Избранное
Шрифт:
— Я не пускал его на эту проклятую хлопушку, — с каким-то остервенением выговорил он наконец. Он снова пошевелился, и тогда старый Баярд опустил ноги на пол, а внук с шумом подвинул к нему стул и уселся. Движения его, такие же резкие, как у деда, несмотря на всю их стремительность, были, однако, рассчитаны и точны.
— Какого черта ты не сообщил мне о своем приезде? — сердито спросил старый Баярд. — И вообще, почему ты пробираешься сюда как вор?
— Я никому ничего не сообщал. — Молодой Баярд извлек из кармана папиросу и чиркнул спичкой о подметку.
— Что?
— Я никому не сообщал, что приеду, — повторил он громче, заслонив зажженную спичку ладонью.
— А вот Саймон знал. Почему ты извещаешь о своем приезде черномазых, а не родного
— К черту Саймона, сэр! — прокричал молодой Баярд. — Кто ему велел за мной шпионить?
— Не кричи на меня, мальчишка! — заорал в свою очередь старый Баярд.
Внук бросил спичку, глубоко и нервно затягиваясь папиросой.
— Не буди Дженни, — вполголоса добавил старый Баярд, поднося зажженную спичку к своей потухшей сигаре. — Ну, как дела?
— Дай сюда, я подержу, — сказал молодой Баярд, протягивая руку. — Ты подожжешь себе усы.
Но старый Баярд резко оттолкнул его, упрямо не выпуская спички из дрожащих пальцев.
— Я спрашиваю, ты здоров?
— Разумеется, жив и здоров! — отрезал молодой Баярд. — На войне, как и в мирное время, погибают одни дураки. Круглые дураки. — Он снова затянулся, но, не докурив папиросу, швырнул ее вслед за спичкой. — Одного я целых четыре дня подстерегал. Чтобы его приманить, мне пришлось вылетать на старой развалюхе «Ак. W» [17] , только с мотором от новой машины. Этот фриц поганый такой осторожный был, что на одних тихоходов охотился. Вот он свое и получил. На шести тысячах футов я его достал, всадил ему всю ленту прямо в кабину — все дырки шляпой накрыть можно, — но сукин сын никак не загорался.
17
«Ak.W.» — Очевидно, имеется в виду самолет старой конструкции. Однако ни в одном справочнике времен первой мировой войны не значится.
Он говорил все громче и громче. В воздухе веяло сладким запахом белых акаций, а голоса кузнечиков и лягушек звучали назойливо и звонко, как волынка, в которую тупо дудит слабоумный мальчишка. Луна смотрела на долину из своего серебряного оконца, и ее опаловые лучи, растворяясь, исчезали в таинственной бесконечности безмятежных далеких холмов, а голос молодого Баярда все звучал и звучал, продолжая рассказ о жестокости, скорости и смерти.
— Тише, — опять напомнил ему старый Баярд, — Ты разбудишь Дженни.
Внук послушно понизил голос, но вскоре опять заговорил громче, и через некоторое время мисс Дженни в белой вязаной шали поверх ночного капота появилась на веранде, подошла к нему и поцеловала.
— Полагаю, что ты здоров, — сказала она. — Иначе ты не был бы в таком дурном настроении. Расскажи нам о Джонни.
— Он был либо пьян, либо совсем рехнулся, — грубо ответил молодой Баярд. — Я не пускал его лететь на этом проклятом «кэмеле» [18] . В то утро человек своей собственной руки не видел. Небо было сплошь забито рваными облаками, и каждому ослу было ясно, что на их стороне будут кишмя кишеть «фоккеры» [19] , которые поднимаются на двадцать пять тысяч футов, а тут он на каком-то паршивом «кэмеле». Но он вбил в свою дурацкую башку, что долетит чуть не до самого Лилля. Я не мог его остановить. Он в меня выстрелил. Я пытался его отогнать, а он пустил в меня очередь. Он уже набрал высоту, но они поднялись не меньше чем на пять тысяч футов выше нас. Стиснули его со всех сторон, как паршивого теленка в загоне, а один, так тот прямо на хвосте у него сидел, пока он не загорелся и не рухнул. Тогда они повернули к дому.
