Избранное. Семья Резо
Шрифт:
Что же касается Эрве Базена, то он достойно, на свой манер продолжает лучшие традиции французского реалистического романа, развивая и обогащая их.
Следует напомнить, что после второй мировой войны, когда пришел в литературу Эрве Базен, французский роман переживал годы и подъема и упадка. Писателям далеко не всегда удавалось правдиво и во всей полноте отразить в своих произведениях всю сложность, противоречивость, изменчивость жизни современной Франции.
Не все писатели сумели сохранить высокие патриотические и демократические идеалы, рожденные Сопротивлением в годы борьбы против фашизма и нацистской оккупации, не поддаться разочарованию, скептицизму, душевному упадку перед лицом наступления
В этой связи мне хочется напомнить письмо Эрве Базена, обращенное в 1960 году к «Молодому писателю, который хочет получить Гонкуровскую премию». Это замечательное послание можно было бы, на наш взгляд, считать своеобразным литературным кредо Базена.
Говоря о некоторых французских писателях, заявивших о себе в период между двумя мировыми войнами и некогда считавшихся «властителями дум», Эрве Базен отмечал, что кое-кто из них «в вихре катастроф сбился с пути, другие замолчали. Те, кто нес в мир идеи, были взяты на подозрение. Их ближайшие последователи, пережившие бойню, спешили выплеснуть переполнявший их ужас, и оттого какое-то время печать питалась бунтом. Потом он иссяк. Испуганная, словно неуверенная в своих целях и в своей борьбе, новая волна укрылась в классических прибежищах Византии».
Эрве Базен употребляет слово «Византия» как символ изощренного и замкнутого на самом себе художественного творчества: «Во-первых, есть прибежище Маленького „я“, собственное нутро: Мсье, Мадам и третий, самолюбование, — до чего же мы одиноки вдвоем, до чего разочарованы!.. Есть и такое прибежище, как Лаборатория: давайте делать новое… Но что являет собой это новое? Только форму. И в разгроме сюжета… бесчеловечное торжество предмета. Психологический роман умер…»
Для представителей «новой волны» в литературе характерно не только «острое внимание к технике письма», но и, как с горечью отмечал Эрве Базен, «удивительное безразличие к важнейшим сторонам современной реальной жизни».
Более двадцати лет пролетело с тех пор, как Эрве Базен опубликовал свое письмо к молодому литератору. За это время одна «новая волна» с шумом сменяла другую, не оставляя сколько-нибудь заметного следа в культурной жизни Франции. А произведения Эрве Базена занимали все более прочные позиции не только во французской, но и в мировой литературе, вызывая живой интерес читателей многих стран. И основная причина растущей популярности писателя — жизнеутверждающий реализм его творчества, его огромный, прекрасный талант, редкое умение проникнуть в самую суть явлений, в глубины человеческой души, рельефно отобразить действительность во всей ее сложности и противоречивости. Ярким примером этого может служить и предлагаемая вниманию читателей трилогия «Семья Резо».
Литературные критики отмечали в образе и судьбе главного героя трилогии — Жана Резо — определенные автобиографичные черты, характерные приметы и события жизни автора. Действительно, основная канва, важнейшие персонажи романа нередко вызывают в памяти родословную семейства Базен. Нам думается, однако, что нарочитые поиски совпадающих фамильных черточек и «родимых пятен» в биографии автора и героев его произведений могут в какой-то степени увести от восприятия трилогии как чрезвычайно яркого обобщения конкретного социального явления и уклада, характерного для Франции периода между двумя войнами и послевоенной. Недаром Эрве Базен счел нужным предпослать заключительной книге трилогии «Крик совы» следующие строки: «Змея в кулаке» и «Смерть лошадки» — были уже романами. «„Крик совы“ — их продолжение — тоже роман: всякое отождествление персонажей с реальными лицами было бы заблуждением».
Уже в первом романе — «Змея в кулаке», — события которого относятся к 20–30-м годам нашего века, Эрве Базен показал чудовищную моральную деградацию буржуазно-аристократического рода, характерную для определенного социального уклада Франции наших дней. «…Я родился в семействе Резо, — говорит главный герой повествования Жан, — на последней, отдаленной ветви истощенного генеалогического древа, бесплодной смоковницы, посаженной в оскудевших кущах христианской веры».
Отец героя книги Жак Резо, судья, доктор права, женился «на большом приданом» богатой мадемуазель Поль Плювиньек, внучке банкира и дочери сенатора. Этот брак по расчету, без любви и взаимного уважения, этот союз обнищавшего и чванливого буржуазно-аристократического рода с денежным мешком никому не принес счастья — ни родителям, ни детям.
Глава семейства — папаша Резо, блеклый, безвольный человек, полностью порабощенный властью денег и деспотизмом своей супруги, занимающийся псевдонаучной деятельностью, о котором сын говорит: «Сущность моего отца можно определить в двух словах — бездеятельный Резо». Однако он строго придерживается внушенных ему религиозных и политических взглядов, гордясь их консерватизмом. Послушайте его мнение о народе: «Существует… народ (грубое простонародье), которому наплевать на гуманизм, который пьет красное вино, не разбавляя его водой, у которого излишне волосатая грудь и дочери которого грешат со студентами… и вот этому самому народу, этим глупым рожам радикалы предоставляют чрезмерную привилегию — столько же гражданских и политических прав, сколько имеет их любой из господ Резо…»
Политические симпатии мсье Резо четко выявляются и в такой, например, схватке с коммунистом-железнодорожником, случайно вспыхнувшей в вагоне. Отвечая на язвительную реплику мсье Резо, железнодорожник говорит:
«— …Я работаю. Если бы и господа буржуа работали, вместо того чтобы жить бездельниками, то есть паразитами, страна не дошла бы до теперешнего положения.
И тогда мсье Резо, воинственно ощетинив усы, воскликнул:
— Не клевещите на буржуа, сударь! Буржуа — это олицетворение благоразумия, рассудка и традиций Франции.
— Не Франции, а франка. Так будет вернее».
Таков, в нескольких чертах, папаша Резо. Что же касается мадам Резо, прозванной детьми за свой злобный нрав Психиморой, то, по определению ее сына Жана, ей «по ее натуре очень подошла бы должность надзирательницы в женской каторжной тюрьме». Жестокость, ханжество, скупость, мелкое тщеславие, ограниченность — все эти отвратительные черты в полной мере присущи мадам Резо, превратившей собственный очаг в сущий ад для своих детей и домочадцев, которых она всячески стремится запугать и унизить. «Количество килограммометров, израсходованных ее конечностями на мои щеки и зад, — горько иронизирует Жан, — представляет собой интересную проблему бесполезной траты энергии».
И постепенно в душе ребенка прорастает семя бунта, бунта, сначала направленного против деспотизма, жадности и жестокости матери, а позднее и против всего буржуазного класса, против социальной несправедливости, против мира наживы и подавления человеческого достоинства. Герой порывает не только со своей семьей, но и со всем буржуазно-аристократическим кланом, с этим отжившим, умирающим кланом. Весьма характерна надпись, сделанная Эрве Базеном на романе «Крик совы», подаренном им автору этих строк: «Это — конец серии о Резо, начатой „Змеей в кулаке“. Это также — вместе с концом Психиморы — конец определенного архаичного общества».