первого министра Алавию в помещения где располагался прах недавно умершего императора и вышел из залы, оставив дверь в неё слегка приоткрытой.
Внук из Ромлеи внезапно остановился у мраморной урны и вся его смешливость и скоморошья удаль куда то в мгновение улетучилась.
Он несколько раз нервно погладил свои пышные, иссиня-чёрные, курчавые волосы и вдруг стал тихим голосом начитывать молитву, быстро быстро произнося слова, словно проглатывая их.
Первый министр Ромлеи Алавия, до этого чинно и смиренно стоявший сзади своего повелителя, нескромно расхохотался и громким шёпотом обратился к своему повелителю: «Мой господин, вы зря стараетесь — все ушли и в любом случае, вряд ли они сильно следили за вашими церемониями перед этой кучкой праха… Им похоже важнее договориться с Вами о дальнейшем…»
— Тварь! — Джанелло в мгновение развернулся и с безумными вытаращенными глазами, с кинжалом в левой руке, бросился на своего первого министра. — Тварь, мразь, скотина — не смей! Дед — единственный кто считал меня человеком и именно он был моим кумиром и примером, пускай даже и не догадывался об этом! Тварь! Ты знаешь что стало с моей матерью?! — а где отец… или как там его?! Не смей скотина смеяться над покойным императором, иначе я прикажу оскопить тебя полностью и отдам в южные гаремы бедуинов пустыни, в твои родные места. Урод!
За время тирады, наследник из Ромлеи успел трижды несильно порезать своего первого министра и тот сейчас валялся на полу, захлёбываясь соплями и слюнями, и униженно моля о пощаде, пытаясь поймать и поцеловать руку взбесившегося господина.
Алавия считал что хорошо знает своего повелителя, однако сейчас осознал что ещё многие тёмные или наоброт, светлые, с какой стороны посмотреть, закутки его души — ему абсолютно неизвестны.
— Молю… Повелитель! Прощения и милости… — скулил мелкий, сухонький Алавия, на терракотовом полу помещения где держали урну с прахом и хватая руками за ноги Джанелло, что сейчас несильно пинал слугу в бока, старался их целовать.
Джанелло остановился. Потом сильно, последний раз, пнул своего первого министра: «Вставай скотина и давай направимся в наше поместье в столице. Нас ждёт жратва и бочки выпивки, а в конце — куча сиськастых дамочек… Что будут сегодня как следует обихожены нами и нашими людьми… включая даже слуг!»
Оба главных ромлеянина вышли к ожидающим их сановникам деда и Джанелло, сославшись на усталось, заявил что не хочет никаких долгих представлений и разъяснений, ибо он устал с дороги и ему пора передохнуть.
Сразу вслед этому, все хохочущие и размахивающими беспорядочно своими конечностями, люди из свиты Джанелло — вскочили в сёдла и с присвистом, и молодецкими кувырканиями в них, отправились с провожатыми во дворец принадлежавший вице-королю Ромлеи.
— Что скажете, господин «престолодержатель»? — совершенно спокойно и даже буднично осведомился Магинарий Имерий у Дезидерия, пока канцеляр Аргуин шумно и несколько истерично рассказывал собеседникам, чуть поодаль, о странном поведении только что уехавшего внука императора на площади, где в его честь оркестр играл какую то «ромлейскую» простонародную песенку.
— А что? — вроде бы искренне удивился главный имперский министр. — Весьма энергичный молодой человек. Со своими представлениями о жизни… и вообще! — министр помнил что ему ещё предстояло найти «своего» кандидата на престол, в игре против Избирателей и первых министров вице-королей, и самих наследников покойного императора — и на его взгляд, когда он немного отошёл от шока, от фамильярности и откровенного хамства прибывшего третьим вице-короля Ромлеи Джанелло, тот был пока что самым вероятным вариантом для вербовки: самовлюблённый и глупый павлин, его первый министр больше похож на уличного проходимца, причём мелкого — чем на даже средненького политика. Свита, скорее набор галдящих сорок, которых можно перекупить или запугать…