Избранницы короля

Любое повествование, относящееся к периоду английской Реставрации, будет неминуемо воссоздавать характернейшую черту того времени - распущенность нравов. Думается поэтому, приступая к описанию середины жизненного пути Карла Второго, начиная с восхождения его на престол, нелишне напомнить читателям, что с возвращением короля Англия вырвалась наконец из жестких тисков пуританского правления. Так, в течение нескольких лет в стране строго пресекалась травля быков собаками, притом не по причине гуманного отношения к животным, а единственно потому, что

подобные увеселения доставляли удовольствие зрителям; а удовольствие и порок, по мнению пуритан, суть одно. Таверны по всей стране были закрыты, традиционные майские и рождественские праздники - в том числе и рождественские богослужения — отменены, театры разгромлены; всякого уличенного в лицедействе привязывали к позорной телеге и, провозя по улицам и площадям, секли принародно. Не удивительно, что с изгнанием пуритан последовали резкие перемены, и почуявшее свободу население немедленно ударилось в противоположную крайность. Без понимания этого невозможно представить сколько-нибудь достоверную картину Англии периода Реставрации.

Возможно, некоторым выведенный мною портрет Карла покажется излишне приукрашенным. Однако я все же полагаю, что слабости Карла, равно как и его современников, извинительны: ведь в его личной судьбе происходили перемены не менее кардинальные, чем в судьбе его народа. За годы изгнания он сделался законченным циником и преисполнился решимости «никогда более не пускаться в дальние странствия». К тому же он был внуком Генриха Четвертого, величайшего из всех французских королей, и, естественно, почитал своего деда за образец для подражания. Генрих объединил снедаемую распрями Францию и положил конец религиозным войнам в стране, заявив, что «от хорошей мессы Парижу хуже не станет». При этом, однако, он отличался полнейшим равнодушием к религиозной морали, имел больше любовниц, чем любой из королей Франции до и после него (включая даже скандально известного Франциска Первого), и ценил свои амурные победы превыше ратных.

Нельзя не признать, что на долю его внука выпал менее счастливый век: великая чума и великий пожар подорвали благосостояние страны, которая к тому же вела изматывающую войну. Многим, вероятно, казалось, что в лихую для страны годину король ничего не желает знать, кроме своих фавориток. В действительности, однако, это было не так. Просто в годы вынужденных скитаний, когда на него обрушивались все новые и новые невзгоды, Карл научился скрывать свои истинные чувства под маской равнодушия и проявлял их лишь в редкие моменты — как, например, во время пожара, когда он наравне со всеми передавал по цепочке ведра. Стоя по щиколотку в воде, он руководил тушением огня и одновременно успевал шуткой подбодрить растерянных горожан. В столице долго потом говорили, что только благодаря Карлу и его младшему брату от Лондона что-то еще осталось.

Мне лично Карл симпатичен как человек редкостной в те времена доброты. Именно он заявил, что не желает более вешать убийц своего отца, по вине которых он сам столько лет провел на чужбине; он, уже утратив интерес к Фрэнсис Стюарт как к женщине, предстал пред нею в роли утешителя в час, когда все прочие ее друзья отвернулись от нее; он стоял с тазиком подле своей жены, когда ей бывало дурно. Поистине при всей своей кажущейся беспечности и несомненной распущенности король Карл Второй по доброте и милосердию не имел себе равных в свой беспощадный век.

По ходу работы над книгой мне пришлось перечитать немало трудов по истории интересовавшего меня периода. Ниже я перечисляю те из них, которые мне особенно помогли:

Уильям Хикман и Смит Обри «История Англии и ее внешних сношений», «Современная история, изложенная епископом Бернетом»; Артур Бриан «Король Карл II»; «Дневник Джона Ивлина» в публикации Уильяма Брея; «Дневники и переписка Самюэля Пеписа» в публикации Генри Уитлея; «Дневники Пеписа, Ивлина, Кларендона и их современников»; «Жизнеописание Карла II, составленное его преподобием К. Дж. Лайеном»; миссис Джеймсон «Известнейшие красавицы при дворе Карла II»; Агнес Стрикленд «Биографии английских королев»; У. Чемпмен «Славный род Вильерсов»; Джен Лейн «Тайтус Оутс»; Ф.К Монтегью «Политическая история Англии»; Джон Уэйд «История Британии»; Дороти Сениор «Веселый монарх».

Джин Плейди

Шел месяц май, прекраснее и веселее которого Англия, по всеобщему мнению, еще не знала. И наступил наконец самый великий, двадцать девятый день месяца. Выкатившееся утром на небо солнце светило сегодня как будто ярче обыкновенного.

— День будет ясный, — кивали друг другу жители городских домов, верхние этажи которых чуть не окно в окно нависали над узкими мощеными улочками. — Это добрый знак!

Жители окрестных деревень, едва рассвело, потянулись к главной дороге: всем хотелось пораньше занять места, чтобы не пропустить самое интересное.

— Ишь, как дрозды с зябликами на радостях заливаются! — говорили одни. — Сроду так не пели. Чуют, видно, что вернулись добрые времена!..

Другие замечали, что вишни по весне никогда прежде не цвели так буйно, а цветы и травы никогда так не благоухали. Детвора уже насобирала по лугам целые охапки лютиков, колокольчиков, сердечника и чистотела, чтобы было чем выстилать дорогу, и теперь, украсив себя цветочными венками и гирляндами, приплясывала под веселое пиликанье деревенских скрипочек.

Со всех башен и колоколен от Рочестера до Лондона разносился несмолкаемый колокольный звон.

В этот радостный майский день король-изгнанник возвращался наконец к своему народу.

Он ехал посреди кавалькады, и его высокая ладная фигура в седле видна была издалека. В темных живых глазах светилось радостное нетерпение, и разве что на самом дне их тлели насмешливые искорки. Лицо бороздили ранние морщины, из-за которых он выглядел старше своих тридцати. К слову сказать, сегодняшнее возвращение счастливо совпадало с тридцатым днем его рождения, и все признавали, что дата торжественного въезда в столицу выбрана как нельзя лучше.

Вместе с ним по дороге двигалось двадцать тысяч воинов, пеших и конных, с поднятыми мечами; однако с каждой милей шумная кавалькада все более и более разрасталась, ибо многие желали засвидетельствовать свое почтение королю. Танцоры с бубенчиками на одеждах, неизменные любимцы народных майских празднеств, сходили с ума от радости: для них возвращение короля означало конец мрачного пуританского засилья. Скрипачи наяривали на своих скрипочках самые развеселые джиги, даже чванливые градоначальники в строгих мантиях веселились сверх всякой меры. Верноподданные обоего пола и всех сословий спешили присоединить свои голоса к общему хору во славу Его величества.

Наконец под праздничный перезвон колоколов въехали в столицу. Улицы были загодя увешаны яркими гобеленами, по городским трубам вместо воды текло вино. Лондонцы со слезами радости бросались друг другу в объятья.— Кончились тоскливые дни! — восклицали они. — Король едет домой!..

А это означало, что снова начнется череда веселых представлений, торжеств и пышных процессий; городские молочницы с увитыми цветами ведрами потянутся, пританцовывая, к набережной на призывный голос скрипки; как прежде, распахнут свои двери театры и увеселительные сады; зашумят Варфоломеевская и Саутуоркская ярмарки, и можно будет открыто устраивать травлю быков и петушиные бои; смех из порока опять превратится в добродетель, а славное Рождество будет праздноваться с былым размахом. Воистину, в Англию пришли добрые времена: Его величество король Карл Второй вернулся домой.