Избранное в двух томах. Том II

Стрехнин Юрий Федорович

После Белграда путь лежал к Будапешту. В венгерском городке Илок, в центре вражеского укрепленного района, разведчики выкрали из гитлеровского штаба фашистскую шпионку, подготовленную для заброски в наш тыл, и офицера немецкой разведки. На подходах к Будапешту отыскали места, где противник хитроумно поставил под водой фугасные заграждения, рассчитанные на подрыв наших кораблей, определили, как и какие противопонтонные мины новой конструкции использует враг.

Под вечер из очередного поиска в тылу противника вернулась группа во главе с Калгановым: Никулин, Максименко, Неверов, Малахов и Веретеник. Греясь у печки в одном из домишек, который они раньше облюбовали в качестве своей базы для отдыха, разведчики разговаривали о

только что проделанном пути. Но не характер обороны врага, не расположение его сил, не то, как действовали, было предметом разговора. Поиск мало чем отличался от многих подобных. Дважды пересекли «нейтралку», тянувшуюся через железнодорожные пути, пристанционные склады и пустыри, дважды, не замеченные противником, перешли его передний край, принесли сведения… Нет, разговор шел не об этом.

Разговор шел о горящем пакгаузе между нашими и немецкими передовыми позициями.

Мимо этого пакгауза, одного из многих близ железнодорожной линии, разведчики возвращались обратно.

Их внимание привлекло не то, что пакгауз горел, — мало ли они за войну видывали пожаров. Да и горел-то он едва-едва, почти без пламени, лишь сочился жидковатый дымок из маленьких окошек под крышей, из распахнутых широких дверей. Их взволновало то, что весь пакгауз был заполнен мешками. А в мешках была мука — в этом они убедились, заглянув внутрь склада. Видимо, гитлеровцы не ожидали, что им придется так быстро оставить территорию, на которой находится склад, и не успели эвакуировать его. Мука уже высыпалась из некоторых прогоревших мешков — великолепная, белая. Она поддавалась огню медленно, словно нехотя, скорее тлела, чем горела, и лишь кое-где временами занималась коптящим пламенем.

Вот об этой муке и шел разговор.

Завел его Аркадий Малахов, который прожил в блокадном Ленинграде самую тяжкую первую зиму и на себе испытал, что такое голод. Малахов сокрушенно сказал:

— Сколько хлеба гибнет, а народ в городе без куска…

— Давеча в подвал заглянул, — вспомнил Веретеник, — а там, среди прочего люда, детишек полно. Одной девчушке сухарь дал, как схватит! А мать отобрала, на троих делить начала.

— У наших обозников, я видел, коня осколком убило, — припомнил и Никулин. — Оставили того коня на улице, так мадьяры вмиг разделили. Один хвост остался. Вот до чего гитлерюга людей довел!

— Голодуют… Вот кабы ихние власти ту муку раздать успели…

— Раздали бы, держи карман шире! Гитлеровцы да салашисты небось никого к ней не подпускали, а стали драпать — подожгли.

— А не от снаряда загорелось?

— Может, и от снаряда… Хлеба гора, а рядом с голоду чуть не мрут.

— Вывезти бы ту муку, пока вся не сгорела, да жителям раздать! — горячился Малахов. — Склад-то на «нейтралке» стоит, не у гитлеровцев.

— Как вывезешь? Гитлеровцы дорогу просматривают.

— А если переулками да через пустырь? Где шли, там повозка пройдет.

— Разве когда совсем стемнеет? Чтобы фриц не углядел.

— Устроим-ка субботник! — предложил Калганов. — Нам после поиска полсуток отдыха дано. Вот и используем. Подкормим здешний народ.

Разведчики охотно приняли предложение.

— Ну, если все согласны, будем действовать! — Калганов распорядился: — Любиша! Возьми с собой Никулина, Веретеника и Малахова, пройдите по подвалам, где прячутся жители. Объясни людям, что мы хотим добыть для них хлеб. Расскажи, где эта мука, как ее можно достать. Спроси, кто хочет нам помочь. Скажи, что требуются крепкие мужчины, которые смогут таскать мешки. Отберите человек десять. И зайдите по пути к нашим солдатам-обозникам. Попросите у них на время хотя бы одну повозку. Объясните, для какого дела, — не откажут. Организуйте!

