Избранное
Шрифт:
Фантастики в ранних рассказах В. Каверина было много, но фантастика эта была очень странной, подчас забавной! Так, в рассказе «Бочка» (1923) писатель упрятал в винную бочку Лондон, и вот он катится и спотыкается вместе с бочкой, от толчков которой зависит победа «правых» или «левых» в английском парламенте. Но больше всего Каверина поражала фантастика Э.-Т.-А. Гофмана, его волшебное мастерство в умении переводить реальный мир в фантастический, чему Каверин и пытался учиться в «Мастерах и подмастерьях». Легковесность фантастики Каверина очень беспокоила М. Горького, он часто советовал ему
Формализм глубоко пустил свои корни в творчестве В. Каверина. Поэтому так мучительно и трудно проходило освобождение писателя от формализма. Впервые он попытался вырваться из власти литературных схем и создать произведение на реальном жизненном материале в повести «Конец хазы» (1923). Но единственное, что вошло из жизни в эту повесть о ленинградских налетчиках, был язык. Автор так увлекся блатным жаргоном, что пришлось в конце повести давать словарь воровских выражений.
Тема революции в 20-х годах была пробным камнем для писателей самых различных направлений.
В середине 20-х годов к этой теме обращается и В. Каверин. В 1926 г. выходит его роман «Девять десятых судьбы». Почти неизвестный современному читателю, в свое время он сыграл большую роль и в истории литературы и в творческой эволюции писателя. Он доказал полную несовместимость формализма с революционной действительностью и с новым революционным искусством. Именно на этом романе разбились иллюзии и формалистов и самого Каверина о том, что будущее русской литературы решит новая литературная форма, в данном случае авантюрный роман.
Судя по эпиграфу — «Но вот в чем дело: как организовать мир?», автор делал заявку на серьезную проблемную книгу об интеллигенции и революции. Но авантюрный сюжет увел его от исторической правды, лишний раз доказав, что в жертву сюжету нельзя приносить то, чему он должен служить, — раскрытие внутреннего мира героя, отражение жизненного конфликта.
Долго в книгах Каверина правдивость не уживалась с сюжетом. Только впоследствии эти качества предстанут как единое целое, и в результате появится такой замечательный роман, как «Два капитана».
Впервые жизненная правда восторжествовала в книгах Каверина только тогда, когда он попробовал свои силы в спокойной психологической прозе. Это произошло в романе «Скандалист, или Вечера на Васильевском острове» (1927). Работа над этим романом, как признается В. Каверин, впервые заставила его увидеть еще «вдалеке смутные очертания реалистической прозы. Никогда еще желание овладеть реалистическим письмом не было так сильно».
Роман «Скандалист» очень не похож на то, что было написано В. Кавериным раньше. Отказавшись от выдуманных героев, писатель создал книгу о людях, с которыми жил и которых хорошо знал, то есть впервые обратился к своему, пусть небольшому, жизненному опыту. Его героями стали писатели, литераторы, лингвисты.
Работая над этим романом, Каверин ходил с записной книжкой за своими героями, Люди, знакомые с литературной средой Ленинграда тех лет, легко узнавали прототипов романа. Речь идет по только о внешнем портретном сходстве. Важно другое. Каверину удалось создать правдивую картину жизни той интеллигенции, которая скандалила и бунтовала против старых норм жизни, но осталась глуха и к тем переменам, которые принесла революция.
В 1931 году в печати появился роман В. Каверина «Художник неизвестен». Это была последняя книга, в которой автор отдал дань своим иллюзиям насчет искусства интуитивного, отрешенного от жизни. А что это так, убеждает вышедшая в том же 1931 году книга путевых рассказов «Пролог».
Она была написана после поездки писателя по стране и довольно длительного пребывания его в совхозе «Гигант» Сальской области.
Для человека кабинетного, погруженного в книги, эта поездка была, как говорит автор, «открытием новых людей в новых, еще не бывалых обстоятельствах и открытием собственной возможности писать об этих людях». С «Пролога» начинался новый Каверин, писатель современной темы и современного человека. Он увидел тяжелую жизнь «тех, кто отважился идти в наступление на косный, скифский мир», но люди, с поразительным упорством делавшие свое дело, изумляли и восхищали его.
Пусть пока в степи стояло только три дома, пусть не было воды, но автор видел, как по ночам строили дома и как «длинный, нескладный садовник уже вбивал колышки в грязь и бранил трактористов, невзначай наехавших на его воображаемый парк».
Тракторист, бывший кочевник, Чечевица молча запахивает кладбище, где был похоронен его отец. «Я думал о мужестве, — пишет В. Каверин, — с которым этот человек, сидевший подле меня, положив на руль доверчивые грязные руки, начинал биографию не только свою — своего поколения, — не только поколения — рода. Я думал о страшной простоте, с которой этот человек, сидевший подле меня в нерусских штанах и соломенной шляпе скотовода, отрекался — не за одного себя — от того, чем жил его отец и дед, и дед отца и дед деда».
Пусть увиденная автором жизнь была еще «не такой, какой она должна быть», но она оценивалась автором как пролог к большим свершениям нового человека.
В середине 30-х годов Каверин написал роман «Исполнение желаний». Это одна из первых в нашей литературе книг о советской интеллигенции, о рождении нового типа ученого, тесно связанного с народом, о науке, ее величии и силе.
Роман «Исполнение желаний» автобиографичен. Хотя в нем и нет автобиографического героя, тем не менее в этом романе много собственного, личного, авторского. И это личное, собственное, авторское воплощено в поисках, сомнениях, дерзаниях, переживаниях героев, которых Каверин искренне любит.
В «Исполнении желаний» Каверин честно, откровенно переосмысливал свою биографию и биографию своего поколения. Он выносил решительный приговор героям «Скандалиста», чего не в состоянии был сделать несколько лет назад. Наконец-то он нашел героев, которые не скандалили с историей и не отшучивались от времени, а искали и находили свое место в общем деле строительства нового общества. Книга Каверина утверждала творческие возможности, открывавшиеся перед каждым человеком в нашей стране, если он не замыкался в узком кругу эгоистического «я», не отравлял себя ядом честолюбия и славы.