Избранная лирика
Шрифт:
Потому что где-то там, вдали, Мои нежность и суровость в сердце
На заре впервые зацвели.
Друзьям, погибшим на Ладоге
Я плыву на рыбацком челне,
Холодна вода, зелена...
Вы давно лежите на дне.
Отзовитесь, хлопцы, со дна,
Борька Цыган и Васька Пятак,
Огольцы, забияки, братцы,
Я – Шестина из дома семнадцать, Вы меня прозывали так.
В том жестоком дальнем году,
Чтоб не лечь на блокадном
Кожа да кости –
И попали под бомбу на льду.
Непроглядна в путину вода,
Не проснуться погодкам милым, Их заносит озёрным илом
На года,
на века,
навсегда...
Память
1
Я себя не перепеваю,
Хоть опять о том же пою...
Я иду по блокадному краю,
Через душу иду свою.
Там ходить мне до смерти самой –
Так дружками велено мне...
Там ведь жил я когда-то с мамой, На опасной жил стороне.
Эту жизнь среди гула и гуда
Всю метелью заволокло...
Всё, что добро во мне, - оттуда; Всё, что честно, - тогда пришло.
2
Я вспоминаю Колпинскую улицу
С домами деревянными, сараями, С объезженной булыжной мостовой, С её травой, совсем провинциальной, И с голубятнями до облаков...
Я вспоминаю Колпинскую улицу
За то, что жили там три мушкетёра, На ней дружили, пели и дрались...
В испанке с алой кистью – это Васька; Исаак – чудак с миндальными глазами; А я – в бушлате, с духовым ружьём.
Исаак погиб в блокаду в сорок первом; На Ладоге ушёл под воду Васька, Переправляясь на барже военной; На Колпинской я прожил много лет.
Меня любили там и обижали.
Меня ласкали там и презирали.
Я зло сносил там и ценил любовь...
В дни горестей моих и неурядиц
Я словно видел вас, Исаак и Васька, Вы говорили: «Брось ты, не горюй!
Ты чаще вспоминай, как мы дружили, Как мёрзли мы, как непреклонно жили, -
Ведь ты живёшь за нас и за себя...»
Я знаю это – жить не просто мне.
3
Мы жестокость видели, - наверно, потому мы не жестоки.
Жили мы в кольце, в блокаде – до сих пор нам снятся лишь дороги.
(Добрые, пустынные и шквальные –
Пусть любые, только были б дальние!) Жалких слов друг другу не бубнили.
Хоронили мы друг друга, хоронили...
Ну, а если разобраться в сути –
Мы ведь удивительные люди:
Нам за тридцать ныне, а ведь до сих пор
Мы всё те же мальчики блокады, Нежны, неподкупны угловаты...
Вечны предо мной, как кинокадры, -
Детство... дым... в огне Печатный двор...
В Колпине 41-го года
Как щемяще стучат каблуки
У красавицы двадцатилетней
На асфальте,
Где день свой последний
Повстречали когда-то стрелки; Где когда-то, как чижик, мала, Сандружинница кашу несла
Для подружек своих с ротной кухни, Вдруг снаряд просвистел
Да как ухнет!..
На асфальт уронила ведро,
Растекается жидкая соя,
На коленях над кашею стоя,
Плачешь – гибнет такое добро!
Здесь пристреляна каждая пядь, Немцы бьют из-под Красного Бора, И не скоро ещё,
Нет, не скоро
Обратятся их армии вспять.
Здесь, пальто подпоясав ремнём, В коверкотовой праздничной кепке
Встали насмерть
Под смертным огнём,
Встали насмерть,
Бессмертны и цепки,
Не солдаты пехотных полков,
А ижорцы, придя от станков.
Небо сыплет свинцовой бедой,
Вижу смерчи я, в прошлое глянув...
Ах, какой ещё там молодой
И красивый комбат Водопьянов!
Ивы матово светят во мгле,
У асфальта растущие ивы...
Как хочу я, чтоб были счастливы
Дети павших на этой земле!
А вдали всё стучат каблуки
У красавицы двадцатилетней
На асфальте,
Где день свой последний
Повстречали когда-то стрелки.
* * *
За цельность
Убеждённо я стою:
Коль яблоко –
Так только налитое;
Коль чувства –
Так все сразу, по шестое,
А коли смерть –
Так жизнь прожив свою.
Я, было, жил, играя и двоясь, Одно не съев, уже другим давясь, И тропами петлял, презрев дорогу...
И в этом оказалось мало проку.
А пращур завещал мне
Широту;
Его супруга, женщина седая,
Порой от этой широты страдая, Мне завещала добрую мечту.
Всё это так –
Не притча и не сказка;
Дед не солгал,
И бабка не лгала –
И русская исконная закваска
В характер современника легла.
А ведь не будь характера такого –
Не знаю,
Плыть ли в дали заревой
Хоругвям над полынью Куликова, Знамёнам над берлинской мостовой?
* * *
Пахнет тёмная чаща тёплой смолой еловой, Пахнет июльский ветер дальней волной солёной, Солнцем полуденным пахнут ветви сосны суровой, Девичьим тихим дыханьем – мой березняк зелёный.
Если бы стал я незрячим,
Если бы ночью туманной
В тёмные дали чужие меня бы враги увели, Я бы нашёл тебя, Родина, по запахам нежным и пряным, Что до меня долетели б от ивовой русской земли.