Пока Любиша Жоржевич, незаменимый как переводчик, Никулин и Веретеник «организовывали» грузчиков и повозку, Калганов пошел к командиру стрелковой роты, через передовые позиции которой он намеревался повести

своих матросов и мадьяр за мукой. Калганов попросил командира роты, чтобы пехотинцы, в случае если противник обнаружит «охотников за мукой», прикрыли их отход огнем. Подивившись тому, что затеяно столь рискованное дело, командир роты дал согласие. Мало того, он связал Калганова с командиром минометчиков, находившимся на том же наблюдательном пункте, и тот обещал в случае чего поддержать огоньком.

Уже опустилась декабрьская ночь, когда через наш передний край по примыкающим к железной дороге улицам Будафока перешли под командой Калганова пять разведчиков — Никулин, Малахов, Веретеник, Максименко и Неверов. За ними ехала повозка, запряженная парой лошадей, и шли с десяток добровольцев-мадьяр.

Было темно и тихо. Разведчики пробирались переулками и пустырями, прячась в тени зданий. Им удалось благополучно, вместе с мадьярами и повозкой, пройти к горящему пакгаузу.

За время, пока готовилась эта экспедиция, огонь успел распространиться и все дальше полз по штабелям мешков. В некоторых местах мука горела уже сильно, взбрасывая к потолку склада языки чадного, жирного пламени. И может быть, оставалось немного до той минуты, когда весь склад займется огнем… Тушить? Но тушить было нечем. Да и некогда.

Поставив одного следить за противником и спрятав повозку за углом склада, разведчики вместе с мадьярами бросились в пакгауз. Хватали тяжелые, горячие, местами уже тлеющие мешки, взваливали их на спины, тащили к повозке. Как только повозку нагружали доверху, кто-нибудь из разведчиков брался за вожжи и переулками гнал ее к нашей передовой — до нее было не особенно далеко, метров двести. Свалив мешки в одном из дворов сразу же за передним краем, лошадей рысью гнали обратно к пакгаузу.

Сделали уже несколько возок. Во дворе росла гора мешков. Но вот, когда пустая повозка, выехав из одного переулка, быстро пересекала широкую улицу, спеша к пакгаузу, в темном небе послышался протяжный прерывистый свист. Недалеко от повозки на камни мостовой грохнулась мина. Перепугавшиеся лошади подхватили повозку, галопом вынесли ее в переулок. Позади, на улице, грохнула еще одна мина, еще… В ответ полетели мины с нашей стороны.

Ни лошади, ни люди, сопровождавшие повозку, не пострадали. Но стало очевидно, что прежним путем муку вывозить нельзя. А другой дорогой с повозкой не проберешься.

Что делать? Закончить на этом работу? Но в пакгаузе осталось еще так много мешков, а в Будафоке так много голодных людей…

Выход подсказал Любиша Жоржевич. Вернее, грузившие муку мадьяры, с которыми Любиша разговаривал на их родном языке. Они сообщили, что к пакгаузу можно подойти, не показываясь на глаза противнику, не переулками, не улицей, а там, где к складу примыкает товарный двор станции. Повозка по загроможденному двору не пройдет, но человек пробраться может.

Решили испытать подсказанный мадьярами путь. На себе таскали мешки от пакгауза к забору, а потом через пролом в заборе на товарный двор. Там поджидали выпряженные из повозки лошади. Им на спины взваливали по два связанных вместе мешка и закоулками двора, среди штабелей каких-то ящиков и бочек, вели их к переднему краю.

После полуночи из пакгауза вынесли и доставили за нашу передовую все уцелевшие от огня мешки.

На дворе, где сложили спасенную муку, собрались разведчики — усталые, потные, с черными потеками гари и со следами муки на лицах и одежде, но очень довольные тем, что им удалось выполнить задуманное. Здесь были и мадьяры, которые с таким рвением выносили муку. К ним, несмотря на поздний час и на то, что не так далеко падали немецкие снаряды, присоединилось множество жителей ближних улиц — мужчин и женщин. Подходили все новые и новые люди. Видимо, слух, что русские будут раздавать муку, быстро распространился по всем убежищам, где вот уже который день прятались от обстрелов изголодавшиеся жители Будафока.