Избранное
Шрифт:
— А вам кто-нибудь предлагал ее нанять?
Агроном вспоминает, что действительно предлагала какая-то высокая здоровенная брюнетка, по слухам любовница дона Чезаре, да, да, вероятно, Эльвира, сестра Мариетты; она еще очень удивилась, что домашнее хозяйство ведет у него жена пастуха.
— Ну, теперь вы попались в наши тенета, — восклицает комиссар.
— А почему бы и нет? — спрашивает агроном.
«Заарканила его», — думает комиссар. Ему нравится это выражение. Есть люди, которые заарканивают других, заарканившие в свою очередь становятся заарканенными — все, в конце концов, взаимосвязано, от этого никому не уйти. Сам он заарканивал множество женщин, главным образом замужних;
— А вы слышали, как Мариетта поет?
— Нет, не слышал, — отвечает агроном.
— У нее определенный талант, — продолжает комиссар. — Голос очень высокий, так называемый горловой, при исполнении некоторых народных песен он еще и модулирует. Такие голоса порой встречаются у местных крестьянок. По-настоящему оценить такое пение может только уроженец манакорского побережья, вам, возможно, и не понравится. Причем «голос» ничего общего с гнусавым пением арабских женщин не имеет.
— Голос? — переспрашивает ломбардец.
— Определяя такой вид пения, мы для краткости говорим просто «голос». Все женщины, обладающие так называемым «голосом», немного колдуньи.
— Неужели вы верите в колдовство? — удивляется агроном.
Комиссар улыбается: нет, положительно эти северяне полностью лишены чувства юмора.
— Конечно же, нет, — говорит он. — Но за все приходится расплачиваться. Тем, кого природа наделила таким даром, она отказала в чем-то другом.
— Вы, южане, по любому поводу разводите философию, — замечает агроном.
— Так что будьте начеку, — продолжает комиссар. — Одаренные люди лишены сердца. У Мариетты взгляд жесткий. Она вас заарканит…
— В ваших огромных южных поместьях девушек держат в ежовых рукавицах, из них получаются прекрасные хозяйки, — отвечает агроном.
Игра решительно принимает заманчивый оборот. Сыграно уже семь партий, и ни разу счастливая карта не выпала на долю Тонио и в патроны он не вышел. И никто ни разу не выбрал его себе в помощники. Играть в «закон» только тогда интересно, когда есть не просто жертва, а жертва, так сказать, наглядно отмеченная роковым невезением, и вот тогда-то игроки затравливают ее вконец; лишь в этом случае «закон» — игра бедняков — становится столь же захватывающей, как, к примеру, псовая охота или коррида, даже, пожалуй, еще более захватывающей, коль скоро здесь травят не быка, а человека.
Тонио уже проиграл свои двести лир и еще десять сверху, но для восьмого тура трактирщик отпустил ему вино в кредит. Партия в тарок тянулась долго, и в какой-то момент даже пошла так, что мог выиграть доверенный человек дона Чезаре. А это было бы весьма досадно. Хотя вовсе не так уж обязательно роптать на судьбу, если она вдруг сделает вольт и обласкает бывшую жертву вечного невезения. Иной раз такой поворот игры приносит кое-какие пикантные неожиданности. Тут все зависит от достоинств самой жертвы. Когда после нескольких проигранных подряд партий Маттео Бриганте или Пиццаччо снова выходят в патроны и устанавливают свой закон, их еще жжет память о нанесенных им оскорблениях, и это только подогревает их природную злобу и удесятеряет их издевательские таланты; вот так и по-настоящему хороший бык, который, казалось, уже находился при последнем издыхании, вдруг переходит в атаку и бросается на человека, может ли быть зрелище
Тонио поднялся с места.
— Я тебе тут остался должен сорок лир… — обратился он к трактирщику; отодвинув стул, он решительно направился к дверям, — …так отдам в следующий раз.
— Смотрите, смывается, — крикнул Пиццаччо. — А в брюхе пусто!
— Покойной всем ночи! — проговорил Тонио.
— Тонио! — окликнул его дон Руджеро.
Тонио был уже у дверей.
— Что вам угодно? — спросил он дона Руджеро.
— Ты не имеешь права уходить, — заявил дон Руджеро.
— А ты слушай его, — обратился трактирщик к Тонио. — Он скоро адвокатом будет. Он зря не скажет.
— Не имеешь права уходить, — продолжал дон Руджеро, — потому что твой контракт еще не кончился.
Раздался одобрительный шепот. Дон Руджеро начал партию весьма и весьма изящно.
— Слушай-ка, — гнул свое дон Руджеро. — Ты доверенное лицо дона Чезаре. Предположим, ты нанимаешь ему какого-нибудь работника. Работник и ты заключаете словесный контракт. Понятно, что я имею в виду?
Тонио слушал насупившись, хмуря брови.
— В силу вашего словесного контракта, — продолжал дон Руджеро, — ты не имеешь права увольнять этого работника без предупреждения. Но и работник в свою очередь не имеет права без предупреждения бросать работу. Согласен?
— Согласен, — нерешительно протянул Тонио.
— Садясь играть в «закон», ты как бы заключил о нами словесный контракт. И следовательно, не имеешь права уходить без предупреждения.
— Нет, так дело не пойдет, — отозвался Тонио. — Покойной всем ночи.
Но на пороге замешкался.
Дон Руджеро широким жестом обвел комнату:
— Призываю вас всех в свидетели. Доверенный человек дона Чезаре подает всем вам пагубный пример — нарушает контракт без предварительного предупреждения!
— Покойной всем ночи, — повторил Тонио. Но в голосе его все еще чувствовалась нерешительность.
— Тогда я потребую с Тонио долг, — вмешался трактирщик. — Человеку, нарушающему контракт, я в кредит не отпускаю.
— Возникает новая ситуация, — провозгласил дон Руджеро.
Он стремительно поднялся, подошел к Тонио и положил ему руку на плечо.
— Если тебе не верят в кредит, надо расплачиваться, а не уходить вот так вот. Отдай сначала хозяину его сорок лир, которые ты ему задолжал.
— Да у меня денег нету, — промямлил Тонио.
— Еще одно преступление — мошенничество. А это дело подсудное.
Снова раздался одобрительный гул, кто-то даже зааплодировал. Если только студент юридического факультета захочет, он такого может наворотить, что игра в «закон» станет еще завлекательнее.
— А ведь правда, — воскликнул Австралиец. — Я сам однажды видел такое в Фодже. Какой-то парень не заплатил в ресторане за обед. Хозяин кликнул стражников, и парня арестовали.
— Ладно, я на него зла не держу, — сказал трактирщик. — Пускай пообещает досидеть до конца партии, и я снова ему в долг отпущу.