18
«Кэмел» — английский истребитель времен первой мировой войны; маневренный, но неустойчивый самолет с маломощным двигателем.
19
«Фоккер» — германский боевой самолет (биплан или триплан), названный по имени авиаконструктора и фабриканта А. Германа Герхарда Фоккера (1890–1939).
В неподвижном воздухе все плыл и плыл запах белых акаций, и серебристыми колокольчиками заливались лягушки. В ветвях магнолии за углом дома запел пересмешник, и с дальнего края долины тотчас отозвался другой.
— Повернули к дому — он со всей своей сворой поганой, — сказал молодой Баярд. — Только я их и видел. Это был Плекнер, — добавил он, и на мгновение голос его зазвучал спокойно и даже гордо. — Один из их лучших пилотов.
Самого Рихтгофена ученик [20] .
20
…Самого Рихтгофена ученик. — Немецкий летчик Манфред Фрайгер фон Рихтгофен (1892–1918), по прозвищу «Красный барон», считался самым лучшим асом в германской авиации. Сбил более восьмидесяти самолетов противника. Погиб в бою.
— Да, это не шутки, — согласилась мисс Дженни и погладила его по голове.
Молодой Баярд на минуту задумался, — Я не пускал его на эту проклятую хлопушку! — вырвалось у него снова.
— А чего ты, собственно, ожидал, когда сам его так воспитывал? — спросила мисс Дженни. — Ведь ты же старший… Ты что, на кладбище ходил?
— Да, мэм, — тихонько отозвался он.
— О чем это вы? — спросил старый Баярд.
— Старый осел Саймон так и думал… Пойдем, тебе надо поужинать, — деловито произнесла мисс Дженни и опять бесцеремонно вторглась в его жизнь, со свойственной ей решительностью взяв в руки ее спутанные нити, и он послушно встал.
— О чем это вы? — повторил старый Баярд.
— А ты тоже отправляйся к себе. — Мисс Дженни и его втянула в орбиту своей воли — так человек мимо ходом снимает со стула небрежно брошенную одежду. — Тебе давно пора в постель.
Дед с внуком пошли вслед за нею на кухню и, стоя в дверях, ожидали, пока она, порывшись в леднике, поставит на стол еду, кувшин с молоком и пододвинет стул.
— Сделай ему пунш, Дженни, — посоветовал старый Баярд, но мисс Дженни тотчас отвергла это предложение:
— Молоко — вот что ему надо. Того виски, что он на войне выпил, я думаю, ему надолго хватит. Баярд — так тот, когда со своей войны возвращался, всякий раз непременно хотел въехать на лошади через парадное крыльцо. А ну-ка, пойдем. — И она решительно вывела старого Баярда из кухни и потащила вверх по лестнице. — Немедленно отправляйся в постель, слышишь? Оставь его на минутку в покое.
Убедившись, что он закрыл за собою дверь, она вошла в комнату молодого Баярда и постелила ему постель, потом отправилась к себе и вскоре услышала, как он поднимается по лестнице.
Его комната была озарена зыбким светом луны, и, не зажигая огня, он вошел и сел на кровать. За окном неумолчно гудели лягушки и кузнечики; лучи лунного света, словно хрупкие стекляшки, разбиваясь о кусты и деревья, звонким хрустальным дождем сыпались на землю, и все эти звуки тонули в ритмичных и гулких вздохах электрического насоса за конюшней.
Он нащупал в кармане еще одну папиросу, закурил ее, но после двух затяжек бросил. Потом он тихо сидел в комнате, которую прежде делили они с Джонни — двое отчаянных подростков-близнецов; он сидел на кровати, где провел со своей женой последнюю ночь отпуска накануне отъезда в Англию, а оттуда снова на фронт, где уже находился Джон. Мрак приглушил блеск ее волос, бронзовым вихрем застывших возле него на подушке, она обеими руками прижимала к груди его руку, и они тихонько разговаривали, обретя наконец способность здраво рассуждать.