Избранное. Повести и рассказы
Шрифт:
– Что в фургоне? Оружие? Наркотики? Бабы?
– Бабы, бабы, - сказал герцог.
– Иди потрахайся.
Дикобраз обошел машину, лязгнул дверцей фургона и вернулся на удивление быстро.
– Да вы с ума сошли! Вы же их не довезете! Лучше давайте их здесь пристрелим, чтобы не мучились...
– Добрый какой, - сказал Гугу.
– А разве у вас в столице не знают, что доктор Магга придумал лекарство от всех болезней?
– От всех?
– не поверил дикобраз.
– От всех, - подтвердил Гугу.
– Кроме дурости твоей.
– Змеиное молоко! А сам-то ты кто
Гугу заревел еще сильнее того, как ревел, выталкивая машину. Он ревел о том, как трижды горел в бронеходе в то время как господа дикобразы отсиживались в окопах, о нравственном облике господ дикобразов, о некоторых особенностях интимной жизни господ дикобразов, о поведении жен господ дикобразов во время войны, о благороднейшем происхождении детей господ дикобразов, о том, как господа дикобразы...
– Ой, хорошо...
– сказал заслушавшийся дикобраз.
– Штатскому человеку и не понять, как хорошо. Да, аристократы так не могут, один генерал Дрыгга мог, за это они его и извели, сволочи...
В это время дверь вагончика снова распахнулась, оттуда показалась качающаяся фигура в черной шинели и зеленом колпаке.
– Ох, яйцерез мой оклемался, - с испугом сказал дикобраз.
– Ко мне яйцереза приставили для верности, вот я его и пою всю дорогу, чтобы не донес... У вас выпить есть? Не себе прошу, вам же лучше...
Герцог с сожалением достал из бардачка фляжку и протянул дикобразу.
– Есть, есть у них!
– радостно заорал дикобраз в сторону вагончика. И добавил негромко: - Вы проезжайте быстрей от греха, а то он тут с похмелья у меня человек пять расстрелял...
Гугу не надо было долго уговаривать.
– А чего мы его не убили-то?
– с удивлением спросил он, когда блок-пост остался позади.
– Мы же не яйцерезы, - сказал герцог.
– Яйцерезы, не яйцерезы, а только они у меня, когда порядок наводить станем, эту дорожку будут языками вылизывать.
– А ты веришь, что станем порядок наводить?
– спросил герцог.
– Возил бы я тебя иначе, котяра!
– ответил Гугу и сунул в рот дорогую сигарету из личных запасов герцога Алайского.
Скоро внизу, в долине, показалась и столица. Дым стелился над ней, дым от многочисленных пожаров, и не все из них мог погасить дождь. Серая ладонь дыма принакрыла развалины герцогского дворца, громаду торгового центра, сгоревшие сады, шестигранник министерства обороны, взорванный мост через Иди-Алай, исторический музей, построенный безумным архитектором в виде древней усыпальницы, стадион боевых искусств на триста тысяч зрителей, старинный театр, который по привычке именовали Императорским, заводской район, откуда в основном и поднимались клубы дыма, и страшно было даже представить, что может гореть, скажем, на фабрике синтетического топлива, поскольку компоненты были сплошь токсичные - а надо всем этим торчал из дымного покрывала согнутый гвоздь Радиобашни.
Они проехали последний рубеж обороны - рубеж, который так и не понадобился, зато кому-то очень понадобилось привести его в полную негодность. Тут и там валялись сорванные взрывом боезапаса башни врытых в землю бронеходов, колпаки дотов, изготовленные из армированного бетона, были расколоты ударами чудовищной силы, словно вышел из моря пацифист ростом до неба и принялся приводить в исполнение свою давнюю мечту.
Может, это и к лучшему, подумал герцог, по крайней мере, въезд свободен, если только, конечно, наши далекие друзья не привезли сюда что-нибудь посерьезнее... Хотя не должны бы, это против их принципов.
На блок-постах их останавливали еще дважды, но в первый раз Гугу снова провел словесную артподготовку, и помогло, а во второй раз бородатый яйцерез, вполне грамотный, стал очень пристально приглядываться к герцогу, но тут один из раненых в фургоне издал столь жалобный предсмертный вопль, что проняло даже яйцереза.
Они доехали до условленного места. Гугу загнал машину во двор. Похоже, что жильцы покинули этот район, и понятно - район был аристократический, престижный. Все тут уже на десять рядов разграбили, а чего утащить не смогли - расколотили. Посреди двора стояла бывшая скульптура Морской Девы работы самого Тругга. От скульптуры остались одни ласты на постаменте. Герцог бывал раньше в этом доме.
Их встретил бывший капрал дворцовой стражи, немолодой и небритый мужик с подбитым глазом. Герцога он, конечно, узнал, несмотря на стриженую голову и грязно-зеленый халат санитара, но виду не подал, потому что виду подавать было нельзя, только вздохнул глубоко и выкатил из-за угла мотоцикл "Прыгунчик", некогда принадлежавший хозяйскому сыну. Герцог и мотоцикл узнал. Не новый, но шикарный, со всеми хромированными причиндалами и очень мощный. Как раз на таких сейчас и катались оборванцы.
– Располагайтесь, - сказал герцог шоферу, и тот выпустил истосковавшуюся раненую братию из фургона. Братия выстроилась в шеренгу по росту, хотя рост у всех был примерно один, соответствующий стандарту личной гвардии герцогов Алайских.
– Ждите меня до вечера. Если не вернусь...
– он подумал и продолжил: - Значит, не вернусь. Тогда капрал выводит вас из города по своему усмотрению.
Он еще раз осмотрел Гугу, оценил свою работу. Издали сойдет. Да и вблизи сойдет, ведь времени присматриваться не будет. Не должно быть.
По городу бродили какие-то самодельные патрули, иногда со страху стреляли по окнам, в которых им чудились снайперы старого режима. На Цветном кольце его остановил патруль настоящий - двое полицейских и яйцерез на спецмашине.
– Угог, - прочитал в герцоговом документе яйцерез.
– Это где ж такие имена дают - Угог? В карательных отрядах, наверное?
– В школе младших лекарей, - спокойно ответил полковник Гигон.
– Тут же написано.
– Ты погляди!
– всплеснул руками яйцерез. Он был, точно, не кадровый, а сидел всю жизнь в какой-нибудь пивнухе да ждал, не поставит ли добрый человек кружечку.
– Кого ни возьми - то санитар, то дворник, то парикмахер. Только защитников кровавого режима не сыщешь. Поедем-ка в участок, там разберемся...
Видно было, что полицейским, как и дикобразу, стыдно водиться с подобным типом - полицейские не попали на фронт по причине преклонных лет.