Избранница герцога
Шрифт:
— О, — сказала Элинор, которая была в полном смятении оттого направления, которое принял их разговор. Она желала бы уточнить, что он имеет в виду. — Вы сказали, что угадали мои желания?
— Вам не следует сдаваться, леди Элинор, вы не должны пускать под откос свою жизнь только из-за того, что любили когда-то.
— Любила? С чего вы взяли?
— Вы сами совсем недавно признались мне в этом.
— Вы не так меня поняли.
Его глаза, прикрытые тяжелыми веками, казались
— Я не цепляюсь за условности, леди Элинор, — произнес он. — Меня не волнуют предрассудки.
Элинор знала, что рано или поздно он спросит, девственница ли она.
— Вы не придерживаетесь условностей. Что ж, это ясно. Об этом свидетельствует ваше многочисленное потомство, — заявила она.
Он лукаво изогнул уголок твердо очерченных губ и был весьма привлекателен в этот момент.
— Вы будете, возможно, удивлены… Мужчины совершают столько глупостей в своей жизни, но не позволят и десятой части того, чем наслаждаются сами, своей избраннице.
Это было правдой. Гидеон — единственный мужчина в ее жизни — был чрезвычайно придирчив ко всему, что касалось ее добродетели. Как истинный пуританин, он считал, что его честь зависит от ее верности.
Вильерс осторожно коснулся ее подбородка и приподнял его, чтобы заглянуть ей в глаза.
— Если вы окажетесь добры к моим детям и займетесь их воспитанием и покровительством в свете, который станет завидовать и будет считать их недостойными тех угодий, которые я намерен выделить им, я готов закрыть глаза на вашу личную жизнь.
— Вы хотите сказать… — начала было Элинор.
— Хочу сказать, что вам придется вытерпеть меня лишь на тот срок, который потребуется, чтобы дать мне еще и законного наследника.
— На самом деле я согласна иметь детей, — потупив взгляд, произнесла Элинор.
Она сказала правду. И при всей толерантности герцога она не собиралась уклоняться от выполнения супружеского обета, если даст его однажды. Гидеон не проявляет к ней ни малейшего интереса. Все эти три года даже не смотрит на нее, когда они случайно встречаются в свете.
Если она принесет супружеский обет у алтаря, она не нарушит его. Тогда те клятвы, которыми они с Гидеоном обменялись наедине, утратят свое значение.
Вильерс между тем снова улыбнулся краешком рта:
Я доволен вашим ответом.
— Довольны?
Он кивнул:
— Как герцог, я нуждаюсь в законном наследнике, хотя не очень хочу иметь еще детей.
— У вас, их и так достаточно, — заметила Элинор.
— По вине собственной небрежности.
— Собственной глупости, — уточнила Элинор.
— И это тоже, — благосклонно согласился Вильерс. — Я буду рад жить с леди, на которую не действует мое обаяние, но которая готова подарить мне законного наследника. Я предоставлю вам свободу, однако потребую соблюдения приличий.
Безусловно, это была самая шокирующая из всех бесед, которые она вела когда-либо. Ее мать увяла бы уже в самом начале.
— Разумеется, свою свободу вы также не намерены ограничивать, — смело предположила она.
— Вы опасаетесь появления новых нахлебников для нашего общего герцогского дома? Можете быть спокойны, я воздержусь от этого. Есть много способов предотвратить зачатие.
Элинор кивнула, ей это было известно.
Он прищурился.
— Вы очень интересная юная леди, Элинор, — произнес он с усмешкой.
— Ответьте, почему вдруг вы решили признать ваших детей? — спросила Элинор.
— Я чуть не умер в прошлом году от раны, полученной на дуэли. — Его голос звучал вяло и безразлично. — Это была дуэль за честь леди, с которой я был помолвлен.
— Вероятно, вы потеряли также и невесту, — предположила Элинор, не вдаваясь в мелодраматические детали.
— Потерял, — ответил он. — Брат герцогини Бомон, граф Гриффин, выиграл дуэль и леди, оставив во мне дыру, после которой я едва выжил.
— И на смертном одре вы дали себе клятву жениться.
Он промолчал.
— Нет, — догадалась Элинор. — Вы тогда дали клятву поднять на ноги собственных брошенных детей.
— Верно, — ответил он. — Беда лишь в том, что я не знал, где все они находятся.
— Вы не просто беспечны, вы еще и немилосердны, — заметила Элинор.
— Я какое-то время платил за них, — буркнул он. — А когда спросил у моего стряпчего их адреса, он вручил мне платежный лист и скрылся с сотнями фунтов.
— Как все это странно.
— Он довольно долго присваивал деньги. — Подхватив горсть фиалок, он зашвырнул их на другой край бассейна. Теперь настала его очередь стыдливо прятать глаза.
— Надеюсь, они не в работном доме?
— Некоторые кое-где и похуже. В работном доме я отыскал моего сына Тобиаса, который вычищал канализацию на дне Темзы.
— Черт побери! — произнесла Элинор.
— Леди изволит браниться? — спросил он насмешливым тоном.
Она проигнорировала насмешку.
— Сколько лет Тобиасу? — спросила она.
— Тринадцать. А недавно я раскопал Вайолет, которой всего шесть, в борделе. Она так мала, что даже вообразить не могла, что ее там ждет. Она, к счастью, осталась нетронутой.
Элинор передернула плечами:
— Ужасно!
— Колину одиннадцать, его определили подмастерьем к ткачу.