Избранное
Шрифт:
шуп, шуп.
Фаол продолжал: "Если грешит только один человек, то значит
все грехи мира находятся в самом человеке. Грех не входит в че
ловека, а только выходит из него. Подобно пище: человек съедает
хорошее, а выбрасывает из себя нехорошее. В мире нет ничего не
хорошего, только то, что прошло сквозь человека, может стать не
хорошим."
– Умняф, - сказал Мышин, стараясь приподняться с пола.
Фаол продолжал: "Вот я говорил
тояниях наших, которые называются одним словом "любовь". Ошибка
ли это языка, или все эти состояния едины? Любовь матери к ре
бенку, любовь сына к матери и любовь мужчины к женщине - быть
может, все это одна любовь?"
– Определенно, - сказал Мышин, кивая головой.
Фаол сказал: "Да, я думаю, что сущность любви не меняется от
того, кто кого любит. Каждому человеку отпущена известная вели
чина любви. И каждый человек ищет, куда бы ее приложить, не ски
дывая своих фузеляжек. Раскрытие тайн перестановок и мелких
свойств нашей души, подобно месиву опилок..."
– Хветь!
– крикнул Мышин, вскакивая с пола.
– Сгинь!
И Фаол рассыпался, как плохой сахар.
1940 год.
– 101
* * *
Я долго смотрел на зеленые деревья.
Покой наполнял мою душу.
Еще по-прежнему нет больших и единых мыслей.
Такие же клочья, обрывки и хвостики.
То вспыхнет земное желание.
То протянется рука к занимательной книге,
То вдруг хватаю листок бумаги,
Но тут же в голову сладкий сон стучится.
Сажусь к окну в глубокое кресло.
Смотрю на часы, закуриваю трубку,
Но тут же вскакиваю и перехожу к столу,
Сажусь на твердый стул и скручиваю себе папироску.
Я вижу - бежит по стене паучок,
Я слежу за ним, не могу оторваться.
Он мешает взять в руку перо.
Убить паука!
Лень подняться.
Теперь я гляжу внутрь себя,
Но пусть во мне, однообразно и скучно,
Нигде не бьется интенсивная жизнь,
Все вяло и сонно, как сырая солома.
Вот я побывал в самом себе
и теперь стою перед вами.
Вы ждете, что я расскажу о своем путешествии.
Но я молчу, потому что я ничего не видел.
Оставьте меня и дайте спокойно смотреть
на зеленые деревья.
Тогда, быть может, покой наполнит мою душу.
Тогда, быть может, проснется моя душа,
И я проснусь, и во мне забьется интенсивная жизнь.
2 августа 1937 года.
* * *
Господин невысокого роста с камушком в глазу подошел к двери
табачной лавки и остановился. Его черные, лакированные туфли си
яли у каменной ступенечки, ведущей в табачную лавку. Носки ту
фель были направлены вовнутрь магазина. Еще два шага, и господин
скрылся бы за дверью. Но он почему-то задержался, будто нарочно
для того, чтобы подставить голову под кирпич, упавший с крыши.
Господин даже снял шляпу, обнаружив свой лысый череп, и, таким
образом, кирпич ударил господина прямо по голой голове, проломил
черепную кость и застрял в мозгу. Господин не упал. Нет, он то
лько пошатнулся от страшного удара, вынул из кармана платок, вы
тер им лицо, залепленное кровавыми мозгами, и, повернувшись к
толпе, которая мгновенно собралась вокруг этого господина, ска
зал:
– Не беспокойтесь, господа: у меня была уже прививка. Вот ви
дите,- у меня в правом глазу торчит камушек. Это тоже был однаж
ды случай. Я уже привык к этому. Теперь мне все трын-трава!
И с этими словами господин надел шляпу и ушел куда-то в сто
рону, оставив смущенную толпу в полном недоумении.
1939-1940 годы.
– 103
ПОМЕХА (?)
Пронин сказал:
– У вас очень красивые чулки.
Ирина Мазер сказала:
– Вам нравятся мои чулки?
Пронин сказал:
– О, да. Очень.
– И схватился за них рукой.
Ирина сказала:
– А почему вам нравятся мои чулки?
Пронин сказал:
– Они очень гладкие.
Ирина подняла свою юбку и сказала:
– А видите, какие они высокие?
Пронин сказал:
– Ой, да, да.
Ирина сказала:
– Но вот тут они уже кончаются. Тут уже идет голая нога.
– Ой, какая нога!
– сказал Пронин.
– У меня толстые ноги, - сказала Ирина.
– А в бедрах я очень
широкая.
– Покажите, - сказал Пронин.
– Нельзя, - сказала Ирина, - я без панталон.
Пронин опустился перед ней на колени.
Ирина сказала:
– Зачем вы встали на колени?
Пронин поцеловал ее ногу чуть повыше чулка и сказал:
– Вот зачем.
Ирина сказала:
– Зачем вы поднимаете мою юбку еще выше? Я же вам сказала,
что я без панталон.
Но Пронин все-таки поднял ее юбку и сказал:
– Ничего, ничего.
– То есть как это так, ничего?
– сказала Ирина.
Но тут в двери кто-то постучал. Ирина быстро одернула свою
юбку, а Пронин встал с пола и подошел к окну.
– Кто там, - спросила Ирина через двери.
– Откройте дверь, - сказал резкий голос.
Ирина открыла дверь, и в комнату вошел человек в черном